Александр Елисеев - Как обуздать олигархов Страница 47

Теперь лидер большевиков мог разговаривать с умеренными социалистами свысока. И когда они потребовали создания коалиции — «однородного социалистического правительства», то натолкнулись на жесткий отказ. Не помогла и лоббистская деятельность тех большевиков, которые сочувствовали эсеро-меньшевикам. Сразу четыре члена нового правительства (Совнаркома) — Зиновьев, Каменев, Ногин и Рыков — подали в отставку, но тем самым только повторили ошибку «умеренных». Ленин использовал их уход для укрепления своих позиций.

Итак, большевики пришли к власти. И что же либеральный Запад? А он вовсе и не желал их поражения, в чем неоднократно признавались его лидеры. Ллойд Джордж утверждал: «Мы сделали все возможное, чтобы поддерживать дружеские дипломатические отношения с большевиками, и мы признали, что они де-факто являются правителями… Мы не собирались свергнуть большевистское правительство в Москве». А президент США Вильсон считал, что «всякая попытка интервенции в России без согласия советского правительства превратится в движение для свержения советского правительства ради реставрации царизма. Никто из нас не имел ни малейшего желания реставрировать в России царизм…».

Более того, какое-то время страны Антанты даже признавали возможным заключить союз с большевиками — против немцев. Именно с этой целью после Октябрьской революции в Россию направили неофициальных представителей от Франции (Ж. Садуль), Англии (Б. Локкарт) и САСШ (Л. Робине), которые, в отличие от представителей дипломатических, были настроены довольно пробольшевистски. Эти представители вели переговоры с вождями большевизма, причем Робине начал их еще до «отмашки» со стороны начальства — на свой страх и риск.

Очень хорошие отношения сложились между Локкартом и наркомом иностранных дел Л. Троцким. По утверждению британского дипломата К. Кибла, такое взаимопонимание «мало кто из послов ее величества в Советском Союзе имел счастье установить». Ленин, по словам Локкарта, понимал общность российских и союзнических отношений перед лицом немецкой угрозы. Еще 2 февраля 1918 года Локкарт сообщал следующее: «В настоящее время большевистское правительство не одобряет идею разрыва отношений с Англией. Доказательством этого является его нежелание сделать достоянием гласности наши интриги в этой стране, о которых ему хорошо известно». В то время советское руководство еще колебалось — идти ли навстречу Германии или же вернуться к «старой» политике сотрудничества с западными демократиями в рамках Антанты.

Однако постепенно выбор был все-таки сделан в «пользу» Германии. Советское правительство, вопреки усилиям Троцкого и левых коммунистов, отказалось поставлять Антанте русское «пушечное мясо». И вот тогда уже большинство представителей приходят к мысли о необходимости союзнической интервенции в России и широкомасштабной поддержке контрреволюции.

Но и после этого никакой речи о свержении большевизма не шло. Западные демократии были заинтересованы в перманентной гражданской войне. Надо было, чтобы красные как можно дольше били белых, а белые — красных. Конечно, постоянно это продолжаться не могло, рано или поздно какая-либо сторона взяла бы верх. Поэтому Антанта решила способствовать заключению перемирия между большевиками и белыми правительствами. Так, в январе 1919 года она сделала предложение всем властным структурам, находящимся на территории бывшей Российской империи, начать мирные переговоры. Красные, в принципе, были готовы пойти на соглашение с белыми, тогда как последние категорически выступили против него. И тем самым спасли Россию. Совершенно очевидно, что возможное перемирие носило бы временный характер и в ближайшей перспективе было бы нарушено. При этом оно только стабилизировало бы состояние раскола России на ряд частей, прежде всего, на красную РСФСР, колчаковский Восток и деникинский Юг. Возможно, что за первым перемирием последовало бы второе и так продолжалось бы неопределенно долгое время.

Между прочим, подобное положение перманентной войны сложилось в 20—30-е годы в Китае, который был поделен на территории, контролируемые националистами Чан Кайши, коммунистами Мао Цзэдуна и различными региональными кликами милитаристов. Понятно, что данный раскол играл на руку только внешним силам, в частности японцам.

Англия так и не отказалась от планов «примирить» белых с красными. Весной 1920 года она в ультимативной форме предложила начать переговоры коммунистам и Врангелю — при арбитраже Британии. Сам Врангель решительно отверг британский ультиматум, в результате чего в мае 1920 года Лондон заявил о прекращении помощи белым. Правда, Франция от этой помощи еще не отказалась и даже усилила ее, но это было связано с обстоятельствами польско-советской войны. Дело в том, что французы делали основную ставку на поляков Пилсудского, помощь которым намного превосходила помощь белым. Но в 1920 году возникла угроза разгрома Польши и выдвижения Красной Армии в Западную Европу. Вот тогда-то французам и понадобилась поддержка Врангеля, чье сопротивление вынудило красных отказаться от переброски многих отборных частей на польский фронт. Но после того, как угроза Пилсудскому миновала, французы прекратили помощь белым.

В оценке Белого движения, как и в любых оценках, лучше отходить от полярных точек зрения. Белые, конечно, были слишком зависимы от Запада, что во многом и предопределило их крах. И зависимость эта носила в основном экономический характер. Центрально-промышленный район находился у красных, к которым попало большинство военных заводов и стратегические склады царской армии. Поэтому без помощи западных демократий белые не смогли бы обойтись. И помощь эта, как очевидно, была далеко не бескорыстной. В Сибири Колчак предоставлял иностранцам самые выгодные концессии, снабжал их русским золотом в обеспечение кредитов (в Японии и САСШ оказалось 150 тонн русского золота). При этом поставки союзников постоянно затягивались.

Но вот в политическом плане он пытался вести себя как можно более независимо. Так, в начале 1919 года Колчак отверг требования французского генерала Жанена, который хотел стать верховным главнокомандующим всех белых войск Сибири. В апреле того же года Колчак настаивал на выводе американских войск с Дальнего Востока, обвиняя их в контакте с большевиками. (На юге России наблюдалось нечто похожее. Деникинская контрразведка обвиняла в сношениях с красными французского представителя Фрейденберга. Хитрые «западники», как уже отмечалось выше, не желали класть все «яйца» в одну «корзину».)

А в сентябре адмирал отказался вывести белые войска из Владивостока, на чем настаивали «союзники».

«Друзья» из Антанты не желали чрезмерного усиления белых и серьезно тормозили их деятельность по укреплению тыла. Во время расширения зоны французской оккупации на Херсон и Николаев (1919 год) французы запретили устанавливать в этих городах белогвардейскую администрацию. В результате в том же самом Николаеве действовало пять «властных» структур, среди них — два совдепа — рабочих и солдат. Причем французы спешно эвакуировались при первой же опасности со стороны красных, имея трехкратное преимущество перед ними. В качестве «утешительного приза» беглецы прихватили русские военные суда и ценности госбанка.

ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА: КТО ВИНОВАТ?

Вокруг Гражданской войны, как, впрочем, и вокруг любого другого значимого исторического события, нагромождено огромное количество лжи и еще большее количество недомолвок. Особенно здесь выделяется вопрос о виновности разных политических субъектов: «Кто развязал войну?» На него отвечают по большей части неудовлетворительно, называя в качестве основных виновников то белых, то красных. В советское время, конечно же, в виновных ходили белые (причем неизменно уточнялась классовая природа Белого движения, которое якобы защищало интересы буржуазии и помещиков). Сегодня в виновных ходят в основном уже красные, которым зачастую приписывают элементарный садизм, объясняя гигантские исторические сдвиги сдвигами психологическими.

Между тем Гражданская война вряд ли была возможна, если бы не вмешательство внешних, иностранных сил, которые сыграли решающую роль в эскалации общенационального конфликта. Белое движение до лета 1918 года практически не пользовалось поддержкой и представляло собой некий национал-либеральный анклав на юге России. Идти воевать за этих «непредрешенцев», надеявшихся на новое Учредительное собрание, никто, в общем-то, не хотел. Одни не видели смысла воевать за белых демократов, многие из которых, такие как М. Алексеев, были ответственны за свержение монархии. Другие просто не желали рисковать во имя любых политических идеалов.

Как это ни покажется прискорбным для многих нынешних национал-романтиков, но действенной вооруженной оппозиции большевикам не было в течение полугода после их прихода к власти — за исключением горстки искренних патриотов-энтузиастов на Дону, которых воспринимали как чудаков. В мае 1918 года Добровольческая армия насчитывала тысячу офицеров и 5–7 тысяч солдат и казаков. Она не имела ни оружия, ни продовольствия. Но самое главное — ее почти никто не собирался поддерживать — даже большинство офицеров, бежавших на юг «от большевизма».