Полина Жеребцова - Муравей в стеклянной банке. Чеченские дневники 1994–2004 гг. Страница 45

У Фатимы – соседки из среднего подъезда нашего дома, умер сын, совсем маленький мальчик.

05.10.

Пока живы! Газа давно нет. Бомбят. Наш четырехэтажный дом от сотрясений стал оседать. В комнате отошли стены от потолка. Сегодня самолеты кружили над рынком. Многие убежали. В том числе здоровый светлый парень – Вандам, который учится на юридическом факультете. Он периодически разрешает мне и маме торговать в его деревянной будке. Это удобно под дождем. Но я его не люблю.

Дома мы варили картошку в электрическом самоваре. Электричество бывает, но уже не всегда. Газ отключили. Это на случай обстрела, чтобы было меньше жертв. Дома горят, люди гибнут.

11.10.

Воюют. Далеко слышны раскаты, похожие на гром.

Мы решили торговать газетами. Тетя Таня и ее дочь Юлька злятся. Они торгуют печатной продукцией. Теперь мы – конкуренты. У нас выхода нет. Товар не идет. На еду денег не хватает.

Позавчера я пошла и экспромтом познакомилась с женой Сулима. Человека, что привозит газеты и журналы оптом. Приврала, что дружу с Юлькой. Когда-то мать Юльки работала с моей мамой. Только дружбы нет. Знакомство. Женщина представилась – Соня. Сразу дала мне под реализацию журналы. Вчера соседка по рынку Кусум подошла к нашему столу с товарищем сына. Незнакомый парень подарил мне красивую маленькую книжку.

Кусум пытается подружить меня со своим сыном. Ее сын очень высокий, потому сутулится. Он скромный, стеснительный. Зовут Дауд. Ходит на подготовительные курсы. Готовится в Нефтяной институт. Всегда учебники по химии в руках. Дауду 21 год, а мне – 14 лет.

Мама говорит, что замуж мне еще рано. Твердит: “Надо учиться!” Кусум соблазняет:

– Ты единственная девушка, на которую мой сын обратил внимание. Если ты станешь его официальной невестой, мы подождем, пока окончишь 9 классов школы. По чеченским меркам, это лестное предложение.

Я вижу: парень хороший! Но мне больше понравился его друг, тот, что подарил книжку. Мать Дауда купила мне красивую летнюю майку и торжественно вручила.

– Как первой девушке, которая понравилась сыну! – так она объяснила свой подарок.

Нашего соседа, веселого гуляку Буратино, не видно несколько дней. Пусть с ним все будет хорошо!

Патошка

12.10.

В школу не хожу. Занятий нет. Помогаю маме.

Кто-то позавчера, под проливным дождем, облил дерево керосином и поджег. Вот идиот!

Получился кострище! В это время как раз прилетел самолет и долго кружил. Люди боялись. Вдруг он сбросит бомбу? Но обошлось.

Кусум познакомила меня со своими сестрами. Говорит, я всем нравлюсь. Но мне нужно ходить в платке, чтобы не узнали, что у меня мама русская, лучше ко мне относились.

Эти взрослые – разговорчивые. Всегда что-нибудь дарят. Может, я не буду одинока? У меня появятся друзья?

Я люблю косынки и платки. Мне не нравятся эмансипированные женщины Запада. Любая одежда с шарфом в тон – романтика, нежность и тайна.

Носить платок мне советовал друг мамы. Объяснял: “Тогда я смогу за тебя заступиться. Ты взрослеешь. Тебе защита нужна!”

Они не знают, что отец моего отца – чеченец. И если считать по мужской линии, то я чеченка. Мамина фамилия у меня потому, что за семь месяцев до моего рождения мама рассталась с моим отцом. Мириться не захотела. Позднее мама достала у врача справку, что я – семимесячный ребенок! Записала меня на себя. Забавнее всего, что мать моего отца, моя бабушка Элизабет, еврейка. Значит, он еврей? Ха-ха. А у них считается все по материнской линии. Поэтому я считаю, что я дитя мира.

Своего отца я ни разу не видела. Мне с детства твердили: “Папа умер!” – а мне хочется верить, что это неправда.

Сегодня к нам подошла моя дорогая тетя Лейла. Это она привезла из роддома меня новорожденную и мою маму к дедушке. Лейла всегда помогала нам. Она когда-то работала с мамой на большом заводе “Красный молот”. Лейла пообещала принести варенье. Она предложила на рынке звать мою маму на чеченский манер. Теперь и на рынке, и дома все зовут маму “Лейла”.

Давняя мамина подруга, едва подошла к нам, стала уговаривать уехать. Мама и ухом не повела. Говорит:

– Я не знаю, где какие люди. Как живут в других местах? Ни обычаев, ни правил. У меня нигде нет близких родственников! Знакомых тоже нет. Здесь вся моя жизнь прошла! Здесь – две родных могилы, бабушки и отца. Свое жилье, что важно. Руслан есть. Защита. Уеду с ребенком. И что? Бомжевать буду?

Лейла качала головой:

– Покоя нет. Жить не дают. То одни! То другие! Хотелось бы, чтоб наша девочка рано замуж не пошла. В домашнее рабство не попала. Впрочем, неизвестно, где лучше? Наша молодежь скромнее.

У Лейлы родная дочь живет в семье отца. Они видятся редко. Лейла второй раз вышла замуж, но своих детей больше нет. Поэтому она меня любит. Считает меня своей дочерью.

13.10.

По ночам слушаем орудийную канонаду. Днем торгуем.

Поругалась с Таней и с Юлькой. Соня стала относиться к нам хуже. Не знаю, это я ей надоела своими просьбами? Или наши конкуренты что-то наговорили?

Теперь я ношу платок, как тетя Кусум. Кусум меня хвалит. Подсядет к нам на рынке и волосы мне расчесывает. Зовет:

– Пойдем, сделаем тебе завивку!

Друг Дауда снова подходил. Купил мне мороженое. Я ему понравилась? Знала бы об этом Кусум, мать Дауда! Этот парень спросил меня:

– Сколько тебе лет?

Услышав, что четырнадцать, удивился:

– Ты такая маленькая! Я думал, ты взрослее. Знаешь, ты очень похожа на царевну Будур из моей любимой сказки!

Тогда я осмелела и заявила, что он – Аладдин! Мы долго смотрели друг на друга и молчали. Я удивилась своей смелости. Раньше с парнями я помалкивала, только слушала, а тут – заговорила. У Аладдина красивые глаза. А волосы – черные, кольцами, до плеч.

Он действительно как принц! Я вспомнила, что видела его во сне! Давно. Когда была ребенком и еще не ходила в школу.

Аладдин сообщил: ему 23 года. У его отца – другая семья. Есть мать и сестра. Они живут в селе. Смутившись, Аладдин долго рассматривал свои туфли и, не прощаясь, ушел.

Полина

14.10.

Утром я проведала школу. Возможно, учиться мы не будем до весны. Из школы поехала на рынок.

Мама ждет моего отчима. Он ушел помочь с отправкой вещей другу давно, 19 сентября. С тех пор мы ничего не знаем о нем.

Главное – распродать товар. Забрать новую одежду, любимые книги и уехать. Наша торговля еле дышит. Покупаем еду, а отложить ничего не можем.

Тревожат газетные статьи о том, как беженцы половину дороги идут пешком, сгибаясь под своими вещами. Как они мерзнут. О том, что машины с ними расстреливают по дороге. Путь из города очень опасен! Денег, чтобы надолго снять себе “в беженцах” квартиру, нет. Мы по закупочной стоимости отдаем свой товар. Лишь бы собрать денег!

Вся молодежь надела военную форму. Многим форма идет! Но оружия в руках нет. Только рации. Автоматы у взрослых мужчин. Кому 30 лет и больше.

Кусум плачет, рассказывает, что ее сын ушел из дома. Просит мою маму помочь его вернуть. Просит разрешения сказать, что я согласна выйти за него замуж. Только бы он оставил своих новых знакомых! Вернулся домой!

Мы поддержали идею Кусум. Я предупредила, что потом уеду, но обязательно помогу. Однако Кусум не решилась брать меня в дорогу. Поехала к нему одна. Но вернулась без сына. Дауд заявил ей, что у него надежные товарищи. И что он не оставит их до конца. Мы все плакали.

Царевна Будур

20.10.

Снился обвал в горах. Погибло много людей! Я видела, как летели огромные каменные глыбы. Давили, рушили.

Я пряталась, бежала, падала. Мелкие камешки больно ударяли меня. Проснулась в ужасе. Долго лежала не шевелясь. Занемели руки и ноги. Ну и натерпелась же я страха во сне!

А потом был сильный обстрел в реальности. Но все в порядке.

22.10.

Нас с мамой ранило 21 октября. Так неожиданно и страшно сбылся мой сон. Я видела: за столом сидела убитая женщина. Раненые прятались в кафе и в подъездах домов. Мужчины – добровольные спасатели – подбирали жертв обстрела, распределяли по машинам. В первую очередь – тяжелораненых.

А началось все неожиданно, около пяти часов вечера. Мы собрали свой оставшийся товар: две сумки. Одна мне, вторая маме. Тут встретили Кусум с маленьким ребенком. Стояли, разговаривали. Вдруг яркая вспышка осветила еще светлое небо. Последовал сильный грохот. Мы от испуга перекатились за свой стол. Присели между железными ларьками. Другого укрытия рядом не было. Взрыв! Потом еще. Похоже на то, что одно и то же взрывается много раз. Мы побежали, теряя свой товар, во двор Дома моды. Это самый центр Грозного. Улица Розы.

Когда я бежала, огромный осколок, словно эхо очередного взрыва, просвистел совсем рядом. Он рассек не меня, а время, словно теплую воду, которая ушла куда-то вниз, и я стояла в сухом русле, сразу поняв, что ни мама, ни другие люди не могут спасти меня от смерти, если я закричу о помощи.