Рокуэлл Кент - Саламина Страница 5

Это событие произвело глубокое впечатление на присутствующих. Все они знали, что чудеса совершались и могут совершаться. Нынешнее близкое знакомство гренландцев с бессильными священниками христианской церкви только укрепило воспоминания о языческом прошлом народа, усилило их благоговение перед памятными им сверхъестественными силами древних жрецов. Вот, значит, явился снова тот, кто может воскрешать мертвых, - ангакок, так назвали они Троллемана. Слава его, как круги на тихой поверхности пруда от брошенного камня, распространилась далеко и достигла наконец самых отдаленных поселений на берегах Гренландии.

Страх охватил сердце Регины при виде жуткой власти того, с кем она была так тесно связана. Девушка вспомнила его повадки, которые раньше казались ей странными и почти смешными. Ее воображение наделяло их теперь устрашающей значительностью. Они казались ей выражением сверхчеловеческой натуры. Регина боялась Троллемана и в то же время гордилась, что в какой-то мере принадлежит ему. Ее маленькая душа пела от восторга перед вниманием, которое привлекала к ней близость к Троллеману. Благоговейный страх перед Троллеманом, боязнь обратиться к нему заставили людей толпиться вокруг нее, требовать таких сведений, какие только она могла знать и передать им.

Поздней ночью, когда Троллеман, устав ждать Регину, улегся спать, когда свет новой зари уже показался в небе и все заснули, девушку подвезли по спокойной воде на лодке, высадили на борт моторки и шепотом пожелали ей спокойной ночи. Крадучись, чтобы не разбудить спящего хозяина, Регина спустилась в каюту и начала тихонько раздеваться. Она сняла свои белые сапоги, засунула руку в каждый из них поочередно и расправила носы. Осторожно сняла бусы и плюшевый анорак, любовно свернула его, положила. Обычно она спала в штанах, но сейчас на ней были новые. Регина сняла их. В рубашке, с голыми ногами, она стала на рундук, чтобы забраться на постель. Обернувшись, Регина взглянула на Троллемана и схватилась за койку, едва не упав от страха: глаза хозяина были открыты, он смотрел на нее.

Не в силах шевельнуться и отвести испуганный взор от этого сверхъестественного взгляда, Регина стояла, уцепившись за койку.

Он заговорил:

- Берегись, Регина, я видел кивитока в твоем спальном мешке.

Регина отпрыгнула, затем резко обернулась и уставилась на занятую бесом постель. Долгое время она вглядывалась в постель, наконец, задыхаясь, проговорила:

- Нет, нет. Там нет ничего.

Робея, Регина рискнула приблизиться, протянула руки, как будто снова хотела попробовать забраться на койку.

- Берегись, - сказал Троллеман.

И она отпрянула.

Прошло некоторое время. Не было слышно ни звука, кроме плеска прилива. Все замерло. Регина стояла, широко раскрыв глаза. Троллеман наблюдал.

- Троллеман, - сказала Регина тонким голоском, не спуская глаз с постели, - можно мне лечь спать с тобой?

* * *

За несколько недель до рождения ребенка Троллеман с достойным уважения пренебрежением к стараниям соотечественников предотвратить мезальянс гордо повел Регину к алтарю и обвенчался с ней. А для Регины это было свершением честолюбивой мечты. Она сперва лишь прислушивалась к робкому шепоту ее, но потом прижала эту мечту к груди и вскормила. Она не только осмелилась надеяться, она хотела добиться этого. В ход были пущены все средства, которыми она располагала от природы: остроумие и здравый смысл, слезы и улыбки, красота, грация, очарование. С инстинктивным умением пользуясь своими природными данными, она поддерживала во влюбленном страсть и отчаянный страх потерять ее. Она победила, если это можно назвать победой. Это было шесть лет тому назад.

Шесть лет. Регина - жена датчанина, начальника процветающего торгового пункта в поселке Игдлорсуит, хозяйка большого дома, одетая в "датское платье". На ней ситцевое платье до колен, свободное, как мешок, в талии и узкое внизу. Сзади выглядывает фланелевая нижняя юбка. На кривые ноги натянуты бумажные клетчатые чулки, собирающиеся в складки над дешевыми высокими ботинками на шнурках.

- Она должна стать датчанкой, - говорит мой хозяин.

Регина робко прерывает своего господина, объявляет, что обед подан.

- Садитесь, - кричит Троллеман и хлопает меня по спине. - Садитесь, не говорите ничего, будьте как у себя дома.

Ох, какой веселый, добродушный парень!

- Ешьте, - кричит он, - кладите себе побольше. Нет, нет, вы должны есть.

Он наваливает мне на тарелку еще еды.

- Пива?

- Спасибо, налейте.

Он наполняет мой стакан.

- Не надо сахару, спасибо.

- Нет, вы должны положить сахару. - Он всыпает мне столовую ложку. Ешьте, ешьте! Пейте до дна. Вот так! - орет он и швыряет пустую бутылку, которая с грохотом катится по полу и ударяется о кухонную дверь.

Елена, младшая сестра Регины, волоокая с красными, как яблоки, щеками служанка, скромно входит с новой бутылкой пива.

- Она должна, вы должны, они должны! - Если когда-либо Троллеман знал что-нибудь, кроме повелительной формы, то он давно все забыл. - Они должны повиноваться!

Две сестры Регины жили в доме служанками. Они спали вместе наверху на узкой низкой койке. Комнатой им служило местечко площадью в несколько квадратных футов на чердаке среди набросанного хлама. Елена живее и в своем роде привлекательнее другой сестры - Лии, которой было всего пятнадцать, но младшая обещала стать еще красивее, чем была замужняя сестра в своем расцвете. Несомненно, Лия робка и молчалива от природы, но, кроме того, она находилась в очень подавленном состоянии; это наводило на мысль о том, что она чувствует себя несчастной в обстановке, в какой ей приходится жить. Казалось удивительным, что можно быть несчастным там, где господствует такое щедрое гостеприимство.

В обязанности Лии входило утром будить хозяина и хозяйку. Как бы поздно она ни легла в солнечную летнюю ночь, как бы она ни любила свою полночную свободу после шестнадцати часов отупляющей домашней работы; Лия старалась как можно дольше наслаждаться этой свободой, до той поры, пока солнце не подымется высоко и жестяной будильник рядом с кроватью не вызовет ее снова на работу. Она вставала в семь утра, одевалась и бежала вниз, чтобы, пройдя через мою комнату, разбудить Троллемана.

Как-то я проснулся утром рано - во всяком случае, так мне казалось. В доме тишина, все было недвижно и снаружи. Я лежал в столовой на диване, служившем мне постелью, и смотрел в окно на начинающийся солнечный день. День, но весь мир спит. Вдруг я услышал, как надо мной кто-то спрыгнул на пол и раздались чьи-то шаги. "Лия", - подумал я.

Спустя мгновение она пробежала над моей головой, затем спустилась вниз по чердачной лестнице. Открылась дверь. Лия пересекла мою комнату и вошла к Троллеману, что-то сказала. В ответ послышался его голос, он спрашивал о чем-то. Лия поспешно прошла назад. Было слышно, как она взбиралась по лестнице на чердак, быстро пробежала надо мной. Снова шаги наверху, по полу чердака, вниз по лестнице, снова открылась моя дверь. Лия вошла с будильником в руке. Входя к Троллеману, она прикрыла за собой дверь. В доме тихо, слышно, как Лия что-то говорит. Затем, как львиный рык, - голос Троллемана. Он с ревом соскакивает на пол. Звуки тяжелых ударов, и снова тишина. Дверь открывается, и маленькая Лия, опустив голову и пряча лицо, проходит через мою комнату в кухню. Одеваясь, я слышу ее подавленные рыдания.

Лия солгала...

IV. ФУНДАМЕНТ

Тот, кто привык жить в стране, где каждый фут земли чья-то собственность, при виде никому не принадлежащих пустынных просторов испытывает желание владеть ими. Безлюдные горы и долины, девственные луга, места, с которых открывается вид на целый мир, и уединенные лесные поляны, где можно укрыться от этого мира, - все это по-своему наводит на мысль поселиться здесь и задуматься над тем, во что превратят друг друга человек и окружающий его мир. Не сатана, а бог, взяв человека за руку, привел его на вершину горы, откуда видна пустыня.

- Все это, - сказал бог, - принадлежит тебе. Поступай как знаешь. - И, может быть, бог добавил: - И ты падешь и поклонишься мне.

Сознание, что стоит только захотеть, и этот вид, земля, могут стать твоими, - вызывает любовь к ним. Пусть вы всегда мечтали о жаре и о роскошной тропической природе, а то, что вам достанется, будет голая, пустынная, холодная земля, совсем не похожая на земной рай, о котором вы грезили, - все же ваша душа-хамелеон восклицает:

- Господи, я люблю эту бесплодную землю!

Иначе почему бы люди уходили от удобств и удовольствий городской жизни, от красот возделанной, освоенной земли и находили счастье в невзгодах и бедности, в непрестанном труде, в тяжелых условиях жизни где-нибудь на неосвоенных землях. Почему люди любят дикие места? Ради гор? Их может и не быть. Ради лесов, озер и рек? Но ведь это, может быть, пустыня, и все равно люди будут ее любить. Пустыня, однообразный океан, нетронутые снежные равнины севера, все безлюдные просторы, как бы они ни были унылы, единственные места на земле, где обитает свобода.