Ирина Павлова - Механизм сталинской власти: становление и функционирование. 1917-1941 Страница 5

В результате такого подхода общество вполне закономерно приобретает самодовлеющее значение, а власть и ее преступления отодвигаются на задний план.

В то же время пробел в историографии истории сталинской власти 1920 -1930-х гг. заполняется  либо многочисленными апологетическими трудами, либо трудами, выдержанными в историографической традиции “с одной стороны… с другой стороны”. В качестве одного из последних примеров такого подхода можно назвать учебное пособие для высшей школы “История государства и права России. 1929 – 1940 гг.” В.М. Курицына. По его мнению, “30-е годы запечатлелись в памяти потомков как время насильственной коллективизации, “раскрестьянивания”, ужасающего голода 1932 – 1933 годов, массового террора, унесших миллионы жизней наших соотечественников. Но ведь верно и то, что это было время становления Российского государства (в то время существовавшего в форме Союза ССР) как великой индустриальной державы – второй супердержавы мира ( каковой она стала после победы в Великой Отечественной войне), главным достоинством которой являлась ее военная мощь. Таким образом была решена насущная историческая задача модернизации России, ее вхождения в индустриальную цивилизацию тех лет”[48]. И хотя в отличие от В.И. Ивкина, составителя историко-биографического справочника “Государственная власть СССР. Высшие органы власти и управления и их руководители. 1923 – 1991 гг.” (М., 1999), Курицын понимает под государственной властью в СССР не только собственно государственные, но и партийные органы, итогом его рассмотрения стало признание того, что “в 30-е годы партийный аппарат подмял под себя и фактически слился с государственным аппаратом и аппаратом общественных организаций, а также профсоюзов и комсомола в единую партийно-государственную управленческую систему, построенную по иерархическому принципу, в виде своеобразной пирамиды, где реальная власть сосредоточивалась на самом верху в руках узкой группы лиц [Политбюро ЦК ВКП(б)], а затем  - одного Сталина. Эта управленческая система полностью контролировалась ЦК ВКП(б), в аппарате которого действовало управление кадров (его возглавлял Г.М. Маленков) и в котором было 45 отделов по всем отраслям государственной, хозяйственной и общественно-политической жизни”[49]. Однако, как действовала эта управленческая система, так и осталось неясным.

Таким образом анализ историографической ситуации с научным изучением истории становления и утверждения механизма сталинской власти показывает, что эта проблема далека от разрешения и по-прежнему является ключевой задачей современной историографии как российской, так и западной. 

Сталин, как это не парадоксально звучит, не только не придавал значения формальной стороне, когда дело доходило до приоритетных направлений его политики, но и сознательно ее игнорировал. Не разгадав этого секрета, нельзя понять механизм его властвования. Можно проиллюстрировать это утверждение конкретным примером. М.М. Литвинов, как известно, в 1930-е гг. являлся наркомом иностранных дел. Однако никакой самостоятельности в действиях он не имел - все его заявления, во-первых, утверждались Политбюро, а во-вторых, Сталин уже в начале 1930-х гг. не доверял Литвинову, и на заседания Политбюро его не приглашали. Ни одного решения по кадровым вопросам он не принимал без визы Сталина. Многие вопросы внешней политики вообще решались без участия Литвинова. И.М. Гронский, бывший редактором газеты "Известия" в те годы, рассказал, в частности, об одном таком закрытом оперативном заседании в 1932 г. "без протокола, без стенограммы". Литвинов на нем не присутствовал и даже ничего не знал о нем. На этом заседании было решено политическую оборону на Дальнем Востоке заменить активным политическим наступлением. Переход от одной политике к другой был сформулирован и обоснован в передовой статье "Известий"[50].

Чтобы понять это важнейшее обстоятельство, или, перефразируя знаменитые слова У. Черчилля о России, разгадать "секрет, завернутый в тайну, скрывающую в себе загадку"[51], потребовались усилия не только таких проницательных историков-современников той эпохи, как А.Г. Авторханов,  но и таких  замечательных  советских  писателей,  как В.С. Гроссман. О том, насколько это было непросто, свидетельствует хотя бы тот факт, что в свое время даже такой незаурядный человек, как В.И. Вернадский, не разгадал сталинского секрета, о чем недвусмысленно свидетельствуют следующие записи в его дневнике 1938 года: "Две взаимно не согласованные - вернее, четыре "высшие инстанции": 1) Сталин и 2) Центральный Комитет партии, 3) правительство Молотова - правительство Союза, 4) Ежов и НКВД. Насколько Сталин их объединяет?" "Две власти - если не три: ЦК партии, правительство Союза и НКВД. Неизвестно, кто сильнее фактически"[52].

Механизм сталинской власти, под которым автор понимает прежде всего способ принятия решений и передачи их из Центра[53] на места, представлял собой настолько законспирированную систему, что она не оставляла практически никаких следов. Уже само по себе это осознание является историческим фактом, а его констатация - вполне определенным  достижением историографии. Не одно поколение историков бьется над разгадкой убийства Кирова: нет документов, подтверждающих участие Сталина в этом деле, - значит не было и этого участия, вполне убежденно утверждают многие историки[54]. Нет подписей Сталина и Жукова на таком, по словам Д.А. Волкогонова, "разительном" документе, как "Соображения по плану стратегического развертывания сил Советского Союза на случай войны с Германией и ее союзниками" по состоянию на 15 мая 1941 г. (и не только на этом, но и на других важнейших документах), - значит документ не был принят и действий за ним никаких не последовало[55].

Именно на такой эффект и рассчитывал Сталин, когда призывал "не оставлять следов", "охранять правду батальонами лжи". Действуя таким образом, Сталин рассчитывал на наивность и легковерность будущих историков, но, в первую очередь, на то, что в Истории останутся только те его дела, которые нашли отражение в опубликованных с его ведома официальных документах. Однако он просчитался. Следы всегда остаются, и когда стало понятным, что искать, то оказалось вполне вероятным "обнажить" механизм сталинской власти. Это особенно важно применительно к реальности 1930-х гг., потому что до сих пор представление о том времени у нас не соответствует тому, что тогда происходило в действительности. Чрезвычайно важно таким образом исследование не только собственно механизма власти, но и его действий в качестве рычага по осуществлению кардинальных социально-экономических преобразований в стране. Так как они проводились сверху, посредством власти во главе со Сталиным, то вполне могут именоваться строительством не просто социализма, а сталинского социализма. В этих действиях по переделке общества раскрывались многие стороны его механизма власти, которые прямо не отражены в сохранившихся документах.

2. ПРОБЛЕМА ИСТОЧНИКОВ

Для того, чтобы получить представление об источниках по теме исследования, необходимо прежде всего охарактеризовать те объективные и субъективные препятствия, которые имеются на пути историка. К таким объективным препятствиям относится отсутствие многих необходимых документов, уничтоженных в ходе разного рода «чисток», что само по себе является важнейшей характеристикой механизма коммунистической власти.

Практика уничтожения документов имела широкое распространение уже в 1920-е гг.[56] Существует свидетельство историка С.М. Дубровского о том, что еще в 1924 г., после смерти Ленина, Сталин дал указание своему помощнику И.П. Товстухе просмотреть архив ЦК РКП(б) и уничтожить все "ненужное". Это указание означало уничтожение прежде всего документов, зафиксировавших разногласия между Лениным и Сталиным. Только за 1921 - 1922 гг. не найдено более 40 писем Ленина к Сталину, хотя в большинстве случаев сохранились расписки Сталина в их получении[57].

Широкомасштабная "чистка" документов проводилась в ходе Большого террора, когда уничтожались документы, публикации, портреты репрессированных партийных и государственных деятелей. Так, 21 августа 1937 г. первый секретарь Западно-Сибирского крайкома ВКП(б) Р.И. Эйхе лично дал директиву заместителю заведующего особым сектором крайкома П. Кукштелю уничтожить стенограммы выступлений “врагов народа”[58]. Такая же участь постигла и стенограммы речей самого Эйхе после его ареста в 1938 г. В партийном архиве Новосибирского обкома КПСС сохранились таким образом далеко не все материалы, связанные с деятельностью наиболее активных проводников сталинских директив в Сибири - С.И. Сырцова, Р.И. Эйхе, Л.М. Заковского, Ф.П. Грядинского, Л.И. Картвелишвили (т. Лаврентия) и др.