Владимир Пугачев - Том 2. Дипломатия в новое время ( 1872 - 1919 гг.) Страница 5

Чтобы предотвратить воссоздание вооружённых сил Франции, канцлер был готов прибегнуть к угрозе войной. В совершенно секретной переписке ещё в 1871 г. он сообщал своим подчинённым, что «незачем ждать», пока Франция восстановит свои силы, а, напротив, лишь только эта опасность станет реальной, «надо будет тотчас же ударить».

В августе 1873 г. епископ города Нанси выступил с «пастырским посланием», призывая верующих молиться за возвращение Эльзаса и Лотарингии в лоно Франции. В епархию епископа Нанси входила и часть германской Лотарингии. Послание было прочитано с церковных кафедр и опубликовано в католической печати на немецкой территории. Бисмарк решил использовать этот повод для дипломатического наступления против Франции. Он потребовал от французского правительства репрессий против князя церкви, якобы призывавшего германских подданных к отпадению от своего государства.

Новый французский министр иностранных дел, герцог де Бройль, рассыпался в заверениях, что правительство отнюдь не поддерживает пропаганды реваншистов. Однако от репрессий против епископа он постарался уклониться. Переговоры затянулись. Тогда Бисмарк мобилизовал против Франции свою прессу. Канцлер располагал влиятельной печатью, которая послушно подчинялась его указаниям. Для содержания этой прессы у Бисмарка имелись специальные суммы. Он распоряжался почти бесконтрольно фондами, которые составились из средств, конфискованных у Ганноверской династии. «Вельфский фонд» и был источником для оплаты услуг этой «рептильной», т. е. пресмыкающейся, печати, как её называли в оппозиционных Бисмарку кругах. Теперь по поводу выступления нансийского епископа немецкая пресса открыла яростную кампанию, обвиняя Францию в подготовке реванша и требуя от германского правительства ответных мероприятий.

С военной точки зрения война с Францией была бы в 1874–1875 гг., несомненно, выгодна для немцев: на стороне Германии был в то время ещё больший перевес в силах, чем в 1870 г.; через несколько лет положение могло и измениться. Гораздо сложнее была дипломатическая сторона проблемы. Вопрос заключался в том, можно ли обеспечить нейтралитет других великих держав и локализовать франко-германскую войну по примеру 1870 г. Существо дела правильно выразил английский посол в Париже лорд Лайонс. «Было бы нетрудно спровоцировать и раздавить Францию, — писал он своему правительству. — Но можно ли будет сделать это, не вызвав бури в других странах?».

Французское правительство почуяло опасность. 26 декабря 1873 г. французский посол Гонто-Бирон отправил из Берлина доклад в котором выражал серьёзное опасение, что Бисмарк в самом деле готовит войну. К этому времени де Бройля на посту министра иностранных дел сменил герцог Деказ. Он решил смелым маневром парировать угрозы Бисмарка. Ни Австро-Венгрия, ни Россия не желали в ту пору дальнейшего усиления Германии. Деказ обратился к Австрии, России и Англии с заявлением, что Германия намерена начать войну против Франции. Он просил защиты. В Австрии Деказ ловко использовал историю с епископом, затронув католические чувства Франца-Иосифа и заинтересовав могущественные клерикальные круги. В Вене, как и в Петербурге, представления французских послов были встречены сочувственно. Французский демарш как раз совпал с визитом Франца-Иосифа в Петербург, куда император прибыл 13 февраля 1874 г. в сопровождении графа Андраши. Здесь, в русской столице, Горчаков и Андраши предприняли совместную демонстрацию в пользу Франции. Они вместе посетили французского посла и заверили его, что осуждают действия Бисмарка.

Англия тоже сказала своё слово. Королева написала личное письмо Вильгельму I. Виктория предупреждала императора, что если бы Германия начала новую войну против Франции, это могло бы повести к плачевным последствиям.

Расчёт Деказа оказался верным. Бисмарку пришлось ретироваться. 17 февраля он дал распоряжение приостановить дальнейшее развитие конфликта, вызванного антигерманским выступлением французского епископа. «Я думаю, что удар, который вам хотели нанести, для данного момента парирован», — так в беседе с французским дипломатом резюмировал Андраши этот инцидент.

Миссия Радовица (февраль 1875 г.). Международное положение в 1874 г. складывалось явно неблагоприятно для Бисмарка. Надо было принимать более действительные меры для изоляции Франции. И Бисмарк решил начать с обработки наиболее опасного из её заступников — с России.

В качестве приманки для России сам собой намечался Ближний Восток. Во-первых, он больше всего привлекал русское правительство. Во-вторых, Ближний Восток в те времена ещё мало интересовал Германию: её экономическое проникновение в эту область только что начиналось. А Бисмарк всегда старался выбирать в качестве подарка своим друзьям то, что ему было не нужно или не принадлежало.

В начале февраля 1875 г. Бисмарк направил в Петербург со специальной миссией одного из своих дипломатов, Радовица, которыий пользовался особым доверием канцлера.

История миссии Радовица весьма характерна как образец дипломатического зондирования. Первые беседы Радовица в Петербурге отличались чрезвычайной туманностью. Посланец Бисмарка лишь осторожно нащупывал почву. Горчакову Радовиц заявил, что цель его приезда — «ещё более выявить тёплую дружбу наших дворов». Царю он сказал, что его задача — установить путём обмена мнений единство политической линии России и Германии.

Царь выразил радость по поводу согласия, существующего между тремя императорскими дворами, и заявил о своём намерении поддерживать status quo на Востоке. Затем царь стал уверять Радовица, что Россия не собирается брать Константинополь. Однако тут же он поставил вопрос, кому достанется Константинополь в случае распада Турции и кто будет тогда держать в узде те народы, которые живут сейчас под властью Порты. Радовиц ничего не ответил: он ограничился общими фразами о политическом сотрудничестве, одновременно многозначительными и туманными. В последующие дни он принялся за урегулирование мелких балканских вопросов, что являлось официальной целью его поездки в Петербург. После инцидента с французским епископом Бисмарк стал чинить России мелкие неприятности по восточным делам, — для крупных козней пока не представлялось случая. Теперь Радовиц якобы должен был урегулировать эти вопросы к обоюдному удовлетворению.

Через несколько дней Радовиц снова заговорил о более важных делах. Он заявил Горчакову, что «Германия стремится быть полезной для русской политики и расположена присоединиться к русской точке зрения на большие вопросы, т. е. на те вопросы, которые для России являются большими». Иначе говоря, Радовиц намекал на то, что поддержка со стороны Германии на Востоке коснётся и самых кардинальных проблем. Горчаков в ответ заверил Радовица в прочности русско-германской дружбы.

После этого Бисмарк, очевидно, решил, что почва достаточно подготовлена. Тогда он позволил своему посланцу затронуть самый щекотливый вопрос. Радовиц прямо попросил Горчакова оказать такое воздействие на Францию, чтобы она утратила всякую надежду на русскую поддержку. «Мы чувствительны не в Сербии и даже не в Польше, — пояснял Бисмарк в инструкции, посланной Радовицу, — но там, откуда Европе грозит опасность, а именно с запада».

Когда за туманные посулы Горчакова попросили отказаться от дипломатической поддержки Франции, русский министр решил показать, что Бисмарку не удастся его провести. Горчаков крайне рассеянно слушать рассуждения Радовица. Мало того, он принялся оспаривать, что во Франции имеется какое-либо враждебное Германии движение. Вообще, как сообщал Радовиц, русский канцлер с явной неохотой шел, на обсуждение французских дел.

В принятие закона об увеличении состава полка с трёх батальонов до четырёх. Благодаря этому контингент французской армии мирного времени увеличивался на 144 тысячи человек. В ответ на эти мероприятия бисмарковская пресса пустила слух, будто французское правительство срочно, по любой цене, закупает в Германии лошадей для армии. 4 марта 1875 г. был издан императорский указ о запрещении вывоза лошадей.

Перед русским послом Бисмарк пытался скрыть истинный характер этого предмобилизационного мероприятия, уверяя, будто указ вызван необходимостью сохранить конское поголовье для приближающихся полевых работ. Всё же канцлер не мог не признать, что «обычно от этой меры пахнет порохом».

За месяц до указа, 3 февраля, Германия предъявила Бельгии ряд требований относительно изменения её внутреннего законодательства. Поводом послужили антигерманские выступления бельгийских католиков. Такое вмешательство во внутренние дела Бельгии могло создать в любой момент предлог для разрыва с ней и использования бельгийской территории для военных действий против Франции. Одновременно продолжались угрозы и по адресу Парижа.