Георгий Суданов - 1812. Всё было не так! Страница 45

Когда 26 июня (8 июля) авангард французского корпуса Даву вступил в Минск, маршал после приветствия местной шляхты сказал, что наполеоновская армия не хочет угнетать белорусов, а пришла вернуть им Родину. Его встретили овациями и иллюминацией. В этот же день в Новогрудок вошел авангард войск Жерома Бонапарта – дивизия польской кавалерии генерала Рожнецкого. А вечером, в сопровождении оркестра, – пехота и полк польской кавалерии во главе с самим князем Юзефом Понятовским и генералом Домбровским.

Вскоре Наполеоном было создано княжество Литовское. Оно образовалось на территории Виленской, Гродненской, Минской губерний и Белостокской области, которые составили четыре департамента. Столицей стал Вильно, в котором проживало 35 000 человек.

Занимаясь устройством временного управления в новообразованном княжестве, Наполеон вынужден был задержаться в Вильно.

Это временное управление представляло собой «мешанину форм французской администрации с местным порядком вещей». Оно было поручено местным жителям, но под руководством французов.

Нося название правительственной комиссии Литвы, оно состояло из семи видных жителей Литвы (Станислав Солтан, Карл Прозор, Юзеф Сераковский, Александр Сапега, Франц Ельский, Александр Потоцкий, Ян Снядецкий) и стояло в непосредственной зависимости от французского комиссара (барона Биньона), который должен был служить посредником между Литвой и Наполеоном.

Власть этой комиссии, распространенной на Виленскую, Гродненскую, Минскую и Белостокскую губернии, ограничивалась заведованием местными приходами, доставкой провианта и фуража для войска и организацией муниципальной гвардии Вильно и жандармерии во всей Литве.

Высшая военная власть в княжестве принадлежала назначенному Наполеоном генерал-губернатору графу Дирку ван Гогендорпу, а в каждом департаменте действовал военный губернатор. В Виленском департаменте им стал известный в будущем военный теоретик и историк генерал Антуан-Анри Жомини, в Гродно – генерал Жан-Антуан Брюн, в Минске – генерал Жозеф Барбанегр (затем – польский генерал Миколай Брониковский), в Белостоке – генерал Жак-Жозеф Феррьер.

Дирк ван Гогендорп

По приказу Наполеона в городах создавалась национальная гвардия (в Вильно она насчитывала 1450 человек, и ее командиром стал отставной полковник Козельский).

Кроме того, Наполеон велел образовать по польскому образцу несколько белорусско-литовских полков. И они были созданы. В частности, гвардейский уланский полк состоял из одного дворянства, в других полках дворяне назначались офицерами.

Историк И.Ю. Кудряшов пишет:

«Новорожденная государственная машина с первых дней работала со скрипом. Генерал Гогендорп был очень недоволен работой новых властей: «Они ничего не делают». В итоге 24 августа он был поставлен во главе комиссии. «Власть военная и власть гражданская должны быть совмещены», – писал по этому поводу Наполеон. Среди самих французов тоже не все ладилось. Гогендорп и генерал Жомини не уживались друг с другом. Конфликт быстро разрешился в пользу старшего чином – 30 августа Жомини был снят с должности Виленского губернатора и направлен на равноценную должность в выжженный Смоленск».

А что же литовские и белорусские крестьяне, которые якобы выступили против наполеоновских захватчиков первыми?

Как отмечает все тот же И.Ю. Кудряшов, «население оказывало поддержку новому режиму и сопротивление – русской армии. Вот лишь некоторые факты: Шавельские помещики вооружались и обороняли свои земли от русских; жители Пинского уезда не поставляли лошадей и волов для вывоза продовольствия и артиллерии, затем восстали и помешали русским эвакуировать склады; отряд под командой Твардовского напал на обозы армии Тормасова и взял 80 пленных. Фабиан Горнич захватил обоз уланского полка русской армии, обмундировал и вооружил свой отряд, а генерал Мирбах, участник восстания 1794 года, собрал в течение нескольких дней отряд в 2000 человек, из коих сформировал егерский полк и 3 эскадрона кавалерии. В г. Крожи крестьяне, мобилизованные для вывоза хлеба, выпрягли лошадей и ушли в лес; обыватель Мозырьского уезда Минской губернии Богуш скрыл в лесу транспорт из 12 волов, предназначавшийся для русской армии, и передал затем французам; Петр Билинский, управляющий имением Викторишки (на дороге Вильно – Ошмяны), вооружил крестьян и, окружив группу русских мародеров, грабивших усадьбу, взял в плен 55 человек и отконвоировал их в Вильно».

Получается, что крестьяне западных губерний Российской империи искренне ждали Наполеона, рассчитывая, что он освободит их от крепостной зависимости. Они не только не выступили против «наполеоновских захватчиков», наоборот, они встречали французов даже с большим энтузиазмом, чем местная шляхта.

И.Ю. Кудряшов пишет:

«Крупная знать также проявляла максимум восторженной активности, столь же энергично была настроена молодежь. Некоторая же часть мелкого дворянства, лишившаяся доходной службы при Александре, отнеслась к французам негативно. Во взглядах духовенства не было единства. Если католические и особенно униатские священники поддерживали Наполеона, то православный клир, преобладавший в Белоруссии, остался по большей части на стороне русского царя».

Говоря о «могучих патриотических силах народных масс», не следует забывать, что в 1812 году в русской армии служило много белорусско-литовских уроженцев. Так вот – с началом войны их дезертирство стало принимать просто угрожающие масштабы. Дезертиры пополнили ряды формируемых Наполеоном войск. Для примера: один только 18-й пехотный полк Александра Ходкевича[10] получил 354 человека.

Отметим, что в конце войны белорусско-литовские полки приняли участие в боевых действиях: 22-й и 23-й пехотные полки, а также 18-й уланский были почти целиком истреблены под Новосверженем, гвардейский полк Яна Конопки погиб в бою под Слонимом (сам генерал был взят в плен, а после войны жил в Варшаве), другие части обороняли Вильно, а затем отступили к Варшаве и Кенигсбергу.

Литовско-татарская кавалерия на службе Наполеона

Минский историк М. Голденков утверждает, что за Наполеона воевало около 25 000 уроженцев белорусских земель. При этом во 2-й и 3-й русских армиях их было до 32 000 человек.

По мнению М. Голденкова, «распределение белорусов на два противоборствующих лагеря вполне просто объяснить: одни не теряли надежды вернуть утраченную свободу, другие смирились, считали себя частью Российской империи или просто исполняли свой воинский долг и присягу российскому царю».

Теперь – о русских крестьянах.

Как пишет в своей книге «Наполеон: попытка № 2» А.П. Никонов, «солдаты наполеоновской армии, как и потом немцы в 1941-м, были просто шокированы той нищетой, в которой жили русские крестьяне. И полным отсутствием всех представлений о человеческом достоинстве. Генерал Компан писал, что во Франции свиньи живут лучше, чем люди в России».

От такого порабощенного и крайне забитого народа трудно было ожидать патриотического чувства в современном понимании этого слова.

Чтобы было понятно, рассмотрим некоторые факты.

После призыва императора Александра дать отпор врагу и собрать ополчение, из многих деревень вообще никто не пошел в ополчение. Таких «уклонистов» было великое множество, да и состав «выставленных» часто не отвечал никаким требованиям. В основном в ополчение «жертвовали» людей больных, старых и увечных. М. Голденков констатирует: «Да, среди дворянства был подъем патриотического духа. Особенно молодые юноши рвались в бой, но в деревнях, селах и на хуторах бескрайних просторов России идти на войну никто не горел желанием».

В городах – тоже, ибо желающие вступить в ополчение из числа городского населения должны были сначала уплатить все подати, а потом находиться «под ружьем» на своем собственном иждивении. Естественно, таких было немного.

В указе императора Александра подчеркивался временный характер созываемого ополчения. В нем было сказано:

«Вся составляемая ныне внутренняя сила не есть милиция или рекрутский набор, но временное верных сынов России ополчение, устрояемое из предосторожности в подкрепление войска и для надлежащего охранения отечества <…> По прошествии надобности, то есть по изгнании неприятеля из земли нашей, всяк возвратится с честью и славою в первобытное свое состояние и к прежним своим обязанностям».

Дело в том, что руководство страны сильно опасалось бунта крепостных.

Например, в Санкт-Петербурге в связи с предполагаемым выездом из столицы министерств были высказаны следующие соображения:

«Всякому известно, кто только имеет крепостных служителей, что род людей сих обыкновенно недоволен господами. Если правительство вынуждено будет оставить столицу, то прежде, нежели б могло последовать нашествие варваров, сии домашние люди, подстрекаемые буйными умами, без всякого состояния и родства здесь живущими, каковых найдется здесь весьма довольно, в соединении с чернью все разграбят, разорят, опустошат».