Сибирская одиссея Ермака - Руслан Григорьевич Скрынников Страница 46

Теснимый со всех сторон, Кучум послал в Москву грамоту. Он настойчиво просил отпустить к нему пленного Маметкула. Одновременно хан просил царя Федора пожаловать его сибирским юртом «под царскою высокою рукою». В Москве не придали значения миролюбивым заявлениям Кучума. Там не забыли, как хан, будучи царским вассалом, велел однажды убить русского посла и вероломно напал на Пермский край. Маметкул справедливо считался лучшим военачальником Сибирского ханства. Не потому ли Кучум старался вызволить его, что замышлял новую воину?

СМЕРТЬ КУЧУМА

Пожар войны на степных границах то стихал, то разгорался вновь. Новый крымский хан Казы-Гирей долго ждал своего часа, чтобы отомстить русским за поражение на Молодях. Наконец благоприятный случай представился. Швеция предложила Крыму союз против России. Шведская армия подошла вплотную к русским рубежам.

Казы-Гирей послал гонцов во все орды, чтобы поднять их на царя. Всем памятно было сожжение Москвы. Тогда крымцам удалось объединить силы многих татарских улусов. С тех пор вольные казаки раз и навсегда порвали цепь кочевых орд, простиравшуюся от Днестра до Иртыша. Волжские казаки оттеснили Большую Ногайскую орду за Яик. Ермак отбросил Кучума далеко за Урал.

На помощь Казы-Гирею пришли отряды из Малой Ногайской орды да турки из Очакова и Белгорода. Собрав несколько десятков тысяч всадников, хан вторгся в пределы России. 4 июля 1591 года татары прорвались в окрестности Москвы. Русские полки расположились в «гуляй-городе», за Серпуховскими воротами Земляного города в Замоскворечье. Крымцы не осмелились штурмовать крепостицу, помня о Молодях. День прошел в стычках, а ночью в татарском лагере вспыхнула паника. Теряя в пути лошадей и «рухлядь», крымцы в полном беспорядке отступили к Оке, а оттуда бежали в степи.

Так закончилось последнее нападение Крымской орды на русскую столицу.

Минуло время, когда крымцы безнаказанно разоряли Русь, сея повсюду смерть и разрушения, уводя в плен тысячи людей.

Некогда грозная орда переживала закат. Отразив множество мелких и крупных вторжений крымцев, русские обезопасили свои южные рубежи. В короткое время выстроены были новые пограничные крепости: Воронеж (1585), Ливны (1586), Елец (1592), Белгород, Оскол и Курск (1596). Оборонительная линия оказалась отодвинутой на юг, в «дикое поле».

Достигнув крупных успехов на южных рубежах, русское правительство впервые смогло выделить значительные силы для завершения военных действий против сибирского «царя» Кучума.

Царские воеводы выстроили сеть укреплений на Оби и нижнем Иртыше, а затем двинулись в южные пределы Сибирского «царства». Князь Андрей Елецкий получил приказ продвинуться по Иртышу до устья реки Тары и закрепиться там. Царская рать насчитывала более полутора тысяч ратных людей. Среди них было 550 сибирских татар и 400 башкир и татар из Уфы, Казани и Свияжска.

Елецкий не скупился на мирные жесты. Он должен был усыпить бдительность Кучума, писать ему дружески, «приказывать гладко», чтобы, выбрав момент, разгромить его войско, а самого захватить в плен. В свою очередь Кучум искал повсюду союзников для войны с белым царем. Он не раз обращался к правителю Бухары Абдуллах-хану с просьбой о помощи. Но бухарский правитель был занят борьбой за Хорезм и не мог прислать ему подкрепления.

Кучум заключил договор с ыарымскнм[6] князем Воней, стоявшим во главе Пегой орды. Воня копил силы для нападения на Сургут, и Кучум прикочевал поближе к его владениям, чтобы сообща напасть на русских. Но их воинственным планам не суждено было осуществиться.

Кучум мог рассчитывать на поддержку ногайских феодалов, пока между ними не возник спор из-за земель. Одним из самых больших улусов на Иртыше владел ногайский мурза Авлия Мурзин. Ему принадлежали Мерзлый городок, Малогородцы и другие волости. Кучум послал сына — царевича Алея, и тот увел людей у мурзы. Тогда Авлия пожаловался правителю Бухары. Абуллах-хан потребовал, чтобы Кучум немедленно вернул улус ногайскому мурзе, и учинил его «меньшим бритом» для совместной войны с русскими.

В Москве оценили весть о раздоре Кучума с ногайцами. Царь Федор упомянул об этом в одной из своих грамот к хану. «…Ногайские улусы, — писали его дьяки, — Тайбугин юрт, которые кочевали вместе с тобою, от тебя отстали, на которых была тебе большая надежда». Знать из рода Тайбуги издавна пользовалась исключительным влиянием в Сибирском «царстве».

Война с Калмыцкой ордой окончательно осложнила положение Кучума. После одного неудачного боя ханскую ставку, по русским данным, покинули двое царевичей и 300 татар, а «иные пошли в Бухары, и в Нагаи, и в Казахскую орду».

Некоторые из приближенных Кучума перешли на сторону русских. Владелец крупного улуса Чин-мурза, сын Иль-мурзы Исупова, перешел на царскую службу. Выехала в Москву мать царевича Маметкула.

Зная о трудном положении Кучума, правитель Борис Годунов предпринял новую попытку привлечь его самого на русскую службу и таким путем положить конец войне в Сибири. Находившийся в русском плену царевич Абдул-Хаир написал грамоту отцу, предлагая ему «покрыть свои вины» и отдаться под покровительство царя. Абдул-Хаир советовал Кучуму показать свою добрую волю, прислав в Москву одного из своих сыновей.

Не получив ответа, московские власти в 1597 году предприняли новый демарш. Абдул-Хаир, на этот раз вместе с Маметкулом, направил новое письмо Кучуму, где сообщалось, что они несут в Москве службу и получили в удел города и волости. От имени царя Федора Маметкул и Абдул-Хаир предлагали Кучуму две возможности: либо он приедет в Москву и получит щедрые земельные владения — города и волости, либо царь вновь «учинит» его на Сибирском «царстве» под своей высокой рукой. В Москве была составлена от имени царя Федора «опасная» грамота Кучуму, гарантировавшая ему безопасный проезд и царскую милость.

Однако обещание царских милостей не прельщало Кучума. Сын степей, он слишком высоко ценил волю. Свое последнее письмо к татарским воеводам Кучум адресовал так: «От вольного человека от царя (Кучума) боярам поклон!» Хан желал узнать у воевод, нет ли указа насчет него от царя из Москвы. Он явно ничего не знал о царской «опасной» грамоте и добивался некоторых практических уступок. «Прошу у великого князя у белого царя, — писал он, — Иртышского берегу, да и у вас, у воевод, того же прошу».

В последние годы жизни Кучума преследовали мучительные мысли о поражениях, покончивших с его счастливым царствованием. Он не раз вспоминал Ермака. И в своем последнем письме Кучум упомянул его имя. «А от Ермакова приходу и по ся места пытался есмя встречно стояти, — сокрушенно