Дмитрий Волкогонов - Триумф и трагедия, Политический портрет И В Сталина (Книга 2) Страница 47

Антонов достаточно быстро рос в воинском звании. Придя в 1942 году в Генштаб генерал-лейтенантом, в апреле 1943 года стал генерал-полковником и в том же году генералом армии. Но Маршалом Советского Союза Антонов так и не стал, несмотря на благожелательное отношение к нему Верховного. В дело вмешался Берия. У этого исчадия зла позиции в высшем военном руководстве были не слишком сильные. Берия очень хотел -иметь своих людей среди военных в стратегическом эшелоне управления. Сегодня известно, что высший советский генералитет всегда относился к Берии с холодной настороженностью, сохраняя в душе глубокое недоверие к человеку в маленьких круглых очках. Хотя Берия постоянно искал способы привлечь на свою сторону крупных военных, к их чести следует сказать, что его попытки оказались бесплодными. Сам факт ареста, суда и ликвидации Берии в последующем именно военными красноречиво, в частности, говорит об их отношении к этому вурдалаку.

Берия был крайне одиозной фигурой. Его боялись. Но симпатий к нему питать никто не мог. Никто! Однако Берии была нужна опора в армии. Он видел быстрое старение "вождя", и уже в конце войны у него могли появиться далеко идущие честолюбивые планы, которые без поддержки армии в системе, где демократия лишь фикция, реализовать невозможно. Попытки Берии установить особые отношения с Антоновым ни к чему не привели. Генерал был сух и официален. Тогда, как это обычно делал Берия, ои стал исподволь компрометировать Антонова. Несмотря на то что Сталин в глубине души, видимо, не очень верил нашептываниям Монстра, тем не менее он не стал присваивать Антонову, начальнику Генерального штаба Вооруженных Сил , СССР, маршальское звание, хотя и планировал сделать это: по случаю Победы. Более того, в 1946 году "вождь" вновь вернул Антонова на должность первого заместителя начальника Генштаба, а в 1948 году "опустил" еще ниже, назначив первым заместителем командующего Закавказским военным округом.

Вообще А. И. Антонову в нашей исторической (да и художественной) литературе не повезло. Его фамилия почти не упоминается в длинных списках военачальников, имевших особые заслуги перед Родиной. Он не стал ни маршалом, ни героем. Но это для истории не столь важно. Важно другое: этот талантливый человек не был оценен по достоинству. Это был примерный солдат и настоящий военный интеллигент с сильным мышлением и тонкими чувствами. Уже после войны Антонов признался, что мечтал о дне, когда сможет поставить пластинку с любимой музыкой - первым фортепианным концертом Чайковского или третьим Рахманинова. За .войну, пластинки покрылись слоем пыли, но в душе эти мелодии звучали.

Война минула. Сталин на триумфальной колеснице, подобно Цезарю, взошел на Капитолий славы. Но если божественный Юлий долго ломал себе голову над тем, как отблагодарить своих верных легионеров, то Сталин постепенно отодвинул от себя тех, кто больше других напоминал ему о действительной роли каждого в великом триумфе.Антонов, чья подпись последние два года войны чаще других стояла рядом с росчерком Верховного Главнокомандующего, единственный генерал армии, удостоенный высшего ордена "Победа", в конце концов не был в полной мере оценен Сталиным. Верховный уже забыл, что в 1944-1945 годах Жуков, Василевский, Антонов разрабатывали и подавали ему такие идеи, такие стратегические замыслы, ведения войны, что ему уже не нужно было что-то искать, а чаще всего нужно было просто соглашаться, внося лишь какие-то частные мелкие поправки.

Сталин уже забыл, что, когда он стал Верховным Главнокомандующим, имел весьма смутное представление о теории и практике военного искусства. К пониманию тесной взаимосвязи военной стратегии, оперативного искусства и тактики как составных частей военного искусства вообще Сталин пришел постепенно, с помощью докладов, сообщений, разъяснений тех или иных конкретных ситуаций прежде всего Шапошниковым, Жуковым, Василевским, Антоновым.

Война закончилась. Для Сталина был важен прежде всего результат. О цене Победы он предпочитал говорить только в плоскости злодеяний фашизма. О собственных промахах не сказал ни разу. К бесконечной череде эпитетов "великий вождь", "мудрый учитель", "непревзойденный руководитель", "гениальный стратег" добавился еще один - "величайший полководец". Именно поэтому мне хотелось, добавляя все новые и новые штрихи к портрету этого человека, коснуться И стратегического мышления И. В. Сталина.

МЫШЛЕНИЕ СТРАТЕГА!

Думаю, некоторые, увидев после слов "мышление стратега" знак вопроса, сразу же возразят или даже возмутятся. Ведь ставится под сомнение то, что десятилетиями сомнению не подвергалось. Сейчас же, в доказательство "ереси" автора, можно привести десятки цитат, высказываний наших выдающихся полководцев, свидетельствующих об обратном. И, наверное, эти высказывания по-своему будут верными. Подчеркну еще раз: в то время, когда писались мемуары замечательных советских полководцев, они могли сказать лишь то, что р а з р е ш а л о с ь сказать. Все негативные, критические высказывания в адрес Верховного расценивались как "очернительство". Мне пришлось проработать около двух десятков лет в Главном политуправлении Советской Армии и Военно-Морского Флота. Было время, когда в отделе печати Главпура в соответствии с высокими указаниями Суслова и его аппарата просматривались все мемуары. Мне приходилось говорить с людьми, которые в 50-е, 60-е годы и позже знакомились с воспоминаниями военачальников. Рукописи долго ходили "по кругу" в высоких инстанциях, и авторам было хорошо известно, что можно писать, а что нельзя. Прежде всего благодаря этому фильтру в книги не попадали факты, выводы, события, статистика, наблюдения, размышления, оценки, которые могли "очернить" нашу историю. И история выглядела вполне благополучной. Думаю, дело не в том, чтобы искатьконкретных виновников, а в том, чтобы понять: в литературе сложилась система, основанная на определенных посылках и ограничениях, укладывающая любое произведение в прокрустово ложе. Ни Главлит, ни многочисленные рецензенты не могли игнорировать предписания идеологической системы, основанной на одностороннем видении прошлого.

Я знаю, что не все, написанное многими военачальниками, вошло в их мемуары. Готовя свои воспоминания нередко под влиянием внешних обстоятельств, они искали место и повод, чтобы упомянуть в книге влиятельных людей, которых в годы войны часто нельзя было рассмотреть даже в очень сильную лупу. Знаю, как ретивые приспособленцы искали часть, где до войны служил Л. И. Брежнев; ту станцию, куда однажды сопроводил из Красноярска поезд с подарками фронту К. У. Черненко... Многие хорошие работы были "засорены" вынужденными ссылками на Брежнева, поиском поводов, чтобы упомянуть его заслуги. Конечно, такая, например, "реприза" не могла попасть ни в одну книгу. Лектор ГлавПУРККА полковой комиссар Синянекий, выезжавший в августе 1942 года в 18-ю армию с проверкой хода выполнения приказа No 227, в частности, писал заместителю начальника Главного политуправления РККА Шикину: работники политуправления Емельянов, Брежнев, Рыбанин, Башилов "не способны обеспечить соответствующий перелом к лучшему в настроениях и поведении (на работе и в быту) у работников политуправления фронта... По словам полкового Комиссара тов. Крутикова и старшего батальонного комиссара тов. Москвина, и другиеработники подвержены в своей значительной части беспечности, самоуспокоенности, панибратству, круговой поруке, пьянке и т. д.". Я не могу утверждать, что все, написанное полковым комиссаром Синянским (а в записке говорится и о других "грехах"), является истиной. Мне хотелось лишь подчеркнуть, что любая критика в адрес Брежнева тогда была исключена.

Мы были пленниками ложного сознания. Часто людей невольно ставили перед выбором: или в книге все будет "как надо", или она не выйдет в свет. И еще. Не хочу никого обидеть, но скажу. Большинство мемуаров полководцев написаны "литературными обработчиками" - людьми, часто весьма далекими от пережитого авторами книг. Да, они пользовались материалами, рассказами мемуаристов, но в конечном счете писали они, а не авторы воспоминаний. Хотим мы или не хотим, но очень часто личностное восприятие автора теряется, слабеет. Хорошо сказал о военных мемуарах И. X. Баграмян: "Они в очень большой степени зависят - кому какой полковник достался". Писать через "посредника", что иногда неизбежно,- это всегда значит терять нечто неповторимое,. истинно авторское...

Написав "мышление стратега?", я хотел лишь беспристрастно взглянуть на особенность стратегического мышления человека, стоявшего во главе нашего народа и армии в Великой Отечественной войне. Скажу сразу:

что касается мышления, то в отдельных областях Сталин имел некоторые преимущества перед многими советскими полководцами, но были и такие области, где он так и не смог избавиться от дилетантства,- односторонности; некомпетентности, шаблона до конца войны. Впрочем, давайте по порядку.