Петр Букейханов - Курская битва, которую мы начали Страница 46

При обсуждении методов и форм оперативного маневра при ведении контрнаступления командование Воронежского фронта предложило последовательно окружить и уничтожить крупные группировки войск противника. Первое окружение предполагалось для белгородско-харьковской группировки, другое окружение планировалось для войск, находящихся восточнее линии Полтава, Днепропетровск, река Днепр, третье – для противника в Донбассе. На 1-й этап наступления – окружение и разгром белгородско-харьковской группировки – Воронежский фронт отводил всего 15 дней, планируя выход войск на глубину в 200 км; второй этап – окружение и уничтожение немецких войск восточнее линии Полтава – Днепропетровск – был рассчитан на 30 дней и глубину в 200 – 300 км; 3-й этап по глубине и продолжительности действий войск был таким же, как и второй. Всего, таким образом, предполагалось пройти 700 км за 2,5 месяца. Однако при тщательном рассмотрении этого предложения было выявлено, что противнику отводится слишком пассивная роль – в частности, предполагалось, что на некоторых участках фронта (например, в Донбассе) он будет бездействовать, пока не окажется окруженным. Также план фронта не отражал задачи стремительного выдвижения войск к Днепру и форсирования этой преграды с ходу раньше, чем противник подготовит оборону по его правому берегу и попытается перевести боевые действия в позиционные формы. Кроме того, в замысле на проведение операций маневр войск был крайне усложнен и не позволял им стремительно двигаться вперед. Небольшое нарушение плана грозило сорвать все задуманные действия. Длительные сроки проведения операций в глубине обороны противника надолго откладывали форсирование Днепра. На взгляд работников Генерального штаба, продолжительность наступления следовало резко сократить за счет упрощения маневра и широкого применения рассекающих ударов, обеспечивающих стремительность движения армий к Днепру. При обсуждении плана в Генеральном штабе все эти расхождения с замыслами Верховного Главнокомандования были раскрыты, и обо всем доложено Сталину, который признал правильными доводы штаба. Он считал, что следует принять все меры к тому, чтобы сорвать замыслы противника и с ходу форсировать Днепр.

В связи с этим для подготовки планов операций Ставка потребовала от командования фронтов доложить их соображения по ведению оборонительных действий и контрнаступления. Когда 25 апреля 1943 года Ставка рассмотрела соображения, представленные Воронежским фронтом, то признала их правильными только на первом этапе действий – в период обороны; план фронта в части организации наступления в Ставке 25 апреля рассматривать не стали, указав его пересмотреть; кроме этого, с 28 апреля для усиления фронта в его состав передавалась 1-я танковая армия; срок готовности фронта к обороне был назначен на 10 мая, а к наступлению – не позже 1 июня. Также на заседании обсуждалась подготовительная работа, которая была проведена на Центральном фронте. Маршал Жуков, находившийся там в качестве представителя Ставки, доносил Верховному Главнокомандующему, что оборона 13-й и 70-й армий организована правильно и глубоко эшелонирована, тогда как оборона 48-й армии отличается очень слабой артиллерией и недостаточной плотностью. Жуков рекомендовал усилить 48-ю армию за счет резерва Ставки двумя стрелковыми дивизиями, тремя танковыми полками, двумя истребительно-противотанковыми артиллерийскими полками, двумя минометными или артиллерийскими полками. Тогда командующий армией генерал Прокофий Романенко сможет организовать прочную оборону и при необходимости сильной группировкой перейти в наступление. Все такие запросы Ставка тщательно рассматривала и, не в пример прошлому, имела возможность удовлетворять их почти полностью.

Вместе с тем Б. Лиддел-Гарт отмечает[456], что когда в конце мая 1943 года глава английской военной миссии генерал Гиффард ле К. Мартель (Gifard Le Quesne Martel) побывал в советском Генеральном штабе, у него сложилось впечатление, что военно-политическое руководство СССР склоняется к решению взять инициативу на себя и первыми начать летнее наступление. Тогда Мартель якобы заявил, что этого делать не следует, поскольку, по его мнению, успешные действия английских войск под Эль-Аламейном в Северной Африке объясняются тем, что англичане выжидательной тактикой вынудили немцев ослабить свои танковые группировки в попытке преодолеть хорошо укрепленную оборону, а затем в ходе контрударов нанесли им поражение.

Хотя аналогичное мнение преобладало и в среде высшего советского военного руководства, но немцы по-прежнему не начинали наступления, что очень тревожило советское командование.

В докладе командующего войсками Воронежского фронта от 21 июня, сделанного Сталину в дополнение и частичное изменение доклада от 21 апреля, генерал Николай Ватутин вновь обосновывал соображения по поводу наступательной операции[457]. Он отмечал, что, по данным разведки, противник подготавливает оборону и группирует войска в оборонительном порядке, поскольку выжидает и боится советского наступления (эта информация находит подтверждения с немецкой стороны[458]: Фридрих Фангор указывает, что в апреле немецкая разведка сообщила о двух новых районах крупного сосредоточения советских войск – восточнее Курского выступа и вблизи Старобельска, что вызвало предположение о возможности наступления противника с целью широкого охвата Харькова и Белгорода; Эрхард Раус сообщает, что штаб оперативной группы «Кемпф» в апреле сформировал из частей подчиненных ему танковых дивизий танковую боевую группу, направленную в район севернее Харькова для отражения возможного удара противника, а в июне подготовил план отражения русского наступления с курского и корочанского направлений). Соответственно, по мнению Ватутина, крупные группировки немецких войск в районе Сумы – Ахтырка – Богодухов и Харьков – Белгород, которые готовятся к нанесению фланговых ударов по советским войскам в случае их наступления на Харьков, следует глубоко (до 300 км на основном направлении) обойти правым крылом фронта с запада, в направлении Хотень – Ромодан – Кременчуг, и, форсировав реку Ворскла, совместно с наступающими навстречу войсками Юго-Западного фронта отрезать на ее восточном берегу не менее 20 пехотных и 10 танковых дивизий. Операцию можно начать с середины июля, поскольку стрелковые и танковые части и соединения Воронежского фронта к 20 июня полностью укомплектованы, личный состав и вооружение доведены до штатного уровня, однако не накоплен резерв танков, не хватает транспортных средств, тяги для артиллерии, недостаточно горючего и боеприпасов. Все эти вопросы должны быть решены к 1 июля.

По воспоминаниям Василевского[459], из ежедневных переговоров с Верховным Главнокомандующим он видел, что тот обеспокоен. При этом особую нетерпеливость начал проявлять командующий Воронежским фронтом генерал Ватутин, который неоднократно ставил перед руководством Генерального штаба вопрос о необходимости первыми начать наступление, чтобы не упустить летнее время. Затем Сталин сообщил Василевскому, что Ватутин позвонил ему лично и настаивал, чтобы не позднее первых чисел июля самим начать наступление; далее Сталин сказал, что считает это предложение заслуживающим самого серьезного внимания; что он приказал Ватутину подготовить и доложить свои соображения по Воронежскому фронту в Ставку. Василевскому Сталин дал указание помочь Ватутину и вызвать к себе командующего Юго-Западным фронтом генерала Малиновского, чтобы тот в свою очередь разработал и представил в Ставку аналогичные предложения по наступлению в Донбассе[460]. В отношении Центрального фронта Сталин собирался говорить по этому вопросу с Жуковым. Однако, по утверждению Василевского, он и Жуков были твердо убеждены, что первым в течение ближайшей недели удар нанесет противник, так что пока Юго-Западный фронт подготовил предложения, действительно поступили новые разведывательные данные о дате начала германского наступления в первых числах июля.

Теперь, по прошествии времени, можно констатировать, что при выявившемся к середине 1943 года значительном преимуществе советской стороны в силах и средствах любое из указанных принципиальных решений с равной вероятностью могло привести советскую армию к успеху – вопрос заключался исключительно в его цене, или оптимальности наступательного и оборонительного способа действий в сложившейся ситуации.

Вместе с тем, во-первых, еще в своем послании 11 марта 1943 года Уинстон Черчилль сообщил Иосифу Сталину предварительный план США и Великобритании по ведению военных действий против Германии и ее союзников, в соответствии с которым в апреле – мае предполагалось очистить от противника Северную Африку (операция «Вулкан»); в июне, на месяц ранее намеченного срока, провести высадку союзных войск на острове Сицилия (операция «Эскимос»), а затем действовать в Средиземноморье в зависимости от складывающейся обстановки; к августу подготовить десантную операцию для наступления в Европе[461]. В мае – июне часть этого плана была уже реализована, показав его достоверность, вследствие чего определилось направление главной десантной операции союзников в Европе летом 1943 года – Италия, поэтому советское руководство получило возможность координировать свои замыслы с предстоящими операциями англо-американских войск. Соответственно, для русских более выгодным было нанести свой удар в июле – августе, когда часть германских сил оказалась бы связана обороной Средиземноморья и побережья Италии.