Юрий Сенкевич - Путешествие длиною в жизнь Страница 44

Как это всегда бывает, праздник длился недолго. Сразу по выходе из бухты нас качнуло для пробы баллов под пять. Это было как бы дружеское приветствие нашим новичкам, и они отреагировали моментально: Кей укрылся в хижине, а Мадани прилег на корме с полиэтиленовым мешочком. А затем уже океан принялся и за ветеранов, всерьез, явно желая побыстрее вернуть им форму...

Мы шли неподалеку от берега. Временами виднелись огни маяков. Держать следовало между западом и юго-западом, как раз на луну, - огромная, рыжая, она горела точно по курсу. Я старался подпереть ее носом лодки, однако скоро тучи сомкнулись и нас окутал полнейший мрак. Когда не видишь волн, вначале встречать их боязно, но быстро привыкаешь - чувствуешь их приближение всем телом и ноги сами начинают подгибаться и выпрямляться, следуя движениям палубы.

Я совершенно замерз, еле-еле отстоял свое, разбудил Нормана и завалился спать...

Зачем, зачем мы опять ввязались в это дело? Ну, Тур - понятно, у него гипотеза, а мы-то, остальные, зачем?

Написал это и подумал: нет, не так. На борту "Ра" не было деления на вдохновителей и исполнителей. Взять хотя бы меня самого: что мне, казалось бы, до древних мореходов? А вот вспомню о них - и радуюсь, и горжусь, что повторил их маршрут...

Шторм длился третьи сутки. Мы неслись по волнам с угрожающей быстротой, да к тому же нас переваливало с борта на борт. Чувство такое, что ты штопор, который ввинчивают и ввинчивают во что-то упругое, не имеющее начала и конца. Состояние не из приятных.

Полнее всех, пожалуй, это ощущал Мадани. В день отплытия он был горд собой, счастлив, на голове его красовалась повязка с надписью "Ра-2", вышитой разноцветными нитками. А теперь в его глазах были растерянность, страдание. Он удивленно взирал на нас, "старых морских волков": как мы отважились на такое, да еще во второй раз?!

Бедный Мадани, он не знал, что и нас тоже преследовали подобные мысли.

Когда видишь непрерывно движущийся калейдоскоп волн, когда испытываешь на себе их мощь, то кажется, что весь мир сейчас залит ими. Даже удивительно, насколько могучи вода и ветер! Мягкую ткань паруса они превращают в стальную пружину, а бесхребетная веревка - только зазевайся! бьет наотмашь, как шпицрутен.

Океан пугает. Это верно. Но он дает и силу. Глядя на наших новичков, мы, ветераны, становились дружнее и сплоченнее. Мы знали, что защитить их можем только мы.

Утром 24 мая на борту произошло важное событие, запечатленное на фото-, кино- и магнитной пленке. Состоялась первая операция на "Ра-2"! Жорж, встав, пожаловался, что плохо спал - болел палец. Я взглянул панариций. И получил от пациента согласие вскрывать.

К операции готовились обстоятельно. Сантьяго надел на голову пластиковый чепец, на лицо - марлевую маску. Я опоясался полотенцем, а поверх него - веревкой.

И вот Сантьяго, ряженный медицинской сестрой, подает мне спирт и салфетку для дезинфекции рук. Затем прошу у него резиновые перчатки, а он, вместо хирургических, вручает мне здоровенные, электромонтерские. Кинооператор доволен, зрители хохочут, Жорж тоже. Он и не подозревает, что через секунду ему станет не до смеха.

Для местной анестезии я решил использовать пластмассовый шприц. Но подкожная клетчатка на пальцах практически отсутствует и такой шприц здесь непригоден, он маломощный, маленький. Жму-жму, Жорж морщится, а толку нет. Говорю:

- Потерпи. Лучше я тебе разрежу без анестезии. Это быстрее и проще, чем колоть несколько раз.

Вот тут Жорж заорал неистово!

Я вскрыл ему панариций и выпустил гной. Хотел промыть ранку, но он больше не давался и громогласно крыл меня на всех языках, включая русский.

Киногруппа - Карло и Кей - торжествовала: никакой инсценировки, поймали-таки правду жизни. Жорж уже оправился от потрясения и договаривался с провиантмейстером насчет стопочки. А я собирал инструментарий и думал: пусть эта операция будет единственной на "Ра"!

Раньше по наивности представлялось: плыть - значит рулить понемножку, поглядывая вдаль. Оказывается, плыть, во всяком случае, на папирусе, - это непрестанно что-то приколачивать, надвязывать, разбирать, сортировать, переносить... Словно мы переехали в новую квартиру и никак не можем устроиться

Нужно, например, попробовать собрать и испытать резиновую лодку "Зодиак". И вот она разложена на площадке хижины, и начинается решение головоломки: какая деталь куда вставляется. Инструкция, естественно, куда-то засунута или вообще оставлена в Сафи. Вариантов множество, страсти кипят, собирается консилиум. Норман, как самый сведущий, приглашен персонально...

Затем назрела необходимость разобраться с трапом, ведущим на мостик, почему бы не перенести его с левого борта на корму? Не успели покончить с трапом, как позвал встревоженный Норман: он заметил серьезный непорядок рей перетирает канаты, которыми стянуты вверху две ноги мачты. Это уж совсем ни к чему! Мачта может распасться, развалиться и рухнуть!

Так и жили. В непрестанных хлопотах, занятые тысячей вроде бы пустяковых дел. Но попробуй пренебречь хоть одним - начнется цепная реакция, как в балладе про гвоздь и подкову: лошадь захромала, командир убит, конница разбита, армия бежит и так далее. Чем дальше - тем печальней

Ужасно люблю подводное плавание, но для меня оно все же не более чем забава. Для Жоржа - это дело жизни, любовь навсегда, он человеком себя не мог считать без него.

Вот он вылез из воды, замерзший отчаянно, окоченевший. Ему необходим был массаж со спиртом, и я вступил в свои профессиональные права. Оханьям и аханьям не было конца. Норман только глаза таращил, глядя, как я мял Жоржа, не щадя ни своих, ни его мышц. Кажется, наш штурман был даже доволен, что искупался не он, а Жорж.

Отдышавшись, Жорж сообщил, что под днищем лодки плывет групер, огромный, чуть не полутораметровый, и что он очень дружелюбен. Мы решили его не убивать и нарекли Нельсоном. Итак, считая Нельсона, нас теперь в экипаже было одиннадцать.

Мы восьмеро - это во-первых; обезьянка Сафи - во-вторых; в-третьих, среди кур, взятых для еды, опять, как и в прошлый раз, объявились утка и селезень. И мы снова назвали его Синдбадом. Так что у нас на "Ра-2" был и Синдбад-2.

А в-четвертых, ночью - она была тишайшей, мы едва двигались, и луна ярко светила - какая-то птица ударилась о парус. Скользнула по нему, взлетела, сделала круг и опустилась на крышу хижины

Я позвал Сантьяго. Он дал мне сачок, и через минуту гость был в наших руках. Это оказался голубь, почти натуральный сизарь, и не простой, а окольцованный, - как следовало из надписи, - в Испании, в 1968 году.

Его посадили в клетку, а утром решили отпустить: насильно покормили напоследок и подбросили в воздух. Он покружил и снова уселся на площадку. И мы поняли, что он никуда не собирается от нас улетать. Взяли его на довольствие и выбрали для него имя Юби - в честь грозного африканского мыса, мимо которого нам еще предстояло пройти.

Этим не кончилось. Тем же утром к нам залетела птица невероятно пестрой окраски, с длинным клювом. Никто не знал, как она называется. Она сидела на мачте и не желала спускаться. Норман отнес ей туда поесть и попить в кружке. К вечеру она забралась между крышей хижины и площадкой и уснула. А на следующее утро появилась еще птичка, малюсенькая, вроде синицы. За ней еще такая же, потом третья. Они принялись чистить нашу лодку, выковыривать из папируса мух и жучков.

Сменившись с вахты, я долго, старательно и с удовольствием брился. Процедура в наших условиях не из приятных - щеки щиплет и саднит от морской воды. Хорошо, если Норман на связи и можно было подключиться электробритвой к генератору радиостанции - так мы обычно и старались делать. Но сегодня не стал ждать Нормана: мне хотелось с раннего утра быть свежим. На то были причины.

Появился заспанный Тур. Я спросил его:

- Ты помнишь, что сегодня большой праздник?

Он призадумался. Потом лицо его осветилось:

- Мы стартовали?!

- Да.

Нынешнюю дату отметили неожиданно тихо. Видно, особая это годовщина годовщина начала пути.

А ночью океан преподнес нам подарок. Лучший, какой только мог, - мы благополучно миновали мыс Юби, спокойно, как по маслу, даже не заметив. Лишь из утренних выкладок Нормана стало ясно, что событие, к которому напряженно готовились, - позади.

В прошлом плавании по поводу Юби тоже было много тревожных предчувствий. В решающую ночь вызвался дежурить Сантьяго. Он глядел во все глаза и слушал во все уши, поутру в тусклой дымке увидел приближение чего-то непонятного и разбудил Тура. Непонятное надвигалось неотвратимо - и оказалось не мысом и не рифом, а танкером из Гавра. Танкер оглушительно проревел сиреной, описал вокруг нас приветственный круг и удалился. А Юби, как выяснилось, был уже далеко за кормой.

Мы знали, какие клочки суши могут вдруг возникнуть в туманной дымке слева и справа по борту: Канарские острова, острова Зеленого Мыса. Знали, что нам угрожает больше всего: западная оконечность Африки, мыс Юби, неприютный, скалистый, с вечной непогодой, рифами и двадцатиметровыми валами. Знали, пусть ориентировочно, где мы пристанем, если все обойдется благополучно: Барбадос, Тринидад, Мартиника, возможно, даже и Юкатан...