Вадим Кожинов - Россия - Век ХХ-й (Книга 2) Страница 46

Далее, "контроль" СССР был действительно установлен только на территориях, оказавшихся в зоне расположения его войск; характерно, что Клайн (см. только что приведенную цитату) исключил из подконтрольных СССР стран Югославию, откуда наши войска ушли сразу же после разгрома находившихся там германских войск, в конце 1944 года.

Наконец, тезис о "намерении" СССР установить свой контроль также и над Грецией, Италией и т. д. едва ли имел под собой реальные основания. Джилас поведал, что в феврале 1948 года, когда в Греции было достаточно мощное восстание, имевшее очевидную антиамериканскую и антибританскую направленность, Сталин безоговорочно заявил:

"- Следует свернуть восстание в Греции.- Он именно так и сказал: "свернуть".- Верите ли вы,- обратился он к Карделю,- в успех восстания в Греции?

Кардель отвечает:

- Если не усилится иностранная интервенция и если не будут допущены крупные политические и военные ошибки...

Но Сталин продолжает, не обращая внимания на слова Карделя:

- Если, если! Нет у них никаких шансов на успех. Что вы думаете, что Великобритания и Соединенные Штаты - Соединенные Штаты, самая мощная держава в мире - допустят разрыв своих транспортных артерий в Средиземном море! Ерунда... Восстание в Греции надо свернуть как можно скорее..."

И Джилас вполне разумно говорит о тогдашних намерениях Сталина: "В его расчеты не могло входить создание на Балканах еще одного коммунистического государства... Еще меньше могли входить в его расчеты международные осложнения, которые приобретали угрожающие формы и могли если не втянуть его в войну, то, во всяком случае, поставить под угрозу уже занятые территории" (с. 130-131).

Показательно, что Кардель и, без сомнения, Джилас (в то время) как раз явно жаждали присоединить к "соцлагерю" и Грецию, и даже Италию с Францией, где, согласно приведенному выше утверждению Джиласа (сентябрь 1947 года), "имелись условия для полного захвата власти" - захвата компартиями...

Но прав был, без сомнения, Сталин, утверждавший, что США не допустят разрыва важнейших "артерий". Восточная Европа - дело другое. Алан Тейлор с присущей ему объективностью писал: "Когда рухнула власть немцев в Восточной Европе, в образовавшийся вакуум двинулась советская власть - это было неизбежным следствием победы. В политическом отношении русские во многом вели себя в Восточной Европе так же, как американцы и англичане на западе... Они отстраняли от власти антикоммунистов*, но англичане и американцы такие же меры принимали в Италии и Франции против коммунистов" (с. 539. Выделено мною.- В. К.). Впрочем, "такие же меры" сказано не вполне точно. "Меры" США нередко выражались в "тайных операциях" - подчас весьма коварных. Сам "цереушник" Клайн не без гордости сообщает в своей книге, что ЦРУ разработало "обширную программу тайных политических акций, включавшую и действия военизированных формирований... К 1953 году тайные операции осуществлялись ЦРУ в 48-ми (! - В. К.) странах" (с. 21. Выделено мною.- В. К.).

И вот что особенно показательно. Английский политолог Р.-У. Джонсон опубликовал в 1984 году статью, посвященную проблеме "тайных операций" послевоенного времени, в которой констатировал: "Не удалось обнаружить ни единой тайной операции КГБ**, сравнимой по масштабам с операциями ЦРУ. Ни одна разведка мира не может быть столь совершенной или настолько удачливой 40 лет кряду (то есть сохранить в тайне все свои операции с 1945 по 1984-й.- В. К.). Поэтому неизбежно напрашивается вывод о том, что КГБ крайне редко прибегает, если прибегает вообще, к тайным операциям"39 (курсив мой.- В. К.).

Сопоставляя вывод Джонсона с горделивым сообщением Клайна о том, что ЦРУ только в 1945-1952 годах осуществляло "тайные операции" в почти 50 странах, приходится задуматься о сравнительной "агрессивности" СССР и США в те времена,- хотя сегодня господствует версия, согласно которой именно (или даже только) СССР был агрессивен.

Правда, стремление к прямой борьбе с "миром капитализма", убежденность в том, что великая Победа 1945 года открывает путь к переустройству мира в конечном счете к победе социализма-коммунизма на планете в целом,- была присуща тогда вовсе не только зарубежным "интернационалистам" типа Джиласа и Карделя. В СССР было достаточно много людей, которые полагали, что "революционная война" (вместо "отечественной") стоит в повестке дня.

Имеет смысл процитировать здесь мало кому известное послевоенное стихотворение Бориса Слуцкого "Встреча" - о соприкосновении весной 1945 года с армией "союзников":

Покамест полковники водку пьют,

Покуда смакуют виски,

Доколе пехотные песни поют

По-русски и по-английски

Мы ищем друг друга глазами. На

Взгляд отвечая взглядом.

Вторая в моем поколенье война

Садится со мною рядом...

Не пьем. Не поем. Но молчим и молчим.

И ставим на памяти метку.

Разведка, наткнувшаяся на разведку,

Мечи, застучавшие о мечи.

Сегодня подписана и утверждена

Сегодня! Девятого мая!

Вторая в моем поколенье война

Третья мировая*.

Могу свидетельствовать, что, скажем, в Московском университете, куда я пришел в 1948 году, такого рода настроенность была достаточно широко распространена, хотя, как мы видели, Сталин в том самом 1948-м резко заявил Джиласу и Карделю, что их революционная воинственность - "самый обыкновенный комсомольский выпад. Крикливая фраза" (впрочем, в Московском университете я и имел дело с комсомольцами...). И цитированное стихотворение никак не могло быть опубликовано в то время...

Ныне же постоянно говорится о том, что именно Сталин и его окружение якобы со дня на день готовили "Третью мировую". Впрочем, прежде чем обсуждать этот вопрос, следует уяснить, что при сопоставлении тогдашних "позиций" СССР и США в отношении возможного военного столкновения необходимо осознать принципиальное различие самих этих "действующих лиц" Истории (в нынешних сочинениях эта сторона проблемы, в сущности, игнорируется).

СССР исходил в своих действиях главным образом из политико-идеологических соображений, сплошь и рядом пренебрегая ради них прагматическими "материальными" интересами (примером может служить вывоз хлеба в голодном 1946 году - о чем говорилось выше). Между тем в основе действий США лежали как раз чисто прагматические соображения, которые в конечном счете даже можно выразить в денежном, долларовом эквиваленте...

* * *

Последовательный и нередко ничем не прикрытый, "голый" прагматизм, присущий США, с давних пор вызывал неприятие или даже прямое негодование и в Европе, и в России. Еще в 1836 году, когда государству США исполнилось всего только 60 лет, Пушкин писал, что "несколько глубоких умов в недавнее время занялись исследованием нравов и постановлений американских", и это исследование привело к "разочарованию": "Уважение к сему новому народу и его уложению, плоду новейшего просвещения, сильно поколебалось. С изумлением увидели демократию в ее отвратительном цинизме... Все благородное, бескорыстное, все возвышающее душу человеческую - подавленное неумолимым эгоизмом и страстию к довольству (comfort)"40.

Эти слова Поэта многократно цитировались, но, как правило, "без комментариев"; однако взятые сами по себе, вне контекста пушкинской статьи, они способны вызвать оправданные сомнения. Да, конечно же, "эгоистический" прагматизм и подавляющая все остальное "страсть к довольству" (материальному) определяют бытие людей в США.

Чтобы убедиться в этом, достаточно внимательно и трезво вчитаться хотя бы в столь любимые многими поколениями русских мальчиков "Приключения Тома Сойера" Марка Твена, изданные в 1876 году, то есть в год 100-летнего юбилея США, а в 1886-м уже появившиеся в русском переводе. Наши мальчики, правда, просто не замечали или, точнее, не осознавали (и это вполне закономерно), что в глазах очаровавшего их юного героя верховной ценностью являются деньги... Это можно обнаружить в целом ряде эпизодов марктвеновского повествования, а завершается оно своего рода апофеозом - герой обретает солидный счет в банке с "шестью процентами годовых"... Особенно существенно, что речь идет о мальчике,- то есть американское представление об "идеале" складывается уже в самом раннем возрасте...

Но, во-первых, марктвеновский герой все же обладает несомненным обаянием, и, значит, чуждый нам американский прагматизм способен чем-то уравновешиваться в исповедующих его людях... Далее, следует отдавать себе отчет в том, что качество, которое мы не принимаем в своем, родном мире, имеет существенно иное значение в ином мире, и вообще этот иной мир, объективно говоря, не "хуже" (впрочем, и не "лучше") нашего: он другой.

Наконец, рядом с Томом Сойером предстает Гек Финн (ставший также героем другого, целиком посвященного ему, повествования Марка Твена*). "Разбогатев" вместе с Томом, Гек испытывает предельный восторг (он ведь все же американец!), но, как оказывается, не хочет и просто не может воспользоваться своим богатством и остается тем же, чем был,- "бродягой", скитающимся по стране вместе с негром Джимом (а в те времена негры являлись в США, в сущности, "недочеловеками"). Однако "прагматический" Том продолжает дружить с Геком...