Секст Аврелий Виктор - О Цезарях Страница 5

Глава XV

Антоний Пий

Прозвищем Аврелия Антонина было Пий, т. е. Благочестивый. На нем не было почти ни одного пятна порока. (2) Он принадлежал к весьма древнему роду из муниципия Ланувия,[118] был сенатором столицы. Он был настолько справедлив и обладал таким добрым нравом, что ясно этим доказал, что ни мир, ни продолжительный досуг не портят некоторых характеров и что города могут благоденствовать, если только управление их будет разумно. (3) Итак, в продолжение всех двадцати лет своего управления, в течение которого он с большой пышностью отпраздновал девятисотый юбилейный год города Рима, он оставался все таким же. (4) Разве только что он может показаться бездеятельным, потому что не получил ни одного триумфа. (5) Но на самом деле это не так; ведь несомненно, большая заслуга в том, чтобы никого не беспокоить без причины и не вести войны ни с каким мирным народом (только) ради показа своего мужества. (6) Наконец, так как судьба отказала ему в мужском потомстве, он поручил заботу о республике (государстве) мужу своей дочери[119]

Глава XVI

Марк Аврелий Антонин и Люций Вер

В самом деле, он ввел в свою семью и в управление Империей Бойония — он же Аврелий Антонин — уроженца одного с ним города, столь же знатного,[120] но значительно его превосходящего в области философии и ораторского искусства. (2) Все его деяния и намерения как в мирное время, так и в военное, были божественны; однако они были омрачены недостойным поведением его супруги, нуждавшейся в сдерживании; она опустилась до такого недостойного поведения, что, проживая в Кампании, садилась на живописном берегу, чтобы выбирать для себя из числа моряков, которые обычно бывают голые, наиболее подходящих для разврата. (3) Итак, Аврелий, как только тесть его умер близ Лориев[121] в возрасте семидесяти пяти лет, сейчас же сделал своим соправителем брата своего Люция Вера.[122] (4) Под его командованием велась война: с персами при царе Вологезе;[123] сначала победив, они (соправители) под конец отказались от триумфа. (5) Через несколько дней после этого Люций умер. Это дало основание для вымысла, будто бы он стал жертвой козней своего родственника. Говорят, что он (т. е. Марк), недовольный исходом войны, совершил злое дело во время пира: намазав ядом одну сторону ножа, он разрезал им единственный кусок свиной матки; съев ломтик, он — как обычно между родными — дал другой, отравленный ядом, своему брату. (6) Но поверить этому в отношении такого мужа могут только люди, сами склонные к преступлению. (7) К тому же достаточно (точно) известно, что Люций умер в городе Альтине в области Венеции; Марк же обладал такой мудростью, мягкостью, честностью и так был предан науке, что когда он собирался с сыном своим Коммодом, которого сделал цезарем, в поход против маркоманнов,[124] все ученые стали его убеждать, чтобы он не делал этого и не вступал в сражение, пока не изложит все возвышенные тайны [раскрытые им] в философии. (8) Так неизвестность похода в этой войне заставляла опасаться за его благополучие и за судьбу его научных трудов; при его правлении столь процветали все добрые искусства, что я готов их признать за славу тех времен. (9) Удивительно были разъяснены двусмысленности в законах; отменены были ежегодные явки в суд; введено было право объявлять о слушании тяжеб или об их отмене в определенные дни, что очень удобно. (10) Всем вообще было дано право римского гражданства,[125] много городов было вновь основано, много колоний выведено, восстановлено, украшено; прежде всего — Карфаген, сильно пострадавший от пожаров, затем Эфес в Малой Азии и Никомедия в Вифинии, разрушенные землетрясением, так же как в наше время Никомедия при консуле Цереале.[126] (11) Отпразднованы были триумфы над народами, которые при царе Маркомаре заселяли земли от паннонского города, имя которому Карнут, до Средней Галлии. (12) Итак, на восемнадцатом году правления, он, крепкий не по годам, умер в Виндобоне,[127] вызвав великий плач всего рода человеческого. (13) Сенат и народ, по-разному относившиеся к другим правителям, ему одному согласно присудили храмы, жрецов, памятные колонны.

Глава XVII

Люций Аврелий Коммод

Сын его стал особенно ненавистным из-за жестокого управления с самого начала, особенно же из-за того, что предки его оставили о себе противоположную память, а она для потомков бывает так тягостна, что, помимо общей ненависти к людям безбожным, они представляются уж совершенно обреченными губителями своего рода. (2) На войне он был деятелен; проводя ее с успехом против квадов,[128] он переименовал месяц сентябрь в коммод. (3) Римские городские стены, едва ли уже соответствующие римскому величию, он использовал для строительства бань. (4) Он обладая таким диким и свирепым характером, что часто убивал гладиаторов под видом оборонительной битвы, в то время как у него самого было оружие, снабженное свинцовым острием.[129] (5) После того как он уже многих заколол таким образом, как-то раз [гладиатор] по имени Сцева, полагаясь на свою смелость, физическую силу и на искусство биться, отпугнул его от таких упражнений: он отбросил меч, признав его бесполезным, говоря, что достаточно для двоих того оружия, которым был вооружен сам [Коммод]. (6) А тот испугался, как бы он не выхватил у него в бою кинжал — что бывает — и не заколол его, отпустил Сцеву, стал больше опасаться и других борцов и обратил свою ярость против диких зверей. (7) Когда после этого все стали бояться его за его ненасытную кровожадность, против него составили заговор особенно близкие ему,[130] потому что никто не был предан ему, и даже сами его сподвижники считали его совратившимся и поврежденным в уме; сначала они, примерно на тринадцатом году его правления, применили против Коммода яд. (8) Однако яд не подействовал из-за обильной пищи, наполнившей желудок; когда же, однако, у него появились боли в животе, то по предписанию медика, который стоял во главе заговора, он перешел в палестру. (9) Там мастер натираний[131] — случайно тоже участник заговора — надавил ему локтем на горло, как бы занимаясь своим искусством, а тот от этого и умер. (10) Узнав об этом, сенат, собравшийся с раннего утра по случаю январских празднеств в полном составе, а также и народ объявили его врагом богов и людей и постановили всюду стереть его имя. После этого сейчас же передали власть префекту города — Публию Гельвию Пертинаксу.[132]

Глава XVIII

Публий Гельвий Пертинакс

Этот (он) был целиком погружен в науку и придерживался древних нравов, он же был не в меру бережлив, подражая древним Куриям и Фабрициям.[133] (2) Солдаты, которым всего казалось мало, после того как все в мире было уже исчерпано и истрачено, позорно убили его на 80-й день власти, подбитые на это Дидием.

Глава XIX

Дидий Юлиан

А Дидий Сальвий Юлиан,[134] опираясь на преторианцев, которых он привлек к себе более щедрыми обещаниями, возвысился до знаков домината от должности префекта городского гарнизона.[135] (2) Род его был очень знатен, и сам он отличался глубокими знаниями городского права: он первый упорядочил применение эдиктов, которые объявлялись преторами по-разному и неопределенно.[136] (3) Отсюда стало ясно, что просвещенность одна бессильна справляться со страстями, если ей не содействует характер, так как даже тот, кто предписывал правила жизни — и при том очень строго — смог допустить такой проступок,[137] который сам же предписал карать новым видом казни. (4) И он недолго обладал желанной властью. (5) Ибо Септимий Север, бывший случайно легатом в Сирии[138] и ведший войну в этой отдаленнейшей стране, как только стало известно о происшедшем (в Риме), сейчас же провозглашен был императором и разбил в сражении (войско Юлиана) близ Мульвиева моста. Посланные вслед за убегающим зарубили его в Риме близ Палатины.[139]

Глава XX

Септимий Север

Итак, Септимий после убийства Пертинакса из ненависти к преступлениям, а также под влиянием скорби и гнева сейчас же распустил когорты преторианцев. Переказнив всех участников переворота, он, по постановлению сената, обожествил Гельвия, а имя Сальвия, его записи и дела приказал уничтожить, но только это не могло быть выполнено. (2) Заслуги научной деятельности имеют такую силу, что даже жестокость в характере не мешает сохранить добрую память о писателях. (3) Мало того, смерть такого рода приносит убитым славу, а убийцам проклятие. (4) Ибо все, особенно потомки, так смотрят на такие дела, что подобные дарования могут быть забыты лишь вследствие одичания или безумия. (5) Таким образом, это придает силу всем добропорядочным людям, а также и мне, родившемуся в деревне от бедного и непросвещенного родителя, сумевшему в наше время своими усердными занятиями наукой сделать жизнь свою более почетной. (6) Я полагаю, что это присуще нашему народу, который по воле какой-то судьбы породил немного славных людей, но зато каждого из них ставит на высокое место.[140] (7) Также и самого Севера, славнее которого не было никогда никого в государстве, после его смерти — хотя и в преклонном возрасте — постановили оплакивать приостановкой судебной деятельности, похвальными речами и утверждениями, что раз он родился таким справедливым, то ему не следовало и умирать. (8) Итак, хотя он и был чрезмерно требовательным в деле исправления нравов, после того как вернулись к древней их чистоте, как бы к оздоровлению умов, его признали милостивым. Так и сама честность, которая сначала кажется трудной, потом когда ее достигнут, кажется уже желанной и ведущей к довольству.