Борис Тумасов - Жизнь неуёмная. Дмитрий Переяславский Страница 49

Жилище у епископа Исмаила бедное, комнатенка ровно келья монашеская: зарешеченное оконце, своды низкие, под писанным на доске образом столик-налой. У стены широкая лавка, войлоком покрытая, на ней епископ спит.

У оконца стол с вычищенной добела столешницей. Старуха внесла миску с ухой из осетрины, вареное рыбье мясо с очищенной луковицей, хлеб на деревянном подносе, удалилась молча. Исмаил уселся в плетеное креслице, указал Юрию на место напротив:

- Отведай, княжич, еды нашей, чай, устал в дороге.

- Не токмо телом, владыка, но и душой. Терзаюсь: впервой ведь такое посольство правлю, хан в нас, русских князьях, данников своих зрит.

Епископ поднял очи к иконе:

- Господь не оставит тебя, княжич, уповай на него.

- Молюсь, владыка.

- Что великий князь Андрей?

- Козни творит, княжество Московское от него обиды терпит, притеснения. На Переяславль глаз положил и не хочет признать, что переяславский князь Иван свое княжество Москве завещает.

- Алчен великий князь Андрей и скуп, - согласился епископ. - Я ли того не ведаю? В Сарае бывая, щедр к ханским слугам, а церковь стороной обходит. В прошлый приезд лишь княгиня Анастасия побывала в нашем храме… А ты ешь, княжич. Верно, хан к тебе милостив будет, только ты гордыню смири, не показывай.

- Да уж, владыка, не до гордыни.

- Воистину, сыне. Как ни храбр был дед твой, князь Невский Александр Ярославич, но и того Орда сломила: преклонил колени перед ханом Берке. Если бы не согнулся, смерть лютая ждала его. Ты, княжич, времени не теряя, ищи тропинку к сердцу хана через мурзу Чету и иных, кто к Тохте близок. От них хан либо любовью к тебе проникнется, либо ненавистью. Ту тропинку рухлядью устилай.

- Молю Бога, владыка, чтоб не появился в Орде великий князь.

- Торопись, сыне.

Епископ встал, осенил Юрия двуперстием. Княжич опустил голову.

- Пусть благословен будет путь твой, - сказал Исмаил. - Господь не оставит тебя. Молю Господа, чтобы разум озарил князей и распри не раздирали землю нашу. Князю Даниилу передай поклон и спасибо за щедрое пожертвование. На него начнем строить в Сарае еще церковь с золотыми крестами на куполах да подворье при ней, чтоб князья русские, в Орду приезжая, на владычном подворье останавливались, а не гнулись по-собачьи в караван-сараях…

Минул месяц, прежде чем княжич Юрий вошел в большой зал ханского дворца. Ноги отказывались идти, но будто кто-то неведомый толкал его вперед к месту, где на возвышении восседал тот, кто держал в страхе и повиновении полмира.

Следом за Юрием гридин Олекса нес на вытянутых руках меч, а другой гридин - серебряное блюдо с золотыми украшениями.

Юрий видит хана. Он сидит неподвижно, прищурив и без того узкие глаза. На Тохте расшитый золотой и серебряной нитью зеленый халат, из-под которого виднеются носки сапог красного сафьяна.

Вокруг ханского помоста толпятся татарские царевичи, вельможи, чиновники - нойоны. Они непроницаемы. Юрий не замечает их, сегодня все ему на одно лицо. Но у каждого Юрий успел побывать накануне и всех одарил богатыми дарами.

Олекса подал княжичу меч, после чего Юрий опустился на колени и протянул оружие. Один из ханских телохранителей принял меч, другой - блюдо с драгоценностями.

- Великий хан, этот меч дед мой Александр Ярославич Невский добыл в бою с варягами, им сражался ярл Биргер.

- Ты внук конязя, любимца ханов Батыя и Берке, - заговорил Тохта, и голос у него был тихий, с хрипотцой. - И ты ищешь у меня защиты. Я дал ярлык на великое княжение сыну Невского, конязю Андрею. Но чем не угоден конязь Андрей конязю Даниилу?

- Мы все, великий хан, твои данники.

Губы Тохты искривились в улыбке. Он кивнул, а Юрий продолжал:

- Москва совсем малый и бедный удел, но великий князь Андрей ненасытен, он норовит отобрать у княжества Московского даже то малое, чем оно владеет.

Тохта нахмурился:

- Мне о том известно, и не для того я дал ярлык конязю Андрею, чтобы он творил насилие над другими конязями. Возвращайся, Юрий, в Москву и передай конязю Даниилу: только великий хан имеет право давать и отбирать у конязей их уделы и вершить над ними свой суд.

Тохта слегка повел ладошкой, и этот жест означал, что Юрий свободен. Княжич поднялся с колен и, пятясь, продолжая кланяться, покинул зал.

При впадении Твери в Волгу много лет назад срубили новгородцы городок и нарекли его по имени реки Тверью. Входила Тверь в состав Переяславского княжества, но вскоре город вырос, окреп и стал самостоятельным княжеством, а удобное положение на торговом пути сделало Тверь богатым городом.

В посадах тверских укреплений селился мастеровой люд. Особенную славу Твери составляли каменщики-строители .

В лето тысяча триста первое приехал в Тверь князь Даниил Александрович и был любезно принят своим двоюродным братом, князем Михаилом Ярославичем.

В ту пору еще не наблюдалось распрей между Тверью и Москвой, оба князя боялись великого князя Андрея, его неуемной алчности. И речь вели московский и тверской князья о том, как совместно противостоять ему.

Михаил Ярославич говорил:

- Князь Андрей опасен коварством. Всем известно, он орду на Русь наводит, а татары грабежом промышляют.

- Я Юрия в Орду направил, авось Тохта от Андрея отвернется.

- Не думаю. У великого князя в Орде немало доброхотов. Однако согласен, брат Даниил, надобно Андрею Александровичу сообща противостоять: коль он пойдет на Москву либо на Переяславль, перекроем ему дорогу нашими дружинами. Нам бы раньше единиться, когда он против Дмитрия Александровича злоумышлял.

Даниил покрутил головой:

- Обманулся я, брат Михайло. Ужели мог помыслить, что за Дмитрием и на других князей замахнется Андрей!

- То так. Дмитрия в смертных грехах обвинял, нас против великого князя настроил, овцой прикидывался, а обернулся серым волком.

Даниил вздохнул:

- Ноне, казнись не казнись, а нам друг за дружку горой стоять.

- Когда Юрий из Орды воротится, гонца пришли.

- Незамедлительно. Я сам сына жду не дождусь.

- Чую, великий князь первым делом на княжество Переяславское покусится, ан не дозволим ему разбойничать…

Держали князья ряду один на один, а как солнце коснулось дальнего леса и начало темнеть в гриднице, холопы зажгли факелы, позвали бояр. На длинные столы выставили еду: мясо вареное и жареное на дощатых подносах, рыбу всякую, окорока копченые, пироги подовые с грибами и ягодами, мед хмельной и пиво. Шумели бояре, славя своих князей, а первым кубком помянули Александра Ярославича Невского и тверского князя Ярослава Ярославича, жизнью своей прославивших землю русскую.

С отъездом Олексы опустел Дарьин домик. Лишь теперь поняла она, что не гостем хотела бы видеть гридина, а хозяином. Часто вспоминала, как, являясь, Олекса вешал на колок, вбитый в стену, кафтан и шапку и сразу же находил своим рукам дело: то забор поправит, то навес над сенями смастерит, а то и дров наколет. И все у него так ловко получалось.

Дарья считала дни, когда Олекса вернется, и по всему выходило, коли все добром кончится, ждать надо к концу лета.

А Москва жила прежней жизнью. Начало дня возвещал колокольный звон с деревянного храма Успения, что в Кремле, рядом с княжьими палатами. При ударах колоколов с криком срывались со звонницы стаи воронья. Пробуждался мастеровой люд, затихали голоса гридней на стенах, распахивались городские ворота, у колодцев собирались бабы с бадейками, на буйной траве под заборами паслись козы.

По воскресеньям в торговые ряды сходился народ, открывали свои лавки ремесленники и торговые гости, съезжались смерды из подмосковных деревень, голосисто зазывали пирожницы и сбитенщики. Появлялась на торгу Дарья с берестяным коробом, полным румяных пирогов. Торгуя, поглядывала, не видать ли ее Олексу. А вдруг да объявится, скажет: «Угости, Дарьюшка, пирогом…»

Она улыбалась, представляя, как встретит гридина словами, что согласна быть его женой.

Под самое утро на Владимирском посаде разразился пожар. А перед тем бездождевая гроза стреляла молниями, перерезая устрашающе черную тьму.

Княгиня Анастасия испуганно ежилась при громовых раскатах, закрывала глаза при ярких вспышках.

В палатах не спали, бегали, суетились, а когда загорелся посад, тушить его кинулись все гридни и холопы. От Клязьмы таскали воду бадейками, заливали огонь, а чтобы не перескакивал с избы на избу, по бревнышку раскатывали все строения. Только к полудню, когда выгорело полпосада, пожар загасили.

В ту ночь княгиня вдруг почувствовала под своим сердцем ребенка. Обрадовалась и испугалась. Анастасия была убеждена - это дитя Любомира, плод их греховной любви. А если догадается о том князь Андрей? Однако успокоилась. Откуда князю известно о ее тайной любви с Любомиром, не будет же она сама рассказывать? Пусть князь Андрей радуется: у него появится наследник.