Борис Федоров - Пытаясь понять Россию Страница 5

Ельцин куда менее мягок, многословен и обтекаем, нежели Горбачев, и, соответственно, в нем больше решительности, жесткости и безразличия к чувствам окружающих его людей. Он мог много выпить, в бане попариться, в проруби искупаться – настоящий русский мужик по принятым понятиям. Однако Ельцин был не просто жестким, но подчас и жестоким. Не каждый способен приказать выбросить за борт корабля в ледяную воду Енисея своего пресс-секретаря (В. Костикова), нежно обнять и облобызать чиновника (С. Степашина), которого завтра сам уволит, устроить публичный незаслуженный разнос почтенному министру (Родионову, был такой министр обороны).

Ельцин вычеркнул из своей жизни десятки некогда очень близких ему людей и при этом больше о них не вспоминал. А ведь среди них были люди, которые ради него рисковали жизнью и карьерой. Из всех соратников и близких помощников Ельцина практически никто не дожил во власти до сегодняшнего дня.

Он безжалостно отметал тех, кого вчера обнимал и награждал, кого называл лучшим министром всех времен (так было с Павлом Грачевым – бывшим министром обороны). По-русски это называется – сдавать своих. Фактически за время своего президентства Ельцин сдал всех своих сторонников и близких соратников, если не считать членов семьи.

Лучший пример здесь – все тот же бывший министр обороны Павел Грачев, простоватый и грубоватый десантник, который в 1991 году во время августовского путча принял сторону Бориса Ельцина, за что был произведен в министры. Грачев выпивал вместе с Президентом, ходил с ним в баню, купался, отдыхал и, казалось, пользовался его безграничным доверием, хотя явно был некомпетентен – провалил чеченскую кампанию 1994-1995 гг. и реформу армии. Все прегрешения прощались Грачеву, награды сыпались на него как из рога изобилия, но пришло время, и в одночасье он исчез из жизни Ельцина. Как будто его никогда и не было.

Борис Ельцин заслужил любовь советских демократов тем, что начал грубо "наезжать" на московских партийцев, настраивая простых людей против начальства, – он гордо демонстрировал публике отечественные ботинки и часы, делал рейды в подсобки магазинов для обнаружения спрятанных товаров, торжественно пересаживался на "Москвич" и записывался в районную поликлинику. Кто-то из секретарей райкома партии в Москве даже покончил с собой из-за его несправедливых взбучек, у кого-то не выдержало сердце. Но Ельцина не заботили подобные мелочи на его триумфальном пути к власти.

Политический стиль Ельцина всегда отличался самым беззастенчивым популизмом, в отличие от сдержанного официоза Горбачева. Но популизм его не был искренним, он не соответствовал его убеждениям. По сути дела, это был циничный обман. Чего стоит один только эпизод его записи в районную поликлинику – символический акт борьбы с привилегиями чиновников, хотя при нем бюрократы распоясались как никогда прежде. Но при этом у Ельцина был безусловный талант вести за собой самых разных людей. Можно сказать, Борис Николаевич был политиком от Бога.

Межрегиональная депутатская группа (первые демократы) в первом свободном парламенте СССР не имела бесспорного лидера и потому решила воспользоваться популярностью известного партийного диссидента Ельцина. Ельцин, в свою очередь, всегда соблюдал дистанцию и ни с кем из демократов накоротке не сходился -он пользовался их услугами, но к советам их особо не прислушивался. В результате этого странного альянса никто из демократов первой волны надолго не задержался у кормила государства.

Вероятно, Ельцина всегда власть интересовала только как цель, а не как средство – никакой позитивной программы он, как и Горбачев, никогда не имел. По своей природе, пожалуй, Ельцин был даже в большей степени разрушитель, чем созидатель. Поразительно острые инстинкты самосохранения (чувство опасности), частое отсутствие формальной логики, обескураживающая непредсказуемость – вот характерные черты Ельцина-политика.

Алкоголь и склонность к эксцентричным выходкам тоже добавляют к портрету Бориса Ельцина несколько колоритных штрихов. Когда-то будущий президент (и уже знаменитый борец с системой) упал с моста при странных обстоятельствах (вроде бы возвращался от дамы), потом он в пьяном виде дирижировал оркестром в Берлине, потом под объективом телекамеры щипал секретаршу в Кремле. Он не вышел из самолета для встречи с ирландским премьером в Шенноне, будучи в Швеции, перепутал страны в официальном выступлении и назвал Швецию Норвегией.

Можно вспомнить и некоторые другие пьяные эскапады вроде отбивания ложками токкаты на голове какого-то бюрократа или намазывания икры на руку на приеме в честь Президента США Джорджа Буша.

Ельцин неоднократно делал театральные жесты типа "Не так сидим" (когда он публично уколол премьера Примакова, посадив Степашина рядом с собой на совещании). А чего стоят рассчитанные на публику его частые длинные и многозначительные паузы в выступлениях?

Бывали вещи и почище – вроде уже упомянутого приказа выбросить пресс-секретаря Костикова с борта парохода в холодную сибирскую реку или справления малой нужды на колесо самолета за границей. Можно ли представить себе в цивилизованной стране сцену, когда президент приказывает своим охранникам выбросить высокого сановника за борт, а те беспрекословно выполняют приказ? Средневековье какое-то! Но, в той или иной мере, мы были свидетелями этого средневековья все последние десять лет.

С самого начала в поведении Бориса Ельцина доминировала одна навязчивая идея – непримиримая конкуренция с Горбачевым. Главной задачей для него было -получение всей полноты власти. Я хорошо помню, как в 1990 году в качестве министра финансов пришел к нему обсуждать новый бюджет (с премьером И. Силаевым), но вместо этого полчаса мы обсуждали рейтинги популярности Горбачева и Ельцина (у первого он падал, у второго рос).

Я могу засвидетельствовать, что российское правительство образца 1990 года, созданное Борисом Ельциным, не было столь уж профессионально сильным, но оно имело политический мандат на реформы. Григорию Явлинскому удалось тогда подбить Горбачева и Ельцина на совместную программу "500 дней", в основе которой были наработки группы Явлинского вместе с моими, уже упоминавшимися наработками.

Сегодня над этой программой часто смеются. Но смеются люди, которые ее не читали. Я же утверждаю, что для того времени это был мощный интеллектуальный рывок – абсолютное большинство предложений и идей, изложенных в этой программе, в конце концов подтвердились и были впоследствии использованы. Этот план не расписывал по часам пятьсот дней, как обычно думают, он содержал два тома проработок, включая большое число проектов законов и постановлений.

Настоящая беда программы была в том, что ее никто не собирался выполнять. Прежде всего, это касается Ельцина, которого демократы привели к власти именно в надежде получить реформы, но самому ему эти реформы никогда не были по-настоящему нужны. Нужна была только власть.

В те же времена я обратил внимание на такой российский феномен большинство представителей старой элиты, старшего поколения бюрократов, экономистов и политиков резко негативно относятся к любым предложениям более молодого поколения. Никто не вникает в суть и не слушает аргументов.

В большой степени это относится и к Ельцину, который никогда не давал реформаторам полной свободы действий (поэтому его нельзя сравнивать с Пиночетом или, скажем, с аргентинским Президентом Менемом). Благодаря этому свойству старых кадров мы и теперь слышим безграмотные рассуждения нынешних членов правительства про монетаризм и макроэкономическую политику. Благодаря этому свойству страна потеряла и теряет годы.

У меня сложилось такое впечатление, что после победы над Михаилом Горбачевым Ельцин, фактически, потерял смысл жизни. Он достиг того, к чему так страстно стремился. После 1992 года он, практически, бездействует, если не считать нескольких схваток с парламентом (расстрел Белого Дома в 1993 году и попытка импичмента в 1999 году) и собственного переизбрания в 1996 году, однако в эти моменты речь шла уже о собственном выживании.

Горбачев также подчас мог быть непреклонным, мог устроить кому-то разнос и даже обматерить, но при этом он хронически не был способен на большие поступки и боялся личной ответственности. В случае же когда с его подачи все-таки случалось нечто важное (например, ввод войск в Баку), он тут же торопился уйти в сторону и подставлял подчиненных.

Борис Ельцин, в отличие от Горбачева, всегда был способен на решительные действия, даже если действия эти лежали на грани законности. Ради справедливости следует признать, что он ни разу не опускался до закрытия оппозиционных газет, да и все его политические враги остались на свободе. Да, таким он и был – авторитарный и импульсивный Президент, способный, однако, держать себя в определенных рамках. Я, например, ничуть не сомневался, что Ельцин никогда не пойдет на отмену выборов ни в 1996, ни в 2000 годах.