Рафаэло Джованьоли - Спартак Страница 48

Наконец, с юга, со стороны Салернума, место, выбранное Спартаком для разбивки лагеря, было безопасно и неприступно. С южной стороны скала, на которой находилась площадка, оканчивалась глубокой, страшной пропастью, окруженной почти со всех сторон огромными обвалами. Эти обвалы придавали пропасти вид колодца, по внутренним стенам которого не только людям, но даже козам не было возможности вскарабкаться.

В пропасть через расщелины скал проникал скудный свет. Она оканчивалась пещерой, неожиданно дававшей выход на ту цветущую часть склона горы, которая тянулась на много миль, вплоть до равнины.

После внимательного обследования площадки, Спартак убедился, что более подходящего места для лагеря нельзя было бы и придумать. Он приказал одной из манипул, вооруженной топорами и секирами, пойти в ближайший лес нарубить дров, чтобы зажечь костры: они должны были защитить гладиаторов от резкого холода ночных заморозков, которые на этой высоте в середине февраля были очень ощутительны. В то же время, он поставил небольшую охрану с почти неприступной стороны площадки, выходившей на восточный склон горы, и другой сторожевой отряд, - со стороны Помпей; с тех "пор это место получило название лагеря гладиаторов, сохранившееся надолго.

Посланные в лес, кроме дров для костров, принесли ветвей и хвороста, чтобы соорудить палатки и заграждения. Гладиаторы, под руководством самого Спартака, накидали поперек тропинки, по которой они пришли сюда, большие стволы деревьев и тяжелые камни и, вырыв позади них широкий ров, забросали эти стволы и камни землей. Таким образом, они в несколько часов соорудили земляную насыпь, чем сильно укрепили свой лагерь с единственной стороны, откуда он мог быть атакован. Позади этого заграждения разместилась половина манипулы, назначенная нести охрану, и от нее, на некотором расстоянии друг от друга, поставлены были часовые, так что наиболее отдаленный находился в полумиле от лагеря гладиаторов.

Вскоре гладиаторы, усталые от трудов и забот, погрузились в сон. Спокойно и тихо было на площадке. Извивающиеся огни костров, еще горевших и трещавших, освещали неподвижные фигуры гладиаторов и свинцовые скалы, которые служили фоном для этой фантастической картины.

Один только Спартак бодрствовал; его атлетическая фигура, прямая я неподвижная, полуосвещенная огнями костров, рельефно выделялась в сумраке," точно призрак одного из гигантов, которые, по мифическим сказаниям, объявили войну Юпитеру и разбили лагерь на Флегрейских полях возле Везувия, чтобы здесь взгромоздить горы на горы и штурмовать небо.

Среди этой торжественной всеобъемлющей тишины Спартак, положив правую руку под левую, висевшую на перевязи, слегка склонив голову к лежавшему внизу морю, смотрел, не отрываясь, на свет, который сиял на одном из кораблей, находившихся в гавани Помпей.

Но между тем как его глаза были поглощены этим созерцанием, он сам был погружен в размышления, отвлекшие его постепенно очень далеко от места, где он находился. Переходя от одной мысли к другой, от одного воспоминания к другому, он перенесся в родные горы своей Фракии, к первым годам своего детства. И его лицо, ставшее сперва при этих воспоминаниях тихим и ясным, снова затуманилось, он вспомнил нашествие римлян, кровопролитные сражения, поражение фракийцев, уничтожение его стад и домов, рабство его родных и...

Внезапно Спартак, более двух часов погруженный в эти волны воспоминаний и мыслей, вздрогнул, насторожился и повернул голову в сторону тропинки, как будто услышал что-то. Но все было тихо, и кроме легких порывов ветра, шевеливших по временам ветви в лесу, ничего не было слышно.

Поэтому Спартак намеревался пойти лечь под навес, устроенный для него товарищами. Но сделав несколько шагов, Спартак снова остановился, еще раз прислушался и прошептал:

- Однако... На гору поднимаются солдаты... И, вернувшись назад, к сооруженной в этот вечер земляной насыпи, он прибавил вполголоса, как бы говоря сам с собой:

- Уже?.. Не думал я, что так скоро...

Спартак еще не дошел до поста, у которого бодрствовала на страже половина манипулы гладиаторов, как в тишине ночи послышался громкий и ясный голос стоявшего первым часового:

- Кто идет?..

И затем возглас еще более громкий:

- К оружию!..

За насыпью был очень короткий момент замешательства: гладиаторы вооружались и выстраивались в боевой порядок позади прикрытия.

В этот момент подошел к сторожевому посту Спартак с мечом в руке и сказал довольно спокойно:

- Идут в атаку на нас... Но с этой стороны никто не взойдет.

- Никто! - в один голос воскликнули гладиаторы.

- Один из вас пусть пойдет в лагерь поднять тревогу и прикажет от моего имени соблюдать порядок и тишину.

Один из деканов с несколькими гладиаторами пошел вперед, чтобы узнать, кто приближается. Тем временем лагерь проснулся. В несколько секунд, без шума, без смятения, каждый гладиатор вооружился и занял место в своей манипуле. Выстроившаяся когорта, как будто она состояла из старых легионеров Мария или Суллы, была готова мужественно встретить нападение любого врага.

Спартак с половиной сторожевой манипулы молча стоял за насыпью, повернувшись в сторону тропинки, чтобы слышать что там происходит. Внезапно послышался радостный крик декана:

- Это Эномай И тотчас же находившиеся с ним гладиаторы повторили:

- Это Эномай!

Вслед за тем послышался могучий голос германца:

- Постоянство и победа! Да, товарищи, это я и со мной девяносто три человека наших, поодиночке бежавших из Капуи.

Легко вообразить какую радость этот приход вызвал в сердце Спартака. Он бросился через насыпь навстречу Эномаю, и оба гладиатора крепко, по-братски обнялись.

- О, мой Эномай! - воскликнул фракиец в порыве сильного чувства. - Я не надеялся так скоро увидеть тебя.

- И я также, - ответил германец, лаская своими огромными ручищами светлые волосы Спартака и целуя его в лоб.

Когда кончились приветствия, Эномай стал рассказывать, как его отряд больше часа сопротивлялся римским когортам. Римляне разделились на две части: одна продолжала сражаться, а другая пошла в обход по улицам Капуи, намереваясь , зайти в тыл. Он, разгадав этот план, оставил защиту заграждений, сооруженных поперек дороги, приказал сражавшимся вместе с ним гладиаторам рассыпаться, укрыться на всю ночь в каком-либо месте, выйти из города поодиночке и соединиться всем под сводами акведука. Рассказал затем, что свыше двадцати товарищей по несчастью пали в ночной битве возле школы Лентула, и что из ста двадцати человек, которые вместе с ним оказывали сопротивление римлянам и потом разбежались по его совету, только девяносто три пришли к нему под акведук Выступив прошлой ночью, они обходными, путями дошли до Помпей, встретили здесь одного из гонцов Спартака, направлявшегося в Капую, получили от него точные сведения о месте, где гладиаторы расположились лагерем. Велика была радость, вызванная приходом этой шестой манипулы. Подбросили в костры дров, приготовили скромное угощение; пришедшим были предложены хлеб, сухари, сыр, фрукты и орехи. А после еды все в беспорядке смешались; раздавались одновременные восклицания, знакомые разыскивали друг друга, обнимались и засыпали вопросами: "А, и ты здесь?" - "Как поживаешь?" "Откуда вы пришли?" "Как добрались сюда?" - "Превосходное место для защиты..." - "Да, мы спасены". - "А как дела в Капуе?"

Подобные вопросы и восклицания слышались во всех направлениях. Только к часу первых петухов в лагере восставших стало тихо и спокойно.

На рассвете зазвучали рожки, и гладиаторы тотчас же выстроились в боевой порядок. Спартак и Эномай произвели им смотр, давая новые распоряжения, внося необходимые изменения в прежние, воодушевляя каждого солдата и снабжая, поскольку было возможно, оружием. Затем была произведена смена караула и посланы из лагеря две манилулы: одна - запастись продовольствием, другая дровами.

Все прочие гладиаторы, оставшиеся на площадке, следуя примеру Спартака и Эномая, взяли топоры и другие орудия и начали вынимать из скал камни, чтобы использовать их для метания в неприятеля. Эти камни, старательно заостренные гладиаторами с одной стороны, были собраны в огромные груды и сложены в стороне лагеря, обращенной к Помпее, откуда нападение было не только вероятно, но и неизбежно.

В этой работе гладиаторы провели весь день. На заре следующего дня они были разбужены криками часовых, призывавших к оружию. Две когорты римлян, около тысячи человек, под начальством трибуна Гага Сервилиана, взбираясь на гору со стороны Помпей, готовились напасть на гладиаторов в их убежище.

Сервилиан, два дня спустя после той ночи, когда ему удалось помешать восстанию десяти тысяч гладиаторов школы Лентула, узнал, что Спартак и Эномай с несколькими сотнями мятежников ушли по направлению к горе Везувию. Они грабили виллы, мимо которых проходили (это было ложью - молва по обыкновению преувеличивала и искажала факты), призывая к свободе и к оружию всех рабов и слуг, которые им попадались навстречу. Ввиду этого трибун поспешил в капуанский сенат и попросил разрешения высказать свое мнение о том, что еще можно предпринять для окончательного подавления восстания в самом его зародыше.