Анатолий Уткин - Дипломатия Франклина Рузвельта Страница 5

Работы Рузвельта привлекли внимание теоретиков и практиков вильсонизма. Но сближение Рузвельта со старой гвардией Вильсона не было гладким. Хранители интернационалистских принципов не без подозрения смотрели на молодого выскочку из Нью-Йорка, родственника заклятого врага Вильсона - Теодора Рузвельта, политика, который, по их мнению, мог дискредитировать "крестовый поход" Вильсона за превращение Соединенных Штатов в ведущую мировую державу. С другой стороны, для Ф. Рузвельта полностью отождествить себя с проигравшей свою партию фракцией демократов вовсе не казалось привлекательным. Поэтому, по мере прохождения 20-х годов, десятилетия "просперити", Рузвельт несколько отходит от правоверного вильсонизма. В конце концов следовало учитывать тот факт, что массы американского народа весьма решительно отвергли вильсонизм, и тот, кто посягал на верховное лидерство, должен был согласовывать амбиции с наиболее популярными взглядами своего времени. Опыт Вильсона научил Рузвельта, что для смелой внешней политики необходима твердая поддержка на внутренней арене. Без этого внешнеполитические замки строились бы на песке.

Желая утвердить свою профессиональную репутацию, Ф. Рузвельт в 1923 году опубликовал в журнале "Азия" статью на волнующую тему текущего периода: "Должны ли мы доверять Японии?" То был ответ на работы популярных в стране публицистов У. Питкина "Должны ли мы сражаться с Японией" (1921) и Г. Байуотера "Морская мощь на Тихом океане" (1922), которые в той или иной степени отстаивали идею неизбежности столкновения двух претендентов на владычество в Тихом океане. Рузвельта пугала крайность этого вывода. Он видел центр мирового развития в Европе, чье могущество хотя и было поколеблено мировой войной, но сохраняло свою осевую значимость. Именно здесь США должны были получить новые контрольные права (Лига Наций в этой связи казалась наилучшим каналом). На Тихом океане, при всей его насущной и, еще более, потенциальной важности, не решалась проблема мирового лидерства.

Поэтому Рузвельт, в отличие от своих агрессивно настроенных предшественников, в оценке американо-японской ситуации считал, что битва США и Японии не даст быстрых положительных результатов для США. Обе страны достаточно сильны для обеспечения надежной стратегической обороны. Главная ударная сила обеих стран - флоты. Но создание подводных лодок и морской авиации сделало их уязвимыми в открытом океане. Как еще могли США и Япония сокрушить друг друга? Долгая позиционная война вызывала бы лишь удовлетворение третьих сторон. А если так, если Япония неуязвима для решающего удара, тогда война с ней будет означать колоссальный и бессмысленный дренаж американских средств, будет означать завязанность в бесперспективной борьбе, скованность рук на неглавном направлении. Короче, этот путь был неправильным, и ожесточения отношений с Японией следовало избежать. Рисуя такие перспективы, Рузвельт в своей статье призывал ослабить американо-японский антагонизм, сделать возможным американо-японское сотрудничество, которое повышало бы престиж США в Азии и создавало рычаги воздействия на победоносные державы прежней Антанты.

В процессе подготовки к президентской кампании 1928 года Ф. Рузвельт опубликовал новую статью в наиболее влиятельном внешнеполитическом журнале "Форин афферс", которую он хотел бы видеть внешнеполитической платформой своего политического патрона и фаворита А. Смита. В этой статье Рузвельт утверждал необходимость для Америки возглавить мировое развитие. "В прошлом в нашей истории были периоды, когда американское руководство оказывало влияние на идеи и действия цивилизованного мира". Однако последние девять лет господства республиканцев "увы, не были таким периодом. С лета 1919 года наша страна вынуждена выслушивать обвинения, что она игнорирует необходимость конструктивного вмешательства с целью разрешения суровых проблем, вставших перед человечеством. Мы не предлагали практически ничего за исключением изолированного эпизода военно-морской конференции 1922 года". В число конкретных предложений Рузвельта входило объявление американских гарантий безопасности торгового судоходства, инициативы по созыву международных форумов по военно-морским вооружениям. Наибольшие нарекания Рузвельта вызывала европейская политика республиканцев. Узколобый подход - требование выплаты бывшими союзниками долгов - означал отчуждение самых могущественных стран мира в обмен на деньги, которые Америке, по существу, и не были нужны Но еще более жестокой и неразумной виделась поли тика Вашингтона в свете того, что одновременно федеральное правительство руководствовалось дискриминационной тарифной политикой, что значительно осложняло для европейцев выплату их долгов.

Участие в Лиге Наций, вхождение в Мировой суд, либеральное отношение к долгам европейцев, широкое и перспективное видение возможностей укрепления американских позиций в центре мирового могущества - вот что предлагал Ф. Рузвельт как теоретик демократической партии во внешнеполитических вопросах. По его мнению, во второй половине 20-х годов вновь созрели условия для попытки США внести упорядоченность в хаос мировых дел, сделать колоссальную американскую индустрию основой новой стабильности в мире.

Но в политике приходится выбирать. И Рузвельт в 1928 году стоял перед выбором - стремиться закрепить за собой положение ведущего внешнеполитического эксперта своей партии или начать движение по верхним этажам политической лестницы. Последнее возобладало, и Франклин Рузвельт, устремившись к посту губернатора штата Нью-Йорк, "повесил замок" на своих знаниях во внешней политике. Теперь демонстрировать умудренность в международных делах не только не требовалось, но и было опасным многоплемённый Нью-Йорк по-разному реагировал на внешнеполитические симпатии своего губернатора. Рузвельт на три года как бы ушел из сферы внешнеполитического анализа.

Губернатор Рузвельт ревностно соблюдал обет молчания. Так, в 1931 году он отклонил предложение высказаться в национальной печати по поводу политики президента Гувера в вопросе об уплате союзниками военных долгов и по поводу агрессии Японии в Маньчжурии. Вполне очевидно, что губернатор боялся антагонизировать влиятельную группу "поствильсоновских" интернационалистов, а еще больше - создать негативное, о себе представление у националистически настроенного большинства своей партии. И лишь выход на прямую борьбы за президентское кресло заставил его снова обратиться к анализу событий на международной арене. В январе 1932 года Рузвельт покинул укрытие. Его стимулировал влиятельный издатель Р. Херст (идеолог изоляционизма) обвинением в том, что Рузвельт находится в плену проекта вовлечения Америки во враждебную ей Лигу Наций.

Наступали решительные дни президентской кампании 1932 года. Рузвельт знал о преобладании в электорате изоляционистских взглядов, и, вопреки прежним убеждениям в необходимости всемирной политической организации и американского участия в ней, он обрушился на Лигу Наций. Второго февраля 1932 года перед нью-йоркской аудиторией он заявил, что "нынешняя Лига Наций - вовсе не та Лига Наций, которую создавал Вудро Вильсон. Слишком часто в текущие годы ее главной функцией было не создание стабильных оснований всеобщего мира, а политические дискуссии по чисто европейским национальным проблемам. В этих дискуссиях США не должны принимать участия". Это был значительный поворот во взглядах Рузвельта: прежде он выступал, по меньшей мере, за ограниченное сотрудничество с Лигой (если не за вступление в нее); теперь же он открыто высказался против участия США в работе этой международной организации.

Изменилась - в пользу наиболее популярного национального стереотипа и точка зрения Рузвельта на проблему долгов. Ранее он был более благосклонен к должникам и стремился доказать, что американский национализм уменьшал способности союзников вернуть долги. Отныне он стал говорить, что европейские страны, тратящие огромные средства на военные приготовления, вполне способны - а потому обязаны - выплатить свои военные долги Штатам.

Итак, в политике пришлось выбирать. "Корректировка" Рузвельтом своих взглядов, как и ожидалось, ожесточила старую гвардию вильсонизма в его партии. Но она привела к сближению с Херстом, которое дало результаты в решающий момент. На апогее напряжения борьбы во время конвента демократической партии Рэндольф Херст благожелательно посмотрел на переход двух крупнейших штатов - Калифорнии и Техаса под знамена Рузвельта. Биографы не щадят за это Рузвельта. "Рузвельт в прахе простерся перед Херстом.

Это унижение было существенным шагом на пути к конечному триумфу". Прежний вильсоновский интернационализм Рузвельт сохранил лишь в отношении условий международной торговли, здесь он был однозначно против установления новых тарифных ограничений и создания прочих препятствий. Ничто не вызывало у него такой ярости, как принятый в националистическом ослеплении закон Смута - Хоули, поднявший внешний таможенный тариф примерно до 60 процентов. В упоминавшейся речи 2 февраля 1932 года он охарактеризовал его как удар по мировой торговле, как удар по американскому экспорту, а, следовательно, по главным рычагам американского влияния. Рузвельт страстно призывал оставить дело возведения стен между торговыми блоками. Самая мощная индустриальная машина мира - США - страдала от этого в первую очередь. Хладнокровная калькуляция летом - осенью 1932 года заставила Рузвельта смягчить свою позицию и в данном вопросе. Он видел, что обходит своего противника из республиканской партии Гувера и боялся обращением к жгучим вопросам вызвать нежелательный кризис. Стали звучать ноты, что тариф обеспечивает защиту американской промышленности. Раздраженный Гувер именно по этому поводу назвал Рузвельта политическим хамелеоном. Но в представлении претендента-демократа "Париж стоил обедни". Прежний интернационализм, как говорил здравый смысл, не мог обеспечить большинства у избирательных урн, и Рузвельт предпочел ухватиться за более популярные воззрения.