Леонид Млечин - Осажденная крепость. Нерассказанная история первой холодной войны Страница 5

8 января 1918 года на объединенной сессии палат конгресса США президент Вудро Вильсон огласил свои знаменитые «Четырнадцать пунктов» — программу мирного урегулирования. Он неожиданно поддержал мирные переговоры в Брест-Литовске и вообще дипломатию большевиков (см. «Новая и новейшая история», № 1/2000). Вильсон говорил, что Россия вправе «принять независимое решение относительно ее собственного политического развития и ее национальной политики».

А на переговорах в Брест-Литовске нарком Троцкий отверг грабительские условия мирного соглашения, выдвинутые немцами:

— Мы не можем поставить подписи русской революции под условиями, которые несут с собой гнет, горе и несчастье миллионам человеческих существ.

Вильсон выразил понимание мотивов российской делегации, прервавшей в Брест-Литовске переговоры в знак протеста против территориальных требований Германии:

— Это голос русского народа. Он повержен и почти беспомощен, как может показаться, перед лицом беспощадной мощи Германии, не знавшей доселе ни снисхождения, ни жалости. По всей видимости, сила русского народа сломлена. Однако его душа протестует против рабства. Он не уступит ни в принципах, ни в поступках. О том, что он вкладывает в понятия справедливости, гуманности и чести, заявлено откровенно, с широким взглядом на вещи, с душевной щедростью и всеобщим человеческим состраданием, заслуживающими восхищения всех друзей человечества. И он отказался принести в жертву свои идеалы и покинуть других, чтобы обеспечить свою безопасность. Поверят в это или нет нынешние российские лидеры, но мы от души стремимся и надеемся найти тот путь, с помощью которого нам будет оказана честь помочь России добиться сокровенной надежды на свободу и справедливый мир.

Государственный секретарь США отправил по телеграфу полный текст президентской речи в Петроград послу Фрэнсису. На следующий день Рэймонд Робинс и Эдгар Сиссон, представитель американского Комитета общественной информации (он должен был пропагандировать политику президента), вручили его Ленину.

Владимир Ильич высоко оценил речь президента:

— Это огромный шаг к миру во всем мире!

«Ничто в моем недоверии к Ленину не уменьшилось, хотя мое уважение к его способностям возросло, — вспоминал этот разговор Эдгар Сиссон. — Эффект, произведенный им на Робинса, был совершенно другим. В нем был зажжен некий огонь. Робинс мог обсудить с Лениным свои планы распределения продовольствия. Ленин был внимательным и охотно соглашался. Я запомнил ленинскую фразу: «И тем не менее меня называют германским шпионом!» Я могу представить себе то горькое чувство, которое владело сердцем такого человека, как Ленин…»

Большевикам речь американского президента очень понравилась. Она была опубликована в газете «Известия», официальном органе советской власти. Сиссон получил разрешение напечатать листовки с текстом выступления Вильсона большим тиражом и распространить по стране. Порадовал Вашингтон: «Утром речь президента расклеена на стенах Петрограда».

Редакция «Известий» отмечала: «Условия, выдвинутые президентом Вильсоном, представляют собой огромную победу в великой борьбе за демократический мир, и мы можем надеяться на то, что найдем в американском народе верного союзника в этой борьбе».

Президент Вильсон обратился с приветствием к IV чрезвычайному Всероссийскому съезду Советов:

— Народ Соединенных Штатов всем сердцем с народом России, стремящимся навсегда освободиться от власти самодержавия и стать хозяином собственной жизни.

Американский президент поддержал русский народ, который пытается «навсегда освободиться от власти авторитарного правительства и стать хозяином собственной жизни». Вильсон обещал, что правительство США «использует все возможности, чтобы гарантировать России восстановление полного суверенитета и независимости во внутренних делах, а также полное восстановление ее огромной роли в жизни Европы и современного мира».

Северный десант

Когда после провала мирных переговоров в Брест-Литовске немецкие части начали наступление, западные державы опасались, что кайзеровская армия, которая двинулась в глубь России, захватит ее сырьевые запасы и стратегически важные порты (Архангельск, Мурманск, Севастополь, Одессу, Баку, Владивосток).

Французы и англичане предложили Советской России военную помощь. Часть советских наркомов возражала против любых соглашений с империалистами. Троцкий считал, что, если предлагают помощь, надо этим воспользоваться. Ленин с присущим ему предельным цинизмом сформулировал решение: уполномочить тов. Троцкого принять помощь разбойников французского империализма против немецких разбойников.

3 марта 1918 года советская делегация все-таки подписала договор с Четверным союзом. Но удастся ли его ратифицировать? Все висело на волоске. Многие большевики не принимали «похабного мира» с немцами. Левые эсеры, партнеры большевиков по правительственной коалиции, были категорически против.

5 марта нарком Троцкий поинтересовался у Рэймонда Робинса: если договор не будет ратифицирован и не вступит в силу и придется продолжать войну, можно ли рассчитывать на помощь союзников?

Союзники особенно боялись за запасы своего имущества в Мурманске и Архангельске. Там находились боеприпасы, артиллерийские снаряды, автомобили, обмундирование. Все это могло попасть в руки немцев. Решили отправить войска в Мурманск, чтобы охранять находящееся там военное имущество и заодно граждан стран Антанты.

Мурманский совет рабочих и солдатских депутатов, среди депутатов которого было много эсеров и меньшевиков, 1 марта запросил Совнарком, как обороняться от наступающих немцев и белофиннов: «в каких формах может быть приемлема помощь живой и материальной силой» от союзных держав?

Троцкий ответил: «Вы обязаны принять всякое содействие союзных миссий. Ваш долг сделать все для охраны Мурманского пути».

2 марта 1918 года председатель Мурманского совета Алексей Михайлович Юрьев, бывший кочегар парохода «Вологда», договорился с англичанами и французами о совместной обороне края. Специально оговаривалось: «Англичане и французы не вмешиваются во внутреннее управление… Союзники принимают на себя заботу о снабжении края необходимыми запасами».

6 марта в Мурманский порт вошел британский крейсер «Глори» и высадил десант.

10 апреля Юрьев по прямому проводу обратился к Ленину: «Ваши слова: «советуем принять помощь англичан» — значит ли принять военную помощь англичан и французов? Мы понимаем, что, быть может, этого вы официально сказать не можете. Тогда возьмем на себя и сделаем сами. Но необходимо нам здесь быть уверенными, что наши действия не идут вразрез с вашими планами. Точное выражение вашего одобрения будет держаться в секрете».

Ответ гласил: «Помощь принять. Комбинация должна носить абсолютно неофициальный характер. Дело относим как бы к разряду военных тайн».

Сталин еще от себя передал Юрьеву:

— Действуйте абсолютно секретно и более или менее автономно.

2 мая Ленин в своей манере распорядился: «Официально протестуйте против их нахождения на советской территории, неофициально — получайте от них продукты и военную помощь против финно-германцев».

3 июня 1918 года Высший военный совет Антанты принял декларацию № 31 «Интервенция союзников в российских портах» — о высадке в Мурманске и Архангельске. Представители Антанты подписали 6 июля с Мурманским краевым советом «Временное по особым обстоятельством соглашение»: вся власть в крае передавалась союзникам, которые брали на себя среди прочего оказание продовольственной помощи населению.

Но Брест-Литовский договор — после долгих политических баталий — все-таки был ратифицирован 15 марта в Москве и 26 марта в Берлине. Первая мировая война для России закончилась. Но германские войска оставались на Украине и Кавказе (в надежде добраться до бакинских вышек), в Прибалтике и Белоруссии в качестве оккупационной армии.

А через неделю началось немецкое наступление на Западе. Страны Антанты считали, что их солдаты умирают по вине большевиков, предавших товарищей по оружию. В Лондоне собрались главы правительств и министры иностранных дел Великобритании, Франции и Италии. Договорились не признавать Брестский мир. Считать врагом всю Россию, недавнего союзника, вместе с которым столько лет воевали против общего противника, — не могли. Но большевики воспринимались как подручные германцев.

И в Москве настроения решительно переменились. Сов нарком требовал заставить союзников уйти.

Но Юрьев 14 июня телеграфировал: «Противосоюзническая политика краесовета невозможна. Заставить союзников уйти невозможно. Военная сила неоспоримо на их стороне».