Ричард Бёртон - Книга мечей Страница 46

Основой экономики Кипра со времен героев до дней Рима была торговля медью и изготовление оружия и доспехов. Легендарному кипрскому царю Киниру приписывали изобретение молота, наковальни, клещей и других инструментов металлургии. Этот возлюбленный Венеры был только героем- родоначальником финикийской кинирады, которая правила островом, пока не была подчинена Птолемеем Лагидом (312 г. до н. э.). Им противостояло семито-киликийское семейство священников и жрецов, Тамириды. Гомер (Илиада. XI, 19) описывает нагрудник из обработанной и червленой стали, украшенный золотом и оловом, которое царь Кинирас послал Агамемнону. Александр Великий высоко ценил, за легкость и закалку, клинок, подаренный ему царем Китиума; нам известно, что он пользовался этим клинком в бою и сразил своим «кипрским мечом» Резала Персидского. Деметрий Полиоркет носил доспехи кипрской работы, которые выдержали выстрел из баллисты с расстояния в 20 шагов. У Геродота (VII, 90) кипрский контингент армии Ксеркса был вооружен по образу греков.

Технологии свои Кипр получил от финикийцев, чьи бронзовые пластины находили в подвалах дворцов Ниневии. Гравировка по драгоценным камням и работа по «черному камню» (pietra dura) высоко культивировались. Резьба по стеклу и кристаллу была хорошо известна там уже тогда, когда Геродот (II, 69) еще описывал первое только как «оплавленный камень», возможно, ссылаясь на «самоцветную кашицу». Но Теофраст через полтора века после историка упоминает стекло как якобы производимое путем плавки определенного камня. Я уже ссылался на причудливую благопристойность и украшенность глиптических останков на острове Венеры, праздники которого, судя по описанию, имели ультраканопский характер.

«Находки» кипрского оружия не имеют большой важности; возможно, этому предмету просто не уделялось еще должного внимания. В Дали (Идалиуме) был найден замечательный кинжал с открытым кольцом для украшения между рукояткой и лезвием, а вместе с ним — медные топор и наконечник копья. Здесь же нашли также и бронзовую таблицу герцога де Люина, первооткрывателя кипрского слогового письма [316], которое вызывало, да и сейчас вызывает столько споров. В Аламбре обнаружили тоже большое количество медных инструментов, иголок, мисок, зеркал, топоров, наконечников копий и кинжалов. Среди них — предмет серповидной формы (рис. 196, а), той формы, которую авторы работ по этрусской цивилизации называют «бритвой». Он мог служить бритвой, или серпом, или сельскохозяйственным инструментом для обрезки ветвей [317].

В одной гробнице в Аматусе нашли медные топоры и железные наконечники стрел, а в другой, там же, — железный кинжал. Есть очаровательный кинжал из Куриумской сокровищницы.

На одной патере [318] были обнаружены прямой клинок, тесак для мяса и египетские листообразные мечи, а также поломанная статуя воина из Голгои с палашом или тесаком, висящим под колчаном с левой стороны. В гробницах, где были терракотовые всадники, неизменно находили один-два наконечника копий семи — десяти дюймов в длину, в то время как фигуры солдат часто сопровождались боевым топором, ножом или кинжалом. Сцена обезглавливания Персеем Горгоны украшает саркофаг, также найденный в Голгои; а голова Медузы явно послужила прототипом головы индусской богини Кали. Находки средневекового оружия, кажется, имеют большую важность, чем древнего. Есть интересное упоминание — но это лишь упоминание — о венецианском оружии, взятом из двух казематов в Фамагусте, древней Амта-хадасте [319], Аммохостосе Птолемея (V, 14, 3): особенный интерес представляют рапиры, на ручках которых изображен герб Иерусалима и гербы их владельцев, инкрустированные золотом.

На материке к северу от Кипра лежит совершенно замечательная страна, которая, формируя точку соединения, является связующим звеном между Востоком и Западом и была одним из мостов первых переселений из Азии в Европу и наоборот.

Этот tete de pont [320], ведущий к острову-мосту и различным перевалочным пунктам из скал, — знаменитая Троя, издавна населенная великим фригийским народом. Отсюда и интерес, вызванный раскопками доктора Шлимана. Его работы слишком хорошо известны, чтобы вдаваться в детальное описание пяти (семи?) городов, «последовательные слои руин которых, все еще хранящие следы пожаров, свалены на высоту пятидесяти (двух с половиной) футов над бывшей вершиной горы Гиссарлык. Труды этого исследователя, по словам его редактора, прошли через «несколько стадий — некритичное принятие, гиперкритичное отторжение и избирательное верование»; я могу отметить лишь то, что вопрос Трои сейчас кажется еще дальше от разрешения, чем когда-либо был (если такое вообще возможно). Точно мы можем сказать, где ее не было. Глава раскопок начал с того, что предположительно поместил город Приама на второй снизу слой, находящийся на глубине двадцати трех — тридцати трех футов от поверхности; впоследствии он изменил свое мнение в пользу третьего слоя. Жаль, что этот ученый автор не представил свою живо написанную книгу «Троя» на рассмотрение профессионального археолога. Тогда нам не пришлось бы столько читать о «хеттском орнаменте «свасти», о том, что «троянцы пользовались солонками и перечницами» или что «эпос «Рамаяна» был написан самое позднее за восемьсот лет до рождения Христа», и о «заимствованиях санскритских слов без изменений» [321]. В дальнейшем, говоря о «собственно Трое» и «троянском слое», я буду иметь в виду Трою в понимании доктора Шлимана.

В этом городишке на момент его разрушения еще продолжалось технологическое использование каменных орудий. Их обнаруживали во всех четырех нижних слоях, и даже в афинском Акрополе. Однако они встречаются в соединении с золотом и серебром, медью, бронзой и следами железа — но не с оловом [322]. Этот народ, как и большинство варварских народов, был опытен в металлургии; и если диорит доктора Шлимана — действительно диорит [323], то, значит, они работали хорошо закаленными инструментами. Медь, либо чистая, либо с небольшой примесью сплавов, была самым распространенным металлом. Мы читаем про ключ, про большой двусторонний топор, про подставку для вазы, про гвозди, булавки для одежды, про любопытный инструмент, похожий на трензель из конской сбруи; про линейку, большое кольцо, котел, два целых шлема, три кривых ножа и копье со средней прожилкой. Над так называемой «Великой Илионской башней» [324]была обнаружена большая отливная форма из слюды, предназначенная для отливки двенадцати различных предметов — топоров и кинжалов. Так мы узнали что-то о длинных медных ножах, которые герои Гомера носили позади мечей и использовали для жертвоприношений; также мы можем сделать закономерный вывод о том, что поэты времен Илиады не могли, как это часто предполагается, не знать процесса плавления и отливки металлов. Рядом с этой важной формой для отливки находится красивое копье и длинные тонкие прутья с загнутым концом, предположительно булавки для одежды или причесок. Железо содержалось только в одном снаряде для пращи, хотя доктор Шлиман и часто упоминает «магнитный железняк» [325].

В «верхнетроянском слое» были обнаружены и другие формы для отливки прутьев, и четырехфутовый тигль, в котором еще осталось немного меди. На воротах, которые, по предположениям, являлись «скейскими» или «левосторонними» [326], имелось два медных засова. В так называемом «дворце Приама» [327] было найдено около дюжины длинных тонких булавок для одежды или причесок; одна из пяти булавок, сплавившихся воедино от пожара, имела две отдельных головки: верхняя — чечевицеобразная, а нижняя — совершенно круглая. Толстые гвозди, предназначенные для забивания в дерево, встречались редко — за два года работ их было найдено всего два. Были найдены в конце концов и фрагменты меча, копья и других инструментов.

Первым предметом из обнаруженных в так называемой «сокровищнице Приама» был медный щит менее двадцати дюймов в диаметре. Плоскость его окаймлена ободком в полтора дюйма высотой. На нем имеется выпуклость два с третью дюйма на четыре с третью в размере — и эта выпуклость окаймлена бороздой две пятых дюйма шириной. Так, Антике и Аулакс, приспособленные для несения защитной службы, напоминают щит Аякса, который можно было складывать в семь раз, изготовленный Тихием [328] (Илиада. VII, 219–223), и щит Сарпедона, с округлой пластиной из кованого «халкоса», чья кожаная обивка внутренней стороны крепилась ко внутренней кромке золотой проволокой или заклепками (Илиада. XII, 294–297). Под левую ручку котла для кисломолочного напитка лебен были прочно приплавлены два фрагмента копья и боевого топора. Было там и тринадцать медных копий, от семи дюймов до фута длиной, ширина же их была от полутора до двух и одной трети дюйма. В древках их были отверстия для булавок для крепления; греки и римляне вставляли древко в специальный раструб, имевшийся на наконечнике копья. Был там и обычный односторонний нож шести дюймов в длину, и семь двусторонних кинжалов, самый большой из которых имел десять и две третьих дюйма в длину и два дюйма в ширину. Рукояти были от двух до двух и трех четвертей дюйма, а концы хвостовиков, где должна была бы быть головка, были изогнуты под правильным углом. Несомненно, хвостовик был вставлен в деревянную оправу; если бы она была костяной, остался бы какой-то след. Кончик хвостовика был просто загнут на расстоянии примерно полдюйма от конца, чтобы удерживать рукоятку на месте. Такая древняя система крепления до сих пор еще не является полностью устаревшей, особенно в варианте, когда металл остается незакрытым. Единственным признаком меча был фрагментарный клинок длиной пять и две трети дюйма и примерно два дюйма в ширину, с острым лезвием на зубилообразном острие. В «сокровищнице» было найдено много золотых пуговиц, похожих на наши современные запонки для рубашек. Возможно, они служили для украшения ремней, на которых носили мечи, ножи и щиты.