Неизвестен Автор - Сборник Наше отечество - Опыт политической истории (Часть 2) Страница 48

11 декабря 1923 г. Л.Д.Троцкий в своем опубликованном в "Правде" "Письме к партийным совещаниям", попытался было встряхнуть парторганизации указанием на виновных в "затухании" внутрипартийной жизни "аппаратчиков", но эта попытка закончилась обвинением его в стремлении к "натравливанию одной части партии против другой". Именно такую формулировку выдвинули против него Бухарин, Зиновьев, Калинин, Каменев, Молотов, Рыков, Сталин и Томский в своем обращении к членам и кандидатам ЦК и ЦКК 14 декабря 1923 г.

Тем временем, пока шел спор о принципах внутрипартийной демократии, государственные хозяйственные органы, действуя далеко не демократическими методами, выправили кризисную ситуацию в экономике страны. Путем форсированной закупки хлеба на экспорт удалось поднять уровень сельскохозяйственных цен. Цены же на

промышленную продукцию, реализуемую государственными трестами, были в административном порядке снижены до 30 %. "Кризис сбыта" ликвидировался, хотя на место его заступал другой, хотя пока еще неявно выраженный, кризис "нехватки товаров" для насыщения потребительского рынка. Если первый кризис свидетельствовал о том, что оптовые цены на промышленную продукцию стоят выше уровня цены равновесия спроса и предложения, то второй кризис свидетельствовал о том, что они (оптовые цены) стоят ниже цены равновесия, т. е. вместо проблемы дороговизны порождают проблему дефицита.

Консолидировавшаяся вокруг Л. Д. Троцкого оппозиция не сумела противопоставить правительственной программе выхода из экономического кризиса сколь-нибудь обстоятельно проработанной альтернативы. Выступление Осинского, Преображенского, Пятакова и В. Смирнова с "экономической" резолюцией оппозиции в конце декабря 1923 г. не встретило сколь-нибудь заметной поддержки, ибо они настаивали на возрастании роли директивного планирования "сверху", при наличии свободно устанавливаемых государственными трестами оптовых цен для "достижения наибольшей прибыли". Требование либерализации монополии внешней торговли для открытия советского рынка дешевым заграничным промышленным товарам (так называемая "товарная интервенция") сочеталась с требованием ужесточения кредитной монополии и отсрочки завершения финансовой реформы. Данные противоречия были не случайными, ибо в экономической платформе оппозиции нашли определенное компромиссное решение идеи сторонников свободной торговли (Н. Осин-ский, В. М. Смирнов) и директивного планирования (Г. Л. Пятаков и Е. А. Преображенский). Как первая, так и вторая идеи, чтобы завоевать право на существование, нуждались хотя бы в минимальной внутрипартийной демократии. Но, с другой стороны, обе эти идеи были неприемлемыми для приверженцев бюрократических методов управления, поскольку жесткое директивное планирование требовало от партийно-хозяйственного аппарата высокой ответственности, а свободная торговля, напротив, превращала его функции в излишние.

Дискуссия о партстроительстве и об очередных задачах экономической политики партии завершилась в январе 1924 г. на 13-й Всероссийской партконференции. Оппозиция потерпела и в том, и в другом вопросе сокруши-юльное поражение. Партийный аппарат охотно включил в

лексикон своих политических кампаний слова: "рабочая демократия", "внутрипартийная демократия", "экономическая смычка города и деревни", "неуклонное возрастание роли планового начала в управлении экономикой", --благо, что за этими словами не стояло напряжения организационной деятельности, подхлестываемого свободной критикой со стороны "низов". Антибюрократически настроенная часть "верхов" в лице оппозиции Л. Д. Троцкого и его немногочисленных сторонников, оставшись изолированными от "низов", неизбежно должна была выродиться в политическую клику, подтверждавшую свою лояльность к "аппарату" тогда, когда политическая и экономическая ситуация в стране стабилизировалась, и, напротив, при малейшем ухудшении этой ситуации, стремившуюся еще и еще раз пытать счастье в борьбе за власть. Подтверждением сказанному являются "покаянные" речи Троцкого и других оппозиционеров на XIII съезде РКП (б) в мае 1924 г. "Если партия, --говорил Троцкий, -- выносит решение, которое тот или другой из нас считает решением несправедливым, то он говорит: справедливо или несправедливо, но это моя партия, и я несу последствия ее решения до конца".

Выход из экономического кризиса и идейный разгром "демократической оппозиции" для правящей верхушки РКП (б) означал далеко не полное решение стоявших перед ней задач укрепления власти и повышения ее авторитета в глазах трудящихся масс города и деревни. Еще не успели сгладиться в памяти осенние забастовки рабочих, как в начале января 1924 г. из Сибири и с Дальнего Востока стали поступать сообщения о случаях вооруженного сопротивления крестьянства чрезмерному налогообложению. В середине января 1924 г. в Амурской области вспыхнуло настоящее восстание, охватившее территорию 7-ми волостей. Организацией восстания руководил генерал Сычев, штаб которого находился на советско-китайской границе. Повстанцы требовали охраны неприкосновенности личности и имущества русских граждан и граждан других национальностей. Восстание было подавлено после серьезного сопротивления. В начале лета 1924 г. осложнилась политическая обстановка в Закавказье. В нескольких уездах Грузии началось повстанческое движение против большевистской власти, также с большим трудом ликвидированное (с привлечением частей Красной Армии). На Пленуме ЦК РКП (б) 25--27 октября 1924 г. Г. Е. Зи

новьев назвал грузинское восстание "вторым Кронштадтом".

Секретные сводки ГПУ (так стало называться ВЧК после своей реорганизации в 1923 г.) за 1924 год отмечают повсеместное нарастание политического оживления в крестьянской среде, которое находило свое выражение в требованиях создания Крестьянских союзов и союзов хлеборобов, в стремлении установить общественный контроль над деятельностью исполкомов местных Советов. Чаще всего в сводках упоминаются Гомельская, Ярославская губернии, Московская область, Сибирь и Поволжье. Естественно, что сводки ГПУ именуют эти требования "кулацкими" и "антисоветскими". Составляя сводный доклад для Политбюро о политическом положении в стране за 1924 г., Ф. Э. Дзержинский отмечал, что, "если первые годы после введения нэпа уставшее от гражданской войны крестьянство погрузилось в политическое оцепенение, то теперь, к концу 3-го года нэпа, наметилась тенденция к быстрому пробуждению общественной жизни в деревне. Крестьянство приобрело способность к ясному пониманию и учету своих интересов, сознательной постановке вытекающих отсюда задач и к резкой критике экономических мероприятий Соввласти".

На рост политического сознания рабочего класса указывал Г. Е. Зиновьев в своей речи на Пленуме ЦК РКП (б) 14--15 января 1924 г.: "...У нас сейчас растет активность беспартийных рабочих; этот рабочий, получив кусок хлеба, хочет активно участвовать сейчас и в профсоюзах, и в партии, и в советах". Массовый стихийный выброс растущего политического сознания рабочего класса и крестьянства произошел после смерти В. И. Ленина. В упомянутом уже докладе Дзержинского для Политбюро сообщается, например, о попытках массового вступления крестьян-середняков в Коммунистическую партию, "зарегистрированных почти повсеместно -- Тамбовская, Тульская, Саратовская, Харьковская губернии и др.". Дзержинский расценивал этот факт как "стремление среднего крестьянства через единственно легальную партию провести защиту своих политических интересов".

Правящая верхушка РКП (б) нашла данную форму проявления политической активности трудящихся подходящей для усиления идейно-политического воздействия партийных организаций на массы, связь с которыми в первые три года нэпа значительно ослабла. Пленум ЦК РКП (б) 29--31 января 1924 г. объявил о начале кампании

"по вовлечению рабочих от станка в партию". Ее итоги были подведены на Пленуме ЦК РКП (б) 23--30 апреля 1925 г. Впервые за всю историю Коммунистической партии кандидатуры вступавших в нее (всего более 200 тыс. человек) обсуждались на общих собраниях коллективов промышленных предприятий, -- так что можно утверждать о наличии прецедента выборов в члены правящей партии самим рабочим классом страны. Тем более горькое разочарование постигло многих из них тогда, когда они, пытаясь донести до парторганизаций всех уровней подлинные экономические и политические интересы своего класса, наталкивались на стену бюрократического равнодушия и лицемерия, выдаваемого за "партийную выдержанность". Руководитель комиссии по работе среди представителей "ленинского призыва" Л. М. Каганович следующим образом охарактеризовал поведение вновь вступивших в партию в первое время пребывания в ней и после соответствующей их обработки в духе "коммунистической идейности": "В начале были моменты противопоставления себя прежде вступившим членам партии. Среди ленинского призыва были товарищи, которые считали себя "спасителями партии", солью земли и полагали, что раньше в партии никакой активности не проявлялось, а теперь вот, они вступили и покажут активность. К настоящему моменту эти настроения изжиты. ...Некоторые товарищи ленинского призыва иногда рассуждали: мы представители рабочих, нас избрали делегатами из рабочих, как же мы можем пойти против рабочих и исполнять решения фракции или парторганизации? Такие настроения были, были случаи, когда ставили вопрос, что выше -- воля партии или воля беспартийного собрания? К настоящему моменту... мы это изжили".