Синдром публичной немоты. История и современные практики публичных дебатов в России - Коллектив авторов Страница 47

Результатом многочисленных нарушений на общественных слушаниях 1 сентября 2009 года стал оглушительный медиаскандал, организованный петербургскими градозащитниками. Их усилиями неправомерность проекта строительства 430-метрового небоскреба в историческом центре Петербурга стала предметом широкой общественной дискуссии, которая сопровождалась массовой протестной кампанией. Эта успешная кампания завершилась 9 декабря 2010 года решением городской администрации о переносе строительства общественно-делового комплекса «Газпромнефти» в другое, удаленное от исторического центра место.

Анализируя природу «публичной немоты»

Соседский сход, дискуссии активистов градозащитных движений, отчетное собрание правления жилищно-строительного кооператива, общественные слушания по «Охта-центру» – все эти коммуникативные ситуации, несмотря на внешнюю разнородность, имеют между собой больше общего, чем различного. Их характеризует общее пренебрежение регламентирующими процедурами и соответствующими случаю «цивилизованными манерами» в элиасовском их понимании [Элиас 2001: 59–108]. Их участники в большинстве своем имеют ограниченный опыт участия в публичных дебатах. Недостаток подобного опыта, помноженный на массовое взаимное недоверие и, как следствие, – на неуважение к чужому мнению, к любой оппонирующей позиции, – все это вместе порождает множество коммуникативных неудач, которые могут быть выражены метафорой «публичная немота».

Большей части описанных выше собраний присущ дефицит разделяемых правил и принципов согласования общей позиции/решения. Граждане не знают, как преобразовать полифонический шум «народного веча» в эффективный и ограниченный по времени процесс выработки общего мнения. Как, не превратив собрание в бесконечную «говорильню», учесть мнения разных сторон, выслушав каждую из них, и в обозримые сроки найти компромиссы между различными позициями диспутантов[134]. Другой чертой, объединяющей описанные коммуникационные ситуации, можно считать низкий уровень коммуникативной компетенции вовлеченных в дискуссии индивидов[135], которых сложно назвать публикой в республиканском смысле слова (ответственные, информированные, способные к самоорганизации граждане).

За исключением одного случая, все представленные выше примеры дискуссий далеки от нормативного идеала делиберативной демократии в понимании Хабермаса. Хабермас рассматривал дискуссию как практику совместной выработки общественного мнения путем неограниченного, свободного и равного участия индивидов в рационально-критическом публичном споре. Он указывал на три нормативных критерия публичной дискуссии: 1) принцип, согласно которому сила лучшего аргумента доминирует над властью социального статуса; 2) свобода обсуждать и критиковать общезначимые вопросы; 3) принцип неограниченного участия [Habermas 1989: 36–37]. Таким образом, успешной дискуссией можно считать коммуникацию двух и более акторов, в ходе которой равные стороны, аргументируя и уравновешивая взаимные интересы в компромиссном режиме, сформулировали общую позицию по обсуждаемым вопросам. Цель публичных переговоров – рационально ориентированный консенсус. В идеале консенсус снимает существующее в обществе напряжение, помогает разрешить разногласия и выработать общие стратегии поведения.

Можно сказать, что успех публичной дискуссии определяется факторами «внешнего» и «внутреннего» порядка, или обстановкой (структурными условиями, в которых происходит обсуждение) и установкой (индивидуальной коммуникативной компетенцией) ее участников. Говоря об обстановке, я имею в виду общую рамку дискуссии: в каком пространстве, сколько людей, по какому поводу собрались и каких ролей и правил они придерживались в ходе переговоров. Обстановка оценивается через три рамочных для дискуссии критерия: 1) равенство участвующих сторон в выражении и отстаивании своей позиции, 2) уровень формализации (строгое следование регламенту, соблюдение очередности выступлений, ведение протокола, использование процедуры голосования и пр.) и 3) степень публичности переговорной практики (открытость дискуссии для участия, присутствие СМИ, численность публики).

Попробуем разобрать ситуации описанных выше дискуссий по осям установки и обстановки. Такой анализ позволит приблизиться к пониманию основных препятствий для развития делиберативных практик в российском обществе, а также определить условия, необходимые для успешного преодоления нашими согражданами «публичной немоты».

Начнем с обстановки «соседского схода», который являет собой пример полного отсутствия какой-либо регламентации. Его участники не затрудняли себя никакими формальными нормами и правилами. Как на новгородском вече, внимание привлекал тот спикер, который кричал громче остальных. По степени публичности «сход» может быть охарактеризован как собрание, открытое для всех, кого касается обсуждаемый вопрос. И хотя посторонних людей на «сходе» не было (ни журналистов, ни зевак, ни общественных активистов, ни муниципальных чиновников), возможность присоединиться к «обсуждению» на детской площадке была потенциально открыта. Участники «схода» были свободны обсуждать и критиковать. Право высказаться добывалось эмоциональным накалом говорящего, а формальных и технических ограничений не существовало. Если говорить об установке, на «соседском сходе» была очевидна полная неспособность большинства участников следовать регламенту и другим формальным ограничениям «цивилизованного дебата», а также их тотальная ориентированность на конфликтный регистр взаимодействия, отягощенная неумением слушать Других. Налицо внутренняя неготовность «соседей» к конструктивному диалогу. Даже если кто-то из собравшихся и имел опыт публичного дебатирования, эти люди ничем не выдали себя. Поэтому в целом коммуникативную компетенцию участников «соседского схода» следует оценить как крайне низкую.

Говоря об особенностях установки активистов градозащитных движений и локальных инициативных групп, следует подчеркнуть характерный для большинства из них дефицит опыта участия в публичных дебатах. На уровне обстановки мои наблюдения говорят о привычном для активистских собраний игнорировании формальных процедур (на моей памяти протоколировали только 3–4 собрания). Как правило, активисты дискутировали в компромиссном режиме. Что не удивительно, учитывая, что их обычно объединяли схожим образом понимаемые цели («сохранение историко-культурного наследия Петербурга», или «противодействие планам уплотнительной застройки микрорайона», или «мемориализация памяти жертв Ленинградской блокады» и т. п.), а также общий коммуникативный настрой на консенсус в совместном выстраивании планов и в согласовании коллективных действий. Но даже при такой предзаданной солидарности дискуссии активистов нередко приобретали конфликтный характер, так как не уравновешивались процедурными и этикетными моментами, с одной стороны, и развитыми коммуникативными навыками участников – с другой.

Анализ дневников включенного наблюдения за публичными дискуссиями в среде петербургских градозащитников дает основания полагать, что обычно они протекают по «тусовочному» или «авторитетному» сценарию. Соответственно, им присуща разная степень равенства участвующих сторон: от полного равенства «тусовки» до явной асимметрии «авторитетного» сценария, где группа делегирует дискурсивные полномочия своему «лидеру». Собрания и дискуссии активистов отличаются и по степени публичности: от высокой, когда фактически любой желающий может принять участие в собрании, поскольку информация о нем распространяется широко (интернет-рассылка, СМИ, объявления на парадных), – до ограниченного уровня публичности, когда на встречу приглашается узкий круг (причем информация передается из рук в руки, по личным сообщениям в социальных сетях, без широкой огласки). Важно также подчеркнуть неформальность, характерную для собраний активистов. Принятая у большинства инициативных групп процедура обсуждений не отличалась особой разработанностью, а общие правила (кворум, избрание спикера, ритуалы открытия/закрытия собраний, утверждение регламента, фиксирование дискуссии в протоколе и т. п.) не считались важными и не согласовывались.

Оценивая отчетное собрание ПЖСК, следует заметить, что его характеризует средний уровень формализации. Хоть и с трудом, но соблюдался общий регламент, в начале собрания имела место