Мамед Ордубади - Меч и перо Страница 5

* Мидия - древнее государство на территории современного Азербайджана.

Свежий ветерок, дующий из-за горы Кяпаз, гнал и гнал игривые облачка к лесному массиву вокруг деревни Ханегах, и вековые сосны тяжело склоняли свои головы.

Полчаса назад прекратился ливень, и теперь пашни, леса, сады и виноградники, омытые дождем, дышали свежестью.

Гроздья сирени обсыхали, рассыпав свои растрепанные косы по зеленым ветвям; велеречивые соловьи ласкались к розам, стирая с их алых щек росинки слез; маки тянулись к солнцу раскрывшимися бутонами-бокалами, будто провозглашали тост за царство весны; нарциссы ликовали, утирая с глаз слезы радости, лишь одни фиалки стояли задумчивые, склонив набок головки.

Певуньи-куропатки восторженным гимном приветствовали молодого поэта, вышедшего на прогулку в прибрежную рощу.

Сегодня, как обычно, выйдя из дому, Ильяс направился к берегу Гянджачая. Он ежедневно бродил тут по садам и виноградникам, встречался с поэтами.

Ильяс шагал к реке, а толпы гянджинцев направлялись в мечеть, чтобы услышать новый фирман халифа об утверждении Джахана-Пехлевана Мухаммеда на посту атабека.

У Ильяса не было желания слушать этот фирман. Двигаясь наперекор людскому потоку, он миновал квартал Мас'удийе и вдоль кладбища "Чобанлар-кебристаны"* спустился к реке. Так как гянджинцы находились в мечети, на берегу Гянджачая было немноголюдно.

______________

* Чобанлар-кебристаны - буквально - "кладбище чабанов".

Ильяс огляделся по.сторонам и вслух сказал:

- Как хорошо! Здесь можно свободно размышлять. Здесь все вдохновляет, все помогает молодому поэту творить.

Он подошел к своему обычному месту, сел на поваленный ствол ивы. Несмотря на пустынность рощи, он не чувствовал себя спокойно. Его томило предчувствие какой-то беды. Сегодня Ильясу все казалось странным и необычным. В пении соловья чудилась тревога. Он улавливал в его трелях жалостливые нотки, как если бы птица пела не от радости, а рассказывала о чем-то печальном.

"Поэтам дано лучше других понимать соловья", - подумал Ильяс, поднялся и начал внимательно осматривать все кругом.

Подойдя к кусту розы, на котором сидел соловей, он осторожно нагнулся и раздвинул ногой траву, - может, сейчас он узнает причину тревоги птицы? Молодому поэту не раз приходилось видеть змей, которые, свернувшись кольцом, лежали под кустами роз и вызывали беспокойство у птиц. Но на этот раз под кустом ничего не оказалось. А соловей продолжал свою тревожную песню.

Ветер подул сильнее. Ветки куста заколыхались, сплелись. Их острые колючки терзали нежные лепестки алой розы.

Увидев это, Ильяс протянул руку, отвел колючие ветки от цветка. Соловей, жалобно насвистывая, прыгал с ветки на ветку вокруг раненого цветка, а молодой человек стоял в стороне, наблюдал и думал: "Ну как можно не быть поэтом, живя в краю с такой удивительной природой!"

Вернувшись к поваленному стволу ивы, он сел и залюбовался стремительным течением Гянджачая.

Дождь продолжался два дня, поэтому река была бурной и многоводной. Ильяс смотрел, как крестьяне деревень Абубекр, Базарджук и Исфаган, раздевшись до пояса, пытались перейти реку вброд. Но мысли поэта были заняты другим.

Его волновала пробудившаяся весенняя природа. Он думал о поэзии скрытой в ней. Всякий раз, приходя в ивовую рощу, это волшебное царство прекрасного, Ильяс забывал обо всем на свете, его охватывал порыв творческого вдохновения. Вот и сейчас, сунув руку за пазуху, он достал тетрадь, вынул из сумки, висящей на поясе, калемдан* и положил его рядом на камень. Из переполненного чувствами сердца на бумагу полились стихи, восхваляющие весеннюю природу.

______________

* Калемдан - пенал с чернильницей и пером.

На берегу Гянджачая сделалось многолюднее. Гуляющие обращали внимание на поэта; проходя мимо, заглядывали в его тетрадь. Это мешало Ильясу. Наконец он захлопнул ее и снова спрятал за пазуху, а калемдан положил в сумку на поясе.

Ильяс не позволял заглядывать в свою тетрадь, когда работал, и не любил читать неоконченные стихи.

Подошли поэты Камаледдин и Захир Балхи, поздоровались, пожали Ильясу руку.

- Ты, кажется, что-то писал? - спросил Захир.

- Так, одно стихотворение. Но не докончил. Не люблю обсуждать незавершенные вещи.

Захир не согласился с Ильясом.

- Мы тоже поэты, - сказал он. - Однако мы всегда читаем свои незавершенные стихи, спрашиваем совета. Порой слушатели высказывают очень ценные мысли, идеи. От этого наши стихи становятся более художественными, более богатыми. Ты же никогда так не делаешь. Ты дрожишь над своей вещью, будто это клад. Такое поведение свидетельствует об одном из двух: или о жадности, или о боязни. Ни то, ни другое не можег украшать поэта. Ты должен, обязан слушаться советов людей, которые старше тебя по возрасту и у которых больше творческого опыта.

Камаледдин принял сторону Захира. Когда они кончили говорить, Ильяс нахмурил густые брови и с жаром сказал:

- Тебе, Захир, следует взять свои слова назад. Назвать меня жадным это несправедливо. Напротив, я мечтаю стать таким поэтом, чье творчество явилось бы помощью и подспорьем в работе многих моих братьев по перу. Я мечтаю написать вещи, которые бы сделались источником вдохновения для поэтов грядущего. Ты неправ, говоря и о боязни. Я рад бы читать свои стихи всюду, но я могу читать их в присутствии не каждого, ибо мои стихи нужны не всем. Я не из тех поэтов, кто, написав пяток четверостиший, декламирует их на улице, ожидая от слушателей восторгов и одобрений. Сочиняя стихи, я советуюсь лишь со своим вдохновением. Я против того, чтобы поэты писали стихи, используя мысли других.

Собеседники и на этот раз не согласились с Ильясом и продолжали настойчиво требовать, чтобы он прочел свое неоконченное стихотворение.

Подошли другие поэты, в их числе Абульулла и Фелеки. Узнав, о чем спор, они встали на сторону Захира и Камаледдина.

- Мы не имеем ничего против, если ты не хочешь использовать в своих стихах мысли других, - сказал с усмешкой Абульулла, - но, может, другие проявляют интерес к твоим стихам и идеям и желали бы воспользоваться ими? Я считаю, если твоя поэзия действительно имеет ценность, пусть по твоей стезе идут другие. Ты говоришь, что не закончил стихотворение. Ничего нет страшного, допишешь потом.

Ильяс, не смея обидеть всеми уважаемого поэта Абульуллу, который к тому же был намного старше его, достал из-за пазухи тетрадь и прочитал незавершенное стихотворение, названное им "Весна".

Розы вешние прекрасны, излучая красоту,

Озаряют мир сияньем розы юные в саду,

Улыбается природа, улыбаются цветы,

Аромат цветочный льется на лужайки с высоты.

А фиалки, как невесты, заполняют вешний луг,

У цветов - помолвки, свадьбы, пир и празднество вокруг.

Соловьи на каждой ветке оглашают небосвод,

И грибы, и травы пляшут, собираясь в хоровод.

Птицы грянут песнь Давида, ветер вскинет звонкий рог,

В танец пустятся изгибы и обочины дорог.

Ильяс умолк и опять спрятал тетрадь за пазуху. Мюджирюддин, молодой поэт из Байлакана, поцеловал Ильяса в лоб и обернулся к собратьям по перу.

- Кто посмеет утверждать, что наш родной язык - не поэтический язык! воскликнул он. - Как благозвучно, выразительно, поэтично и живо это стихотворение! А ведь оно написано на нашем родном языке!

- Тонкость и прелесть стиха в такой же степени зависят от тонкости и богатства языка, на котором он написан, как и от искусства и мастерства поэта, - сказал Ильяс. - Истинно талантливый поэт может писать на любом языке, а бездарный - и на родном не напишет. Неужто все стихи, написанные на фарсидском языке, прекрасны и высокохудожественны?! И разве все арабские поэты так же велики, как Имраульгейс, Абу-Навас и Абулятахийя?!

Абульулла поддержал Ильяса:

- Выразить душу народа можно лишь тогда, когда пишешь на родном языке. Не случайно наши отцы и деды говорили; "Поэт - есть язык народа". Каждое стихотворение поэта, рожденного и живущего в народе, обязано выражать волю этого народа. Поэзия того или иного лица должна быть зеркалом, правдиво отображающим облик народа, среди которого живет сей поэт. Цену народа можно измерить только ценой его поэзии, его литературы.

Ильяс поцеловал руку Абульуллы.

- Вот и я это говорю, наш почтенный мастер! - радостно воскликнул он. В одном зеркале не уместиться лицам двух людей, но в одном четверостишии может уместиться душа большого народа. Что имеет народ, у которого нет поэзии на родном языке?! Языковую культуру народа создает и развивает литература. Поэт - это не только представитель культуры, но и защитник языка, на котором говорит его народ, это воин, охраняющий жизнь языка.

Захир, придворный поэт эмира Инанча, с пеной у рта принялся возражать Ильясу и Абульулле.