Станислав Грибанов - Хроника времён Василия Сталина Страница 5

Василий хорошо знал Рычагова. Это он, герой боев в небе Испании, выпустил его в самостоятельный полет на истребителе И-16. Радость полета, ни с чем не сравнимое ощущение свободы — один в бескрайнем небе! — не отпускали, властно напоминая о любимом деле, тревожили душу, и Василий прекратил занятия в академии.

— Потом доучусь! Не время наукой заниматься, да и скучно! — откровенно признался он однокурсникам, уже понюхавшим пороху, и отпросился в Липецк, на курсы усовершенствования авиационных командиров.

Вскоре Василий, уже не просто летун, а будущий командир — человек ответственный за дела и судьбу боевого коллектива, за жизнь каждого летчика, делится с отцом своими тревогами по поводу Липецких курсов:

«Здравствуй, дорогой отец!

Как твое здоровье? Как ты себя чувствуешь?

Я недавно (22, 23-го и половина 24-го) был в Москве, по вызову Рычагова, очень хотел тебя видеть, но мне сказали, что ты занят и не можешь.

Рычагов вызывал меня по поводу учебы. Летать мне тут опять не дают. Боятся, как бы чего не вышло. Он меня вызывал и очень сильно отругал за то, что я начал вместо того, чтобы заниматься теорией, ходить и доказывать начальству о том, что необходимо летать. И приказал об этом вызове и разговоре доложить тебе, но я тебя не видел.

Все же Рычагов приказал давать мне летать столько же, сколько летают и остальные. Это для меня самое главное, так как я уже 2 месяца не летал и если так пошло бы и дальше, то пришлось бы учиться сначала летать.

Вообще от курсов ожидали все слушатели большего. В Люберцах и многих других частях летают на новых машинах МиГ, Як, ЛаГГ, а у нас на курсах командиры эскадрилий летают на таком старье, что страшно глядеть. Летают в большинстве на И-15.

Непонятно, кем мы будем командовать. Ведь к июню месяцу большинство частей будет снабжено новыми машинами, а мы, будущие командиры эскадрилий, не имеем понятия об этих новых машинах, а летаем на старье. Проходим в классах И-16 и мотор М-63 и М-62. По-моему, лучше было бы нас учить мотору 105 и 35 и самолету Як и МиГ, потому, что, когда мы придем в часть, нам не придется летать на И-15 и И-16. А тот командир, который не знает новой материальной части, не может командовать летчиками, летающими на ней.

Слушатели получают письма от товарищей из частей и, правду говоря, жалеют о том, что не находятся в части, летают на старых машинах без охоты, а лишь для того, чтобы выполнить задание. Да это вполне понятно. Люди тут собрались по 1000 и 2000 часов летавшие, почти все орденоносцы. У них очень большой практический опыт. И вполне понятно, что им надоело летать на старье, когда есть новые хорошие машины. Это мне все равно на чем летать, так как у меня этого практического опыта мало. А им, конечно, хочется нового.

К тому же были случаи, когда эти старые самолеты не гарантировали благополучного исхода полета. Например, отлетали фонари, отлетали щетки крепления крыльевых пулеметов. А такие случаи очень редко кончаются благополучно. В данном случае все обошлось хорошо только благодаря тому, что на этих самолетах были старые и очень опытные летчики.

Вот, отец, обо мне и курсах пока все.

Отец, если будет время, то напиши хоть пару слов, это для меня самая большая радость, потому что без тебя ужасно соскучился.

Совершенствовать свое командирское мастерство летчик Василий отправился не один. Вместе с ним в Липецк прибыла его юная жена, Галина Бурдонская.

Молодые люди познакомились случайно — из-за общей любви к хоккею. Василий знал хоккеиста Владимира Меньшикова, а хоккеист Меньшиков — Галину Бурдонскую, да не просто знал, а еще и в женихах числился. Летом 1940-го он-то и познакомил Василия со своей невестой где-то у стадиона «Динамо», как выяснилось потом — совершенно напрасно. Лихой атакующей хватки летчика-истребителя Галя Бурдонская не выдержала и сдалась на милость победителя, как ее давний предок наполеоновский солдат Шарль Поль Бурдонэ. Раненный в заснеженных полях России, француз остался в наших краях, полюбил русскую девушку — так и пошел по Московитии род Бурдонских.

Отец Гали, Александр Сергеевич, в первую мировую отстаивал честь Российской империи, потом как-то оказался среди чекистов. Самого Дзержинского возил на легковом автомобиле. Ну а в 1940 году он уже инженер в правительственном гараже.

Сделав Гале предложение, отцу своему Василий Сталин решил ничего не говорить: суров был батюшка — поди угадай, как бы отнесся к его сердечному порыву. А 30 декабря жених после полетов встретился с невестой, по дороге с аэродрома они заехали в ЗАГС и зарегистрировали законный брак.

Только из Липецка Василий сообщил отцу о состоявшемся событии — как бы просил благословения. Иосиф Виссарионович и благословил сына правительственной депешей: «Что ты спрашиваешь у меня разрешения? Женился — черт с тобой! Жалею ее, что вышла замуж за такого дурака». Василий понял: отец согласен.

А Иосиф Сталин не только согласился. В кремлевской квартире он выделил молодым комнату, на свои деньги распорядился купить им спальный гарнитур, обитый темно-бежевым бархатом, повесить бархатные шторы на окна. И это была уже царская роскошь, в той же кремлевской квартире в спальне отца Василия стояла походная солдатская койка, жесткая, по-казарменному заправленная.

Однако Василию и Гале тот гарнитур из обычного мебельного магазина служил недолго. В мае 1941-го они вернулись в Москву, а в июне началась война. Так что обоим запомнились счастливые первые месяцы их жизни в общежитии для красных командиров, в небольшой комнатке, где охотно собирались летчики и было всегда по-молодому беззаботно и весело.

В свое время автору этих строк тоже довелось жить в этом общежитии, летать в тех краях. Неподалеку от нашего штаба еще стояли мощные самолетные ангары, сохранились аккуратно выложенные площадки из бетонных плит. Сработано все это было немцами — по Рапалльскому договору[1]. Здесь у них была летная школа. И, рассказывают, сам Генрих Геринг, будущий рейхсмаршал, главнокомандующий ВВС Германии, имел какое-то к ней отношение. Не случайно в годы второй мировой войны Липецк немцы вообще не бомбили — будто на то было указание Геринга. Может, и так: немцы народ сентиментальный. Во всяком случае, в шестидесятых годах в Липецке, неподалеку от нашей летной столовой, жила тетя Паша, которая лично знала здоровенного немца-летчика. Горазд пожрать был этот немец и ежедневно брал у тети Паши по два литра коровьего молока. А у нас в штабе уцелело кресло Геринга, которое мы ловко приспособили вместо табуретки для дежурного по части…

Так вот, в декабре сорокового Василий Сталин прервал занятия в академии, а его сокурсники продолжали обсуждать на семинарах проект Полевого устава для Красной Армии, военную доктрину, согласно которой наша авиация в первые же минуты войны наносит сокрушительный удар, а действия наземных войск в кратчайшие сроки переносятся на территорию врага. Об этом не уставали твердить специалисты всех мастей. Особенно преуспевали композиторы-песенники.

«Мы врага победим малой кровью, могучим ударом!..» — словами военной доктрины ревели молодцы из ансамблей песни и пляски, а им вторили хоровые коллективы стахановцев. И так целый день без устали черные тарелки репродукторов уговаривали любимый город спать спокойно, убаюкивали бронепоездом, который стоит на запасном пути, пропеллерами, в которых дышит «спокойствие наших границ». По заявкам начальника Главного политуправления РККА Льва Захаровича Мехлиса для войсковых частей и подразделений накручивали фантастические киноленты — «Если завтра война», «Первый удар», «Неустрашимые». Но всех переплюнул чрезвычайно популярный тогда писатель Н. Шпанов. В 1939 году вышла его книга «Первый удар. Повесть о будущей войне».

События в ней развиваются в День Воздушного Флота. Во время традиционного парада на глазах у зрителей устанавливается мировой рекорд, и сразу после рекорда исполнитель его держит такую речь:

«Мы знаем: в тот же миг, когда фашисты посмеют нас тронуть, Красная Армия перейдет границы вражеской страны… Красная Армия ни единого часа не останется на рубежах, она не станет топтаться на месте, а стальной лавиной ринется на территорию поджигателей войны. С того момента, как враг попытается нарушить наши границы, для нас перестанут существовать границы его страны. И первыми среди первых будут советские летчики!»

Тут, волей автора книги, над аэродромом разносится голос диктора:

«Всем, всем, всем! Сегодня, 18 августа, в семнадцать часов, крупные соединения германской авиации перелетели советскую границу. Противник был встречен частями наших воздушных сил. После упорного боя самолеты противника повернули обратно, преследуемые нашими летчиками…»

Мать честная, какую же надо было иметь фантазию, чтобы за один день расправиться с германской авиацией! Отважусь привести хронометраж той победоносной войны — по Н. Шпанову: