Питер Кенез - Красная атака, белое сопротивление. 1917-1918 Страница 5

Приказ № 1 был только первым шагом изменения порядка в армии, за ним вскоре последовали другие. 28 марта обнародована Декларация о правах солдат, заканчивающаяся следующим: офицеры потеряли право иметь денщика, а право муштровать ограничено, в то время как солдатам было разрешено носить гражданскую одежду вне дежурства и получать почту и литературу без цензуры.

Следующий шаг по демократизации армии был предпринят Временным правительством, которое учредило комиссию под начальством бывшего военного министра генерала А. А. Поливанова, чтобы определить ход дальнейших реформ. Комиссия утвердила большинство реформ, предложенных Советом. Чтобы легче провести их в жизнь, правительство устроило чистку Верховного командования: за несколько недель 150 офицеров оправились в отставку. Чистка имела сомнительные результаты: министерство уволило неспособных и тех, кто не желал сотрудничать с новым правительством, но в то же время Ставка (штаб главнокомандующего) и командующие фронтами провели свои чистки. Часто генералы и полковники увольнялись за то, что имели дружеские отношения с солдатскими комитетами, и Ставка считала их подхалимами. Нужно признать, что состав офицерского корпуса после чистки остался практически таким же, как и был до этого.

В поисках панацеи серьезные изменения произошли и в Верховном командовании. До того как царь отрекся от престола, Верховным главнокомандующим был великий князь Николай Николаевич, но, так как революция в Петрограде приняла радикальный поворот, стало очевидно, что ему невозможно оставаться на своем прежнем посту. При сложившихся обстоятельствах премьер-министр Львов попросил Алексеева взять на себя эти обязанности, которые и так фактически он и выполнял. Алексеев согласился без энтузиазма: у него было плохо со здоровьем, он оценивал ситуацию реально и был настроен пессимистично. Временное правительство назначило генерала А. И. Деникина[9] начальником штаба, что сильно оскорбило Алексеева, так как решение приняли, не посоветовавшись с ним.

Несмотря на такое невпечатляющее начало, Алексеев и Деникин понравились друг другу и хорошо сработались. Деникин желал лишь одного: чтобы Верховный главнокомандующий чувствовал всю ответственность за своих подчиненных.

Корнилов считал свое назначение командующим Петроградским военным округом катастрофой. Ему пришлось управлять самыми дезорганизованными, недисциплинированными войсками в русской армии, где Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов имел больший авторитет, чем он. Вскоре у него произошел конфликт с одним из лидеров Совета, и он потерял его доверие. Когда в начале мая демонстранты требовали отставки Милюкова, Корнилов хотел разогнать толпу при помощи своих солдат, но Совет отменил его приказ. После этого инцидента Корнилов не захотел оставаться в Петрограде и попросил А. И. Гучкова, военного министра, перевести его. Корнилов покинул столицу с горькими воспоминаниями и твердым убеждением, что только радикальными методами можно избавиться от того, что он называл анархией. Алексеев только что освободил генерала Н. В. Рузского, командующего Северным фронтом, от его обязанностей за «подхалимство», которое он объяснил желанием Рузского тесно сотрудничать с комитетами и комиссарами. Гучков хотел, чтобы Корнилов занял место Рузского, но Алексеев был так категорически против этого назначения, что даже угрожал отставкой. Так как Алексеев знал Корнилова лишь поверхностно, его несогласие не могло носить личный характер, он просто думал, что более молодой и менее опытный генерал не будет хорошим командующим. Без сомнения, этот инцидент сделал дальнейшее сотрудничество двух генералов очень сложным. Корнилов, будучи очень тщеславным человеком, не смог забыть этого. Он принял командование 8-й дивизией, чей командир, генерал Каледин, был уволен генералом Брусиловым, главнокомандующим Юго-Западным фронтом, за то, что отрицал демократизацию.

В начале июня Временное правительство отправило в отставку Алексеева, поставив на его место генерала Брусилова, который был более всех других генералов оптимистично настроен касательно боеспособности революционной армии. Но ни реформы правительства, ни частые изменения руководящего состава не могли задержать процесс развала армии. Дисциплина ухудшалась, и порой доходило до того, что приказы не выполнялись вообще, а количество дезертиров росло невероятно.

Плохо спланированное наступление, начавшееся 2 июля, стало важной вехой для русской армии. На активные действия частично вдохновила идея, что победа поднимет боевой дух армии. Наступление провалилось по двум причинам: из-за плохого планирования операции, но в основном из-за того, что русские солдаты отказались наступать. После незначительных успехов благодаря численному превосходству войскам вскоре пришлось отступить, и отступление это было стремительным. Временное правительство проиграло. Вместо того чтобы устранить дезорганизацию армии, новое наступление лишь усилило ее.

Отношения между солдатами и офицерами усугублялись. Старая ненависть слуг к господам, крестьян к помещикам вылилась и на офицерство. Ни Советы, ни Временное правительство не агитировали солдат против командования; ненависть не нуждалась в этом. С первых дней революции солдаты не повиновались, а иногда и убивали своих офицеров, таких случаев становилось все больше и больше. Солдаты – крестьяне в форме – видели в своих начальниках уменьшенные копии эксплуататоров, сторонников ужасной войны, препятствие революции, которая должна принести избавление от страданий. Офицеров воспринимали как контрреволюционеров даже до того, как они стали отрицать цели и задачи революции. При таких обстоятельствах большевикам не стоило труда убедить солдат в том, что их командиры хотят возрождения монархии.

Как офицеры могли бороться с этим? Как они могли защитить себя? Чтобы обвинить невежество крестьян, неспособность царя управлять войной, которая принесла столько горечи и страдания России, требовалось четкое понимание сложной политической ситуации и почти святое мученическое принятие несправедливой ненависти солдат. Вместо этого офицеры возложили ответственность за все свои проблемы на Временное правительство и Советы.

Это было нечестно, так как «революционные демократы» были заинтересованы в сохранении армии. Это правда, что идея социализма не сработала, и только идеалисты с абсолютным непониманием армии и войны могли думать, что это сработает. Эти люди хотели заслужить доверие солдат, удовлетворив некоторые их требования. Но сказать, что такие методы были непрактичны, не то же самое, что сказать, будто у офицеров было лучшее решение. Насильственный метод, используемый офицерами с самого начала, был таким же нереальным, как и выполнение требований солдат. Так как если бы офицерам удалось заставить солдат выполнять приказы с самого начала, то Февральская революция не случилась бы. Заблуждения и метания офицерства стали более понятны благодаря делу Корнилова: когда насилие дает такой же маленький результат, как и социалистическая агитация, когда некоторые офицеры последовали за ним, но этого оказалось недостаточно.

Для социалистов революция была настолько важна, насколько была важна победа в войне. Но для двух этих целей нужно было предпринять разные шаги, а социалисты не могли определить приоритеты. Офицеры не понимали дилемму социалистов, для них все, что противоречило интересам войны, считалось предательством. С их точки зрения, позиция большевиков имела столько же смысла, сколько и позиция Керенского. Брусилов писал:

«Я могу понять отношение большевиков, когда они говорят „конец войне“, „мир сразу и за любую цену“, но я не понимаю тактику социалистов-революционеров и меньшевиков, которые, с одной стороны, хотят уничтожить армию, так как боятся угрозы контрреволюции, что говорит об их непонимании менталитета войск, а с другой – хотят удачного исхода войны».

Сходство во взглядах офицеров и большевиков стало тем фактом, что многие офицеры императорской армии, среди них генерал Брусилов, считали приемлемым присоединиться к Красной армии во время Гражданской войны. После Октябрьской революции многие офицеры стали относиться к большевизму как к угрозе будущему России и в результате присоединились к Белому движению; но, даже сражаясь с армией Ленина, у некоторых из них не развилась ненависть к Ленину и его товарищам. И когда генерал Алексеев написал Брюсу Локкарту весной 1918 года, что он скорее будет сотрудничать с Лениным, чем с Савинковым и Керенским, это не было просто словами.

В революционной обстановке 1917 года было совершенно естественно, что офицеры решили создать свою группу давления; они оказались медлительнее всех остальных группировок из-за того, что действия Совета походили на методы «революционной демократии». Необходимость согласованности действий становилась все более и более очевидной. Она вылилась в национальную офицерскую организацию, что впоследствии превратилось в постоянный институт. Казаки, георгиевские кавалеры и пленные, сбежавшие из вражеских лагерей, также входили в эту группу. Во времена мятежа Корнилова все эти организации его поддерживали, позднее они все сыграли большую роль в формировании Добровольческой армии.