Юрий Сенкевич - Путешествие длиною в жизнь Страница 48

Радовались рыбы и обезьяна. Мы наполовину завалили провиантом корзину, где Сафи сидела днем. Она никогда не видела такого изобилия и лопала все подряд без разбора...

Повторялась история прошлого плавания. В нем четко прослеживались два этапа: на первом, до отплытия, мы тащили на корабль, что только могли, а на втором - после старта - принимались дружно и азартно выбрасывать все, что можно. Психологически это объяснимо: если вдруг обнаруживаешь, что папирус впитывает воду чересчур интенсивно и корабль оседает чуть ли не на глазах, многие вещи становятся лишними.

Погода испортилась еще с вечера, а ночью, проснувшись, я испытал самый настоящий, банальный страх. Даже в хижине чувствовалось, с какой необычайной скоростью мы летели. Океан ревел, корабль бросало, в дверном просвете появлялись и исчезали огромные пенные гребни... Холодок стал карабкаться по позвоночнику. Но тут я услышал голос Сантьяго: он звал меня на вахту. Бояться времени не было - надо было работать.

Такого шторма я еще не видывал! Не менее семи баллов. Волны высотой с трехэтажный дом шли бесконечной размеренной чередой. Когда мы забирались на их гребень, казалось, что разверзается бездна. Сантьяго на этот раз не дал мне правое весло, и я два часа простоял "на стреме", изредка помогая.

Мы неслись как на крыльях. К сожалению, прямой курс держать было невозможно - амплитуда зигзагов достигала сорока градусов. Еще две-три такие ночи, и мы пролетели бы половину пути.

К утру ветер немного стих и океан поуспокоился. Я помылся после вахты и, проходя мимо мостика, заглянул под него - там почти ничего не было, все оттуда выброшено или перемещено. Остались только подвесной моторчик, ящик со столярным инструментом да четыре канистры с водой. Мне показалось странным, что канистры разбросаны. Я проверил одну - пусто! Другую, третью, четвертую - везде пустота! Вот это уже совсем непредвиденное осложнение!

Освобождаясь от излишков продовольствия, мы заодно избавились и от трех кувшинов с водой. От целых трех! Это произошло позавчера. А сейчас я глядел на пустые канистры, на выбитые пробки и подсчитывал: за сутки потеряно сто восемьдесят литров! Это наш двенадцатидневный рацион!

Трагедии не было, но с того дня мы перешли на экономный водный режим. А я перехожу к "водной" саге.

7 июня на корабле был введен новый питьевой режим. Провиантмейстер Сантьяго обследовал кувшины с водой, рассчитал наш расход и пришел к выводу, что если мы не подожмемся, то через двадцать дней останемся на бобах. Было решено: по литру на сутки в индивидуальную фляжку и по два литра на каждую из трех общих трапез. Итого - четырнадцать литров в день на всех, и точка! И пить из кувшина, который на камбузе, запрещено.

Сантьяго перестарался: для вящей экономии смешал в кухонном кувшине пресную воду с морской. Это сочетание и в супе, и в чае преотвратительно: у меня разболелся желудок...

После ужина долго болтали с Норманом, Сантьяго и Жоржем: прикидывали, когда и куда прибудем. К концу разговора я случайно заглянул за нашу брезентовую загородку по правому борту и увидел осколки амфоры

- Эй, Сантьяго, амфора разбилась!

Он глянул и уточнил:

- Две.

Там были две амфоры, большие. Следовательно, мы потеряли еще добрых тридцать литров - двухдневный запас. Черепки мы выбросили и уговорились Туру ничего не сообщать: очень уж он расстроился бы. Если и дальше так пойдет, нам, пожалуй, придется по примеру Бомбара пить сок летучих рыбок. Благо они принялись к нам залетать...

14 июня, воскресенье, двадцать девятый день пути. За сутки пройдено 73 мили, средняя скорость плавания - 54,8 мили в сутки. Расстояние от Сафи 1589 миль, или 2963 километра, до Барбадоса - чуть-чуть подальше.

По воскресеньям мы традиционно отдыхали. Но провиантмейстер и врач вышли на локальный аврал: все те же водяные дела. Сантьяго обнаружил, что два кувшина с водой - не те, разбитые, а уже другие - наполовину пусты. Наваждение какое-то! Положение и впрямь становилось весьма щекотливым. У нас оставалось девять больших амфор, по восемнадцать - двадцать литров, и пятнадцать маленьких, десятилитровых. Это всего триста тридцать литров. Даже при самом экономном расходе уходило пятнадцать литров в сутки. Стало быть, воды у нас было на двадцать два дня.

До ожидаемой встречи с яхтой, которая должна была выйти для киносъемок нам навстречу, оставалось пятнадцать дней. Это как будто обнадеживало - не только дотянем, а даже целая неделя в запасе. Но вдруг встреча не состоится вовремя? и неизвестно, окажется ли на яхте лишняя вода? Тур до сих пор ее не запросил...

Мы поговорили с ним на эту тему. Он не знал, как поступить. Просить о пополнении запасов - дать лишний козырь в руки оппонентам: ведь древних мореплавателей никто в океане не подкармливал и не утолял их жажду.

Полезли под хижину проверять амфоры, с трепетом, заранее уверив себя, что зрелище будет ужасным: осколки, трещины, струи из протекших пробок. Но предчувствия обманули: амфоры стояли целехонькие, толстенькие. Только одна оказалась полупустой, у прочих пробки держались крепко.

Мы оставили внизу три амфоры - только три, как неприкосновенный запас, - привязав их накрепко чем возможно и к чему возможно. Остальные вынули и поместили в ящики, на которых спали. Так что теперь мы были Кащеи, храпящие на сундуках с главным своим богатством.

Порожние амфоры решили укрепить на корме - пусть увеличивают ее плавучесть: на корме начинает застаиваться морская вода, как в незабвенные времена "Ра-1".

...А нос нашего корабля продолжал между тем оседать. Тур был настроен оптимистически: строители лодки обещали, что "Ра-2" будет плавать не меньше полугода. Однако индейцы не имели представления ни об океанских волнах, ни о количестве груза. Не так ли, Тур? Он упрямо пожимал плечами. Спокоен прямо зависть берет!

Решили, что с носом надо что-то предпринимать, и собрались прежде всего убрать с носовой палубы всё лишнее - деревянный настил, клетку (в ней раньше жили куры), которая служила нам столом, и так далее...

День был хороший, прошли 57 миль. Светило солнышко, но вдруг стало пасмурно, и Тур, стоявший на вахте, сказал, что, кажется, будет шторм. Мы принялись убирать с палубы лишнее, увязывать багажник на крыше. Потом объединенными усилиями подтащили парус к мачте. Эта дополнительная страховка была предпринята на случай, если придется его убирать: Тур опасался, что намокший парус рухнет всей тяжестью на наш соломенный нос и поломает его.

Готовились капитально. Но шторм разменялся на мелочь: небольшой дождик, часа через два - опять дождик, и всё. Нельзя сказать, что это нас огорчило и разочаровало.

Отправляясь во второе плавание, мы учли ошибки первого и прежде всего позаботились о надежности весел. Теперь это были огромные бревна из отборной мачтовой сосны, очень твердой и прочной, а вилки были из железного дерева, которое еще тверже и прочнее. Казалось бы, теперь мы были уже не лыком шиты, предусмотрели все, что нужно. И все же просчитались в мелочи - в рогатине-вилке. Железное дерево понемножку перетирало сосну, уключина ела весло. И съела.

После обеда я залез на капитанский мостик и часок-другой подежурил. Затем меня сменил Тур, а я отправился на камбуз мыть посуду. Навстречу встревоженно спешил Карло: он почему-то срочно решил перебраться со спиннингом с носа на корму. Как потом выяснилось, Карло случайно глянул с носа вниз и оторопел: "Ра" балансировал на гребне волны высотой с шестиэтажный дом и вот-вот должен был ринуться в пропасть.

Такие волны иногда приходили, они были нам не опасны, но наблюдать их не доставляло удовольствия.

У меня тоже, когда их видел, появлялось острое желание удрать куда-нибудь подальше. А корабль тем временем спокойно полз и полз вверх по склону, а потом вниз по склону, и ничего ужасного не приключалось.

Мы с Карло разошлись на узкой дощечке, я продолжал путь к камбузу, и тут позади раздался резкий треск, выстрел, грозовой разряд, - звук, увы, знакомый с прошлого года. Огромная лопасть левого весла всплыла за кормой, болтаясь на ослабших веревках. Настал-таки этот час...

Тур метался на мостике и кричал: "Все наверх!" Я бросился к другому веслу, правому, целому, сорвал с рукояти стопор, навалился на нее, пытаясь двинуть до отказа, чтобы предотвратить неминуемый разворот... Весло не двигалось.

Правое весло было закреплено намертво, ибо в нем до сих пор не было нужды, это левое - постоянно в ходу. Только не нужно думать, что им гребли. Грести такой махиной и физически невозможно, а главное, не требовалось. Нас двигали ветер и течения, а веслом мы правили - поворачивали его вокруг оси. Фактически это было не весло, а руль, гигантский, с прямоугольным пером и саблевидным румпелем.

Руль был опущен в воду наклонно и покоился средней своей частью на массивной балке, положенной поперек палубы между мостиком и кормой. Мы тогда еще не знали, что если бы весло было закреплено внизу, на уровне палубы, более тонким линем, чем наверху, на мостике, поломки могло бы и не быть, - волна порвала бы только нижний линь. Весло тогда лишь отнесло бы в сторону, и нам оставалось бы только закрепить его внизу снова. Опыта приходилось набираться по ходу плавания. Потом мы поняли, что крепления весел должны быть разной толщины - внизу более тонкие и с меньшим количеством витков.