Серж Ютен - Повседневная жизнь алхимиков в средние века Страница 5

Алхимическое делание, основа алхимии, представляет собой столь безмерный хаос веществ, рецептов и процедур, что совершенно безнадежно пытаться упорядочить его, хотя часть этой работы имеет практический характер и выступает как последовательность экспериментов с химическими веществами. Редко когда мы в состоянии получить даже приблизительное представление о том, как проходило это «делание», какие материалы использовались и какие результаты были достигнуты. Читатель, как только подходит к наименованиям веществ, теряется в непроглядной тьме — они, как уже отмечалось, могли обозначать все что угодно. Алхимическое значение наиболее часто употребляемых веществ, таких, как ртуть, сера и соль, составляет тайну искусства Гермеса Трижды Величайшего.

Более того, алхимики и сами не всегда понимали друг друга. Все они жаловались на неясность текстов и часто обнаруживали неспособность понять даже символы и символические изображения, общепринятые среди адептов. Алхимик прекрасно сознавал, что пишет смутно, признавал, что нарочно скрывает свою цель, но иначе писать не мог. Хотя алхимические трактаты и создавались ради того, чтобы дать описание процесса химического преобразования (трансмутации) и сделать необходимые указания по его выполнению, очень редко бывало так, чтобы два автора придерживались одного мнения о протекании процесса и последовательности его стадий. Единственное, в чем сходилось большинство, заключалось в подразделении процесса Великого Делания на четыре этапа, которые должны были ознаменоваться последовательным появлением черного, белого, желтого и красного цветов.

Густой мрак, которым покрыто алхимическое «делание», объясняется тем, что алхимик хотя и был заинтересован в выполнении собственно химической части лабораторных операций, однако использовал ее для того, чтобы осуществить комплекс психических трансформаций, которые в действительности являлись главной целью работы. Каждый истинный алхимик-адепт, герметический философ, формировал для себя более или менее индивидуальный комплекс идей, состоящий из изречений философов и из разнообразных аналогий, заимствованных из основных концепций алхимии.

Алхимики-адепты, чураясь публичности, стремились к уединению — каждый из них шел к успеху Великого Делания своим путем. Они редко имели учеников, и мало кто из них оставил после себя достойных последователей. Тайные общества были уделом тех, кто возвысился над вульгарными «суфлерами» и презрел их, но еще не нашел верного пути в адепты. Затворник алхимик-адепт трудился в своей лаборатории не ради славы и богатства, а для постижения некой высшей истины. Конфликты между адептами были редки, а их сочинения — относительно свободны от полемики. Манера, в которой они ссылались друг на друга, показывает их принципиальное согласие друг с другом в главном, даже если они порой и не могли до конца понять друг друга. Причиной подобного миролюбия было, возможно, то, что алхимия для средневековых адептов никогда не являлась способом разбогатеть или взойти на верх сословной пирамиды — это было подлинное Великое Делание, успех которого достигается бескорыстным, самоотверженным трудом. Они считали, что каждый из них старается выразить свое собственное постижение природы в целом, и потому ссылались на высказывания других только тогда, когда в них предполагалось нечто аналогичное. Все они соглашались с оценкой своего искусства как священного и божественного, вследствие чего их работа может быть выполнена только с помощью Бога. Их божественное искусство давалось лишь немногим, и никто не понимал его до тех пор, пока Бог или учитель, ниспосланный Божественным провидением, не объяснял его. Обретенное знание не могло перейти к другим, если они не были достойны этого. Тайный язык знаков и символов позволял адептам общаться только с посвященными, исключая профанов из этого узкого крута.

Написать исчерпывающую книгу об алхимии — занятие столь же безнадежное, как и попытки отыскать алхимический трактат, в котором были бы изложены все секреты философского камня. Коротко и ясно можно говорить о простых и недвусмысленных вещах, к числу которых, конечно же, алхимия не принадлежит. Не случайно в литературе она предстает то, как начальная стадия развития химии, то как «феномен средневековой культуры», а то и как разновидность колдовства, черной магии. Цели, которые ставили перед собой алхимики, столь же грандиозны, сколь и недостижимы — будь то поиски «философского» золота или же герметического бессмертия. Трудно сказать, чего здесь больше — простодушного недомыслия, тщеславия и алчности, которые отличали алхимиков-суфлеров, становившихся объектом насмешек со стороны окружающих и слывших шарлатанами, или же высокомерного стремления алхимиков-адептов, «герметических философов» выйти за пределы пространства и времени, установленные Создателем для простых смертных. Попытка С. Ютена комплексно охватить в небольшой по объему книге жизнь и труды средневековых алхимиков Западной Европы, несомненно, заслуживает внимания. Насколько удалось автору осуществить свой замысел, об этом пусть судят сами читатели, но думается, что каждый, взявший в руки эту книгу, найдет что-нибудь интересное для себя.

В.Д. Балакин

Введение

Немецкий хронист XIV века Франц Гасман в таких словах свидетельствовал о чрезвычайном интересе, который в его время вызывал колоритный типаж алхимика, и не только в Германии, но и в самых разных странах христианского мира: “Всяк ныне хочет зваться алхимиком, Неотесанный дурень, мальчишка и старец, Цирюльник, старуха, советник болтливый, С тонзурой монах, священник и воин.”

Не правда ли, и по сей день еще при самом упоминании алхимии тотчас же возникает ассоциация с «мрачным» Средневековьем? Потому-то мы и решили, что исследование, посвященное повседневной жизни алхимиков, должно ограничиваться хронологическими рамками Средних веков — точнее говоря, применительно к Западной Европе, периодом с XII по XV век, хотя алхимиков можно будет встретить и на протяжении всего периода Ренессанса и даже позднее.

Образом средневекового алхимика будут зачарованы романтики. В романе «Собор Парижской Богоматери» Виктор Гюго даст как нельзя более колоритное описание маленькой лаборатории, устроенной в одной из башен собора неугомонным диаконом Клодом Фролло. Ради сопоставления с исторической реальностью есть смысл воспроизвести этот знаменитый пассаж:

«… Мрачная, едва освещенная конура… Помимо большого кресла и соразмерного ему стола здесь были циркули, перегонные аппараты, подвешенные к потолку скелеты животных, глобус, катающийся по каменному полу, конские черепа, всевозможные склянки с трепетавшими в них золотистыми лепестками, человеческие черепа, помещенные на листы тонкого пергамента, испещренные рисунками и письменами, толстые манускрипты, в раскрытом виде нагроможденные друг на друга, без малейшей жалости к ломкому по углам пергаменту; наконец, всякого рода хлам, сопутствующий ученым занятиям, и повсюду, среди этого хаоса пыль и паутина… Слева от кресла… большая печь, прямо под слуховым окном. Она беспорядочно уставлена всякого рода сосудами, керамическими колбами, стеклянными ретортами и перегонными кубами…»

Даже если эта фантастическая атмосфера, столь любезная сердцу романтиков[6] (которую позднее можно будет встретить на уровне массовой культуры в фильмах ужасов), и не имела ничего общего с реальной обстановкой лабораторий XV века, Виктор Гюго довольно точно описал инструментарий, применявшийся алхимиками. Лишь некая атмосфера «запретности» наложилась на реальные факты. Молодой Виктор Гюго, которому в момент публикации его романа исполнилось двадцать девять лет, не довольствовался простым чтением трудов по алхимии, штудированием старинных книг и манускриптов — он непосредственно общался с людьми, которые еще в начале XIX века верили в возможность реализации Великого Делания. Он хорошо знал, в частности, современного ему алхимика Камбриеля, от которого и позаимствовал обстоятельные легендарные сведения, связывающие собор Нотр-Дам-де-Пари (собор Парижской Богоматери) с тайной алхимической традицией.

Процитируем еще один пассаж:

«Всякий мог заметить… что он [Клод Фролло] часто просиживал часы напролет на паперти, всматриваясь в скульптуры портала… вычисляя угол, под которым смотрит ворон с левой части портала, устремляющий свой взгляд на то таинственное место в соборе, где, определенно, спрятан философский камень…»

Так что же такое алхимия?

По расхожему определению, это — баснословное, но тем не менее почитавшееся некогда реальным искусство превращения посредством столь ревностно хранившихся в секрете способов свинца в золото, одним словом, искусственное изготовление благородного металла. И мы тоже будем исходить из этого традиционного понимания алхимии, лишь дополняя и исправляя его по мере надобности.