Петр Краснов - Исторические очерки Дона Страница 5

А там трубою среброгласной раздался голос Донского атамана Ермака Тимофеевича:

— Ой вы, Донские казаки охотники,Вы Донские, Гребенские со Яицкими!..

звал атаман на Волгу и Каму искать новых земель за Каменным поясом за Уральскими горами далекой Сибири.

Нет!.. То не самодурь была воровских людей, как близоруко думала боярская Москва. Это были не баловни казаки, не тати, но лучшие, смелые, крепкие Русские, ставшие по Дону рыцарским военным братством, воинственным народом, совершившим величавый путь обратно через «Великие Европейские Ворота», путь Русской культуры на востоке, в Азию!

Шли казаки на Сибирь!..

Глава V

«Мы достанем много золотаИ турецкого оружия…»

Не только золото, нужное для обмена у пришлых с Руси людей на хлеб, на кожу, на вино и дерево брали казаки в добычу, не только добывали себе драгоценные турецкие и кавказские сабельные клинки, луки, саадаки и колчаны со стрелами, а позднее ружья — рушницы и пушки и порох, но забирали и одежду, материи, шелка и бархаты, золотую канитель, самоцветные камни, жемчуга, седельные и конские уборы и сбрую.

Они вели с собою пленников и пленниц — ясырей и ясырок. Пленники были нужны, чтобы устроить по казачьим городкам кузницы, наладить казачье свое производство оружия, чтобы стеречь табуны, тесать лес для лодок и строить избы, укрепления и сторожевые башни, украшать привезенные с Руси иконы самоцветными камнями и жемчугом.

Из Крыма везли красавиц крымских татарок, счастливое сочетание татарской, ногайской крови с кровью романской, итальянской тамошних Генуезских колоний. С Кавказских гор приводили стройных горянок, черкешенок, осетинок, дагестанок и грузинок. С берегов Анатолии гордых малоазийских турчанок-османок.

В домашнем станичном быту казака появились женщины-ясырки. Появились, внесли в суровую жизнь воина-казака женский уют, красоту и восточный, цветистый обычай. Да так они привились, что еще в начале XIX века, т. е. спустя триста лет, в Новочеркасске домашнюю прислугу все продолжали называть «ясырками».

И вот — стали между суровыми прямыми избами-казармами, несколько поодаль, в стороне, на отшибе, отдельные «курени» семейных казаков. Оплели обширный двор — баз плетнем, а там, гляди, — появился и вишневый садок и цветы — то черноокая стройная ясырка заскучала по родному краю, насадила цветов — роз и олеандров, мальв и вьюнков, как то было у неё дома. Вместо буйволов появились коровы; овцы заблеяли на казачьем базу.

Появились и дети.

Как их назвать?.. Кто они?.. Дети Русского казака и чужеземной полонянки. Стали звать их «прирожоными» казаками, в отличие от казаков пришлых. Стали величать по батюшке — так начались на Дону казачьи «фамилии».

На низовьях Дона и Донца создался свой особый тип казака — Низового. В него влилась левантийская кровь горцев Кавказа, татар Крыма и турок Анатолии. Стал он черноволос, черноглаз, высок ростом, строен и красив лицом с тонкими чертами, кое-где по туземному обычаю стал брить бороду. В язык вошли слова с неРусскими корнями — татарскими и турецкими. В обычай вошел красивый, вежливый рыцарский быт горских народов Кавказа.

Иное случилось на верхах, в среднем течении Дона и Донца, на реках Хопре и Медведице. Тамошний казак-старообрядец брезговал магометанками востока, он искал женщин у себя дома, приводил из мест, откуда и сам пришел, своих «родимцев» и «родимок». От них и народился тип казака Верхового. Широкие, светловолосые, голубоглазые и сероглазые, основательные стали по верхам Дона казаки старообрядцы. Крепче там была семейная жизнь, и хотя земля там была много хуже, чем на низах, одолевали пески — там раньше стали пахать землю и сеять хлеб. Стал там — казак «лапотник». «Сипа» — презрительно кинул ему воин, низовой казак. Верховый не остался в долгу, ответил: «Чига востропузая». Так и разделился Дон на Верх и Низ, разделился, но не раскололся. По-прежнему все войско Донское стояло заедино, «единую думушку думало» — о чести и славе своего родного войска Донского. Когда приходило время — собиралось все войско на низ, к Раздорам, или к Монастырскому городку, выбирать всем войсковым Кругом атамана, решать большие вопросы, с кем и где воевать — ибо война была жизнь и смысл жизни казака.

Когда появились прирожоные казачки, имевшие отцами казаков, простое сожительство с ними стало неудобным. Девушке нужно было оправдать себя перед родителями. Своя «кровинушка» дорога была казаку. Не хотел он видеть девичьего срама, не хотел равнять свою дочь с пленницей — ясыркой.

Церквей и священников по городкам казачьим в ту пору не было. Жизнь была все еще проста и порядочно дика. Вошло в ту пору в обычай, когда подружится казак с казачкой, заведет себе зазнобу, «любушку», шел он с нею в праздничный день на площадь-майдан, приглашал станичного атамана, стариков и родителей нареченной невесты, брал ее за руку и объявлял всенародно:

— Ты будь мне жена!

Казачка отвечала:

— А ты мне муж!

— Согласны оба? — спрашивал атаман.

— Ну, чего там еще, — смущенно закрывая лицо, говорила пунцовая от счастья и стыда казачка, — согласны!

— Ну в час добрый.

Еще казачьим новым куренем становилось больше в станичном городке.

Если мужу надоедала семейная жизнь, если вдруг потянет его в большой и опасный долгий поиск, из которого не надеется он вернуться целым невредимым — выводил он жену опять на майдан, становился у часовни-голубца и объявлял казакам:

— Вот, атаманы-молодцы, поглядите, — кому люба, кому надобна?.. Она мне гожа была, работяща и домовита. Бери, кому надобна.

Женщин было мало на Дону, и почти всегда такая покинутая жена находила охотника взять ее себе в жены. За деньги, за вещи, а иногда и просто за попойку муж отдавал свою жену, пропивал ее.

Но, если не находилось охотника взять в жены, казак отпускал ее.

— Иди куда хочешь. Никому не надобна.

Приходилось такой жене мыкать горе по чужим людям, поступать в батрачки, в няни, в прислугу к какому-нибудь семейному казаку подомовитее.

Так в XVI веке зародилась на Дону семейная жизнь донских казаков, о которой в песне про Ермака так поется:

«Ермак тремя стами казаками город взялГород взял он Казань и царю отдал,Избавил Ермак войско Царское от урона,За то пожаловал Царь Ермака княземИ наградил его медалью именною,Да подарил Ермаку славный тихий Дон.Со всеми его речками и проточками.

Как возговорит Ермак Донским казакам:„Пойдемте, братцы, на тихий Дон, покаемся,Не женатые, братцы, все поженимся“».

Глава VI

Сложнее становилась жизнь казаков по донским станицам. Полнились они уже не только пришлыми людьми, прошедшими тяжелые испытания пути, много перенесшими, крепкими и сильными, но росли по станицам и дети, и явилась забота, чтобы выросли они казаками.

Свадебный обряд стал мягче. Уже не на площади среди гуляк казаков совершался он, но в станичной избе, где в красном углу стояли образа и теплились лампады и свечи. Туда и приходили атаман, родители и родичи жениха и невесты. Жених, принаряженный, являлся туда с невестой, тоже одетой в лучшее платье. Они молились перед образами, кланялись в пояс на четыре стороны собравшимся, потом жених кланялся невесте и говорил:

— Ты, скить, Настасья, будь мне жена.[1]

Невеста становилась на колени, кланялась жениху в ноги и, поднявшись, отвечала:

— А ты, скить, Гаврила, будь мне муж.

После этого жених целовался с невестой и все присутствующие их поздравляли.

В случае, если брак был неудачен, муж приводил жену в станичную избу и говорил:

— Вот, скить, честная станица, она мне не жена и я ей не муж. Почти всегда отказанную кто-либо из присутствующих прикрывал полою кафтана и тут же брал ее в жены.

Когда в станицу приезжал священник, все, кто раньше не был обвенчан по-церковному, венчался у него, и это была гордость казачки завершить брак в станичной избе церковным обрядом.

До конца XVI века охотников жениться среди казаков было немного. Свободнее, вольготнее чувствовал себя казак без жены. Жена — обуза. Говорит, рассказывает о том казачья старая песня:

«Как со славной, со восточной со сторонушкиПротекала быстрая речушка, славный тихий Дон;Он прорыл, прокопал, младец, горы крутые,А по правую по сторонушку — леса темные,Как да по левую сторонушку — леса темные,По Дону-то все живут, братцы,Донские казаки, люди вольные,Люди вольные живут, братцы, Донские казаки,Донские казаки живут, братцы, все охотнички.Собирались казаки — други во единый круг,Они стали меж собою, да все дуван делить.Как на первый-то пай они клали пятьсот рублейНа другой-то пай они клали всею тысячу,А на третий становили красную девицу.Доставалась красная девица доброму молодцу.Как растужится, расплачется добрый молодец: —— Голова-ль ты моя головушка, несчастливая.Ко бою ли, ко батальице ты не первая,На паю-то, на дуване, ты последняя,Как возговорит красна девица доброму молодцу:„Ах не плачь ты, не тужи, удал, добрый молодец;Я сотку тебе шелков ковер в пятьсот рублей,А другой ковер и сотку тебе во всю тысячу,А третий я сотку ковер, что и сметы нет…“»

Казачка оправдала себя не только сотканными коврами, созданным ею уютом степного казачьего быта, но, выросшая в казачьем военном стане, сама в нем дисциплинированная и строго одна блюла себя.