Конец режима: Как закончились три европейские диктатуры - Александр Баунов Страница 47

Правительство Караманлиса отменило цензуру, выпустило политических заключенных, легализовало профсоюзы и партии, включая коммунистическую, которая стала легальной впервые с 1947 г. 17 ноября 1974 г., в годовщину восстания в Политехническом, прошли выборы, на которых победила партия Караманлиса «Новая демократия» (или «республика» — ведь на греческом это одно и то же). Караманлис организовал повторный референдум о государственном устройстве, на котором 70% граждан, к огорчению Константина II, уже в условиях политической свободы проголосовали за ликвидацию монархии.

Брат Софии, ставшей из греческой принцессы испанской, лишился трона и даже права жить на родине, а вместе с ним и весь греческий королевский дом. Константин остался в Италии, а кем-то вроде греческого де Голля вместо неудачливого Пападопулоса стал Константинос Караманлис. Во всяком случае, он, подобно де Голлю, вывел Грецию из-под военного командования НАТО и даже поставил вопрос о выводе американских военных баз, зато немедленно возобновил членство в Совете Европы и начал переговоры о вступлении в ЕЭС. Пападопулос, которого ранее арестовали бывшие соратники по хунте, теперь вместе с ними в ожидании суда был взят под арест новыми демократическими властями.

Роковой переход власти от военной хунты к гражданскому правлению прошел в Греции празднично и мирно. Транзит получился драматичным, но без хаоса, поскольку в Греции сравнительно недолгой автократии предшествовали два десятилетия демократической конкурентной политики. За эти десятилетия в стране сформировался обширный и влиятельный политический класс, заинтересованный в парламентской демократии. У Испании и Португалии после 40 лет диктатуры такого политического класса не было. Если бы тамошние правители внезапно отказались от власти, ясного ответа на вопрос, у кого бы она оказалась, не существовало. В этом и состояла главная проблема более устойчивых иберийских автократий в сравнении с греческой.

«Как в Португалии»

Крах диктатур в Греции и особенно в соседней Португалии ободряет испанскую оппозицию. Оказывается, диктатуры, даже полувековые, как португальская, могут закончиться в один день: сначала выступление прогрессивных военных и горожан, затем изгнание деятелей режима, временное правительство с участием всех партий, включая запрещенные.

Особенно вдохновлены левые и прочие нелегальные оппозиционеры, ведь в Португалии происходит желанная ruptura — полный разрыв между старым режимом и новой политической реальностью. Летом 1974 г. 20 000 испанских рабочих со всей Европы и из самой Испании съезжаются в Женеву на коммунистический митинг слушать выступления генсека компартии Сантьяго Каррильо и пламенные речи ее почетного председателя Долорес Ибаррури. Ораторы призывают к всеобщей забастовке с политическими требованиями, учреждению временного правительства, свободным выборам и референдуму о республике.

Реформаторы из номенклатуры делают из португальской революции свои выводы. Обществу, если оно настроено на перемены, недостаточно робких, затянутых, декоративных реформ вроде португальской весны Марселу Каэтану. Разочаровавшие людей реформаторы пользуются еще меньшей поддержкой граждан, чем диктаторы — основатели режимов. Настоящие перемены — единственный для действующей политической элиты способ сохранить престиж, власть и влияние в будущем, и, если не договориться с оппозицией, может случиться так, что она будет заниматься переменами одна, без участия тех, кто сейчас управляет страной.

Охранители уже после либеральной речи нового премьер-министра Ариаса, произнесенной 12 февраля 1974 г., чувствуют необходимость сплотиться и не позволить «слить» режим. Апрельская революция в Португалии мобилизует их еще сильнее. Их вывод: Каэтану играл в реформы, либеральничал, пустился в эксперименты с выборами, переименованием правящей партии, в разговоры о федерализации империи, породил несбыточные ожидания и проиграл, а вместе с ним рухнуло все здание.

Падение режима полковников в Греции, случившееся летом того же года, окончательно подтверждает догадки «бункера». Полковники пали после того, как Пападопулос ослабил хватку и принялся изображать гражданского президента. Уже 28 апреля, через три дня после «революции гвоздик», один из лидеров «бункера» Хирон Веласко публикует в официальном органе Национального движения, газете Arriba, манифест: не допустим никакого «духа 12 февраля», во власть проникли вредоносные элементы, которые разлагают режим изнутри. Лидеры «бункера» разворачивают в правой прессе атаку на опасных номенклатурных либералов: «Час командиров (вождей, caudillos) и воинов настал!» — пишут консервативные издания, намекая, что армия должна предотвратить португальский сценарий и остановить либеральную эрозию режима.

Однако и армия не едина: как и в португальской, в ней есть сторонники демократии, во всяком случае не все там ее непримиримые противники. Одно дело — дослужившиеся до высших постов участники гражданской войны, «голубые генералы», как их называют по цвету рубашек фаланги и по имени знаменитой дивизии, другое — молодые офицеры вроде сокурсников Хуана Карлоса по военным академиям. Испания, в отличие от Португалии, не ведет затяжных колониальных войн, армия не перенапряжена и не боится, что ее сделают ответственной за поражение в войне, которую невозможно выиграть.

У испанской армии меньше стимулов рваться в политику, офицеры заняты карьерой, как и гражданская бюрократия. Многих можно назвать военными технократами. Эти офицеры не готовы по первому звуку идеологической трубы нарушить армейский нейтралитет и устроить еще одно 18 июля — спасти режим, созданный армейским путчем, посредством нового путча. Другое дело, если возникнет угроза распада страны, начала новой гражданской войны или коммунистическая опасность, — тогда они на страже.

Один из парадоксов военной диктатуры Франко состоит в том, что он удалил армию из политики. До Франко каждый генерал мог считать себя спасителем отечества, запугивать политиков, угрожать переворотом, а то и брать власть. Давление армии на политику называлось «звон сабель». Но стоило генералу Франко получить власть, он принялся делать все, чтобы эта традиция прервалась. Новому правителю не нужны были генералы, которые считали себя вправе влиять на управление государством. И со временем таких генералов становилось все меньше. Однако теперь, когда Франко дряхлел, многие хотели разбудить генералов и вернуть армию в политику. Парадоксальным образом это были не только «бункер» и ультраправые, но и сторонники демократический революции, которые искали в армейских рядах своих революционных капитанов и своего Спинолу, чтоб «как в Португалии».

Глядя на португальский пример, испанские оппозиционеры высматривают популярного среди военных генерала, сторонника демократизации, который мог бы возглавить переходное правительство и нейтрализовать армию в момент смены режима. Им кажется, они находят подходящего кандидата. Это Мануэль Диес-Алегриа, глава генерального штаба, потомственный военный и одновременно интеллигент с длинным французским лицом, похожий на безусого де Голля: тоже хороший признак, усы носят консерваторы.

Диес-Алегриа — герой гражданской войны, но на Восточный фронт воевать за Гитлера не пошел, зато изучил