Сергей Цыркун - Кровавые ночи 1937 года. Кремль против Лубянки Страница 5

В зале стояла страшная духота, и мы быстро покинули этот бал. Прямо напротив клуба возвышалось огромное мрачное здание НКВД, облицованное снизу черным гранитом. За этой гранитной облицовкой томились в одиночных камерах ближайшие друзья и соратники Ленина, превращенные теперь в сталинских заложников» [52] .

Естественно, изматывающие ночные допросы и очные ставки, чередуемые с пьяными оргиями на даче наркома или активным отдыхом в клубе НКВД по соседству с «тиром», приводили руководителей НКВД к нервному истощению, депрессии и алкоголизму. Как говорил один из первых руководителей ВЧК «советский Марат» М.Я. Судрабс-Лацис, «как бы ни был честен человек и каким бы кристально чистым сердцем он ни обладал, работа Чрезвычайных комиссий, производящаяся при почти неограниченных правах и протекающая в условиях, исключительно действующих на нервную систему, дает о себе знать» [53] . По воспоминаниям офицера Дмитрия Сидорова, сам Лацис не стал исключением из выведенного им правила и производил впечатление крайне распущенного субъекта. Лацис принимал жен арестованных: «в подтяжках поверх голубой рубахи, задравши ноги к потолку, он лежал на кровати. Приходили просительницы, большей частью дамы или старики...

– Расстрелян, – холодно говорил он, ничего не слушая.

– Да нет же, я видела его сейчас, – рыдала женщина.

– Ну, будет расстрелян...

Этот же Лацис поместил в «Известиях Совета рабочих депутатов» свою статью «Законы гражданской войны», в которой доказывал, что раненых нужно добивать, ибо «таковы законы не империалистической войны». Сам Сидоров оказался освобожден, поскольку за него хлопотали некоторые его знакомые, в прошлом состоявшие, как и он, в эсеровской партии, и воспользовавшиеся тем, что Лацис был пьян и подписал приказ об освобождении не читая [54] .

Подобных описаний с натуры известно множество. Известен, например, случай, когда сотрудник Особотдела Николай Любецкий, оказавшись во время командировки на морском побережье и будучи мертвецки пьян, зашел в чекистской форме в море, поскользнулся и утонул [55] . Чекисты понимали, что чрезмерное алкогольное возлияние их коллеги было вызвано условиями работы и необходимостью как-то сбросить постоянный стресс, уйдя в загул. Их нравственное разложение стало ахиллесовой пятой и помешало им адекватно оценить ситуацию летом 1936 года, когда Сталин задумал их уничтожить.

История взаимоотношений Сталина и Ягоды довольно извилиста. Человек по своей натуре очень скрытный, Ягода долгое время производил впечатление ограниченного, мелкого и в целом примитивно организованного службиста, чрезмерно увлеченного выпивкой, женщинами и к тому же вороватого. Практически все знавшие Ягоду, чьи сочинения нам доступны, ограничиваются этой характеристикой. Став ключевой фигурою в ГПУ, Ягода добавил к упомянутым качествам барские замашки, высокомерие и грубость по отношению к окружающим. Когда секретарь Сокольнического райкома, которому по партийной линии была подведомственна парторганизация центрального аппарата ГПУ, Теремяшкина впервые вошла в его кабинет и по незнанию произнесла его фамилию с ударением на первом слоге, он презрительно взглянул на нее и молча указал рукою на дверь [56] . С другими он обращался еще хуже, будучи «знатным матерщинником» [57] . Однако карьера этого человека показывает, что он отнюдь не прост и его возвышение объясняется не одним лишь сталинским расположением.

Противостояние

С конца 20-х гг. одновременно набирают силу два параллельных процесса: все возрастающее усиление роли ОГПУ в государственном механизме власти и укрепление в нем позиций Ягоды и его выдвиженцев. С этого времени Ягода начинает делать первые шаги к тому, чтобы выйти из-под контроля партийного аппарата. Еще в середине 20-х гг. эти тенденции заметил секретарь Политбюро Борис Бажанов: «Я очень скоро понял, какую власть забирает ГПУ над беспартийным населением, которое отдано на его полный произвол. Так же ясно было, почему при коммунистическом режиме невозможны никакие личные свободы: все национализировано, все и каждый, чтобы жить и кормиться, обязаны быть на государственной службе. Малейшее свободомыслие, малейшее желание личной свободы – и над человеком угроза лишения возможности работать и, следовательно, жить. Вокруг всего этого гигантская информационная сеть сексотов, обо всех все известно, все в руках у ГПУ. И в то же время, забирая эту власть, начиная строить огромную империю ГУЛага, ГПУ старается как можно меньше информировать верхушку партии о том, что оно делает» [58] .

На рубеже 30-х гг. Ягода и его соратники задумали беспрецедентное по своим масштабам провокационное дело «Весна», начатое массовыми арестами на Украине и продолженное репрессиями в Москве, Ленинграде, Воронеже, Сталинграде, Смоленске, Краснодаре, Новочеркасске, Минске. Инициаторами его явились так называемые герои Гражданской – представители группировок Ворошилова – Буденного и Гамарника – Якира, которые соперничали между собою в борьбе за власть над командованием Красной Армии, но в данном случае объединились в целях уничтожения «военспецов», силами которых в действительности была выиграна Гражданская война. Оказавшись в начале своего существования на краю гибели, Советская республика путем превентивных репрессий и шантажа мобилизовала в Красную Армию тех кадровых военных, до кого была возможность добраться. Вынужденно оказавшись на командных постах Красной Армии, эти люди теперь закономерно опасались мести в случае победы Белой гвардии, вследствие чего частью перебежали на ее сторону [59] , те же, у кого такой возможности не было, а таких было большинство (специально для этого к ним были приставлены комиссары), воевали как умели, на победу, и в итоге добились ее, после чего стали новым властям более не нужны и даже опасны. Инициатором принудительного использования в Красной Армии военспецов в свое время выступил Троцкий, так что теперь их удобно было объявить не только скрытыми контрреволюционерами, но еще и троцкистами.

При формировании Красной Армии в 1918 г. численность «военспецов» из бывших офицеров и генералов составляла 80% ее командного состава [60] . В 1918–1920 гг. 18 из 20 командующих фронтами Красной Армии, все начальники фронтовых штабов, 47 из 76 командующих армиями, 82,8% начальников армейских штабов были выходцами из «старой» армии. К их числу следует добавить и 14 тысяч пленных белогвардейцев, призванных в Красную Армию в 1920 г. [61] Поэтому, поставив задачу «подмести» всех этих людей, да к тому же еще пользуясь поддержкой и Ворошилова, и Гамарника, и примкнувшего к ним «красного милитариста» Тухачевского (хотя последний сам принадлежал к старому офицерству), которые жаждали присвоить себе лавры победителей Гражданской войны, избавившись от истинных творцов победы, Ягода и его приспешники сразу придали делу грандиозный размах.

Украинский историк Ярослав Тинченко, являющийся крупнейшим исследователем дела «Весна», указал, что общая численность арестованных по нему составила не менее 10 тысяч человек и охватывала подавляющее большинство кадровых военных, профессионально подготовленных еще до революции [62] . Но уже в 1931 г. размах репрессий в армии начал производить впечатление, что этим подрывается военная мощь Советского государства. Именно такую трактовку придали делу «Весна» руководители ОГПУ, объединившиеся против Ягоды и решившие разыграть столь выигрышную, как им казалось, карту. Эту группу, известную под названием «пятерки», возглавили преемник Трилиссера Станислав Мессинг и начальник Секретно-оперативного управления Е. Евдокимов. Надо сказать, что эти люди сами были большими специалистами в раздувании абсолютно фальсифицированных политических дел. Они приложили руку к делам «Промпартии», Шахтинскому делу, процессу «Союзного бюро меньшевиков» и ряду других, по которым подводили под расстрел и длительные сроки заключения невиновных людей. Кстати, в самом ОГПУ тот же Евдокимов слыл первым фальсификатором [63] . Но теперь «пятерка» задумала выступить в тоге обличителей «дутых», фальсифицированных дел, борцов с «липачеством» [64] .

Попытка вновь оказалась неудачной. Ягода поспешил заручиться поддержкой Кагановича, а Ворошилов и начальник Главного Политуправления Красной Армии Гамарник поддерживали дело «Весна» с самого начала, поэтому решением Политбюро в конце июля 1931 г. члены «пятерки» оказались выброшены из ОГПУ со следующей формулировкой: «а) эти товарищи вели внутри ОГПУ совершенно нетерпимую борьбу против руководства ОГПУ; б) они распространяли среди работников ОГПУ совершенно несоответствующие действительности разлагающие слухи о том, что дело о вредительстве в военном ведомстве является «дутым» делом; в) они расшатывали тем самым железную дисциплину среди работников ОГПУ» [65] . Я. Тинченко в своей книге «Голгофа русского офицерства в СССР. 1930–1931» описывает трагический конец дела «Весна»: чтобы окончательно зачистить концы, были проведены массовые расстрелы арестованных, спешно осужденных внесудебным порядком. Например, в Ленинграде только в одну ночь со 2 на 3 мая 1931 г. расстреляно свыше трехсот человек.