Владимир Егоров - Загадка Куликова поля, или Битва, которой не было Страница 5

Основа этого сценария – тезис, что Дмитрий Ива­нович был вассалом не ордынских правителей, а... великого князя Литовского Ольгерда Гедиминовича. Тут, пожалуй, стоит привести оригинальную цитату. Итак, слово Деружинскому: «Все российские историки удивительно слабы на память и «дружно забывают» факт, который заставляет совершенно иначе взгля­нуть на Куликовскую битву, а именно: в 1373 году (за 7 лет до битвы) Ольгерд бескровно захватил Москву в состав ВКЛ [Великое княжество Литовское. – В.Е.] всадил в кремлевскую стену свое копье – как знак те­перь вечной принадлежности Москвы ВКЛ, а также подарил москвичам пасхальное яйцо как символ един­ства. Таким образом, Дмитрий Ольгердович являлся для Московского княжества «генерал-губернатором», куратором новой территории ВКЛ (так как вотчина Дмитрия Ольгердовича – Брянщина – и лежала по­гранично с Московским княжеством). И Дмитрий Дон­ской был его вассалом».

Вообще-то, слово факт в общепринятом пони­мании – это «знание в форме утверждения, досто­верность которого строго установлена». Не знаю, кем строго установлен «дружно забытый» российски­ми историками факт, что Ольгерд «бескровно захва­тил Москву в состав ВКЛ» (русский язык цитаты ос­тавляю без комментария, все-таки писал иностранец из далекой Беларуси). Русские летописи такого «фак­та» не знают. Согласно им, только в первых двух по­ходах Ольгерд доходил до стен Московского кремля, но взять его не смог. И свое копье вряд ли сумел бы в них всадить, даже будь он богатырем сродни Илье Муромцу—в то время кремлевские стены были уже каменными. Конкретно в 1373 году он этих каменных стен даже не видел. Пасхальное яичко, как известно, дорого к Христову дню. Но на Пасху никакому Ольгерду, никаким татарам и вообще никому не могло при­дти в голову идти походом на Москву –   в весеннюю распутицу, на которую приходятся пасхальные празд­ники, добраться до нее было делом совершенно не­возможным. Тем более чистой воды выдумка про «ге­нерал-губернаторство и кураторство» над Москвой Дмитрия Ольгердовича. Кстати говоря, если Дмитрий Ольгердович был генерал-губернатором Москвы, то есть всего лишь представителем Ольгерда, то тогда московский князь был все же вассалом последнего, а не своего тезки. Так что начало у Деружинского явно неудачное. Но кто на самом деле знает, что происхо­дило под каменными московскими стенами в те да­лекие годы?! В крайнем случае, спишем заявление Де­ружинского на небрежность (он вообще пишет весь­ма небрежно) и эмоциональность и не будем спешить выплескивать мутную водицу его зачина под куст: вдруг там еще отыщется жизнеспособное дитятко.

Продолжение полоскания истории в корыте Де­ружинского ожидаемо выявляет двух важных дей­ствующих лиц: литовских князей Андрея и Дмитрия Ольгердовичей. Столь же ожидаемо утверждение но­вого сценария, что этим князьям великой державы, самого княжества Литовского, даже в голову не могла бы прийти мысль служить какому-то «мелкому москов­скому князьку». Так что на Куликовом поле они были никакими не служилыми князьями, а полноправными и полномочными представителями своей великой ли­товско-белорусской родины. За нее они сражались с Мамаем, ей и только ей беззаветно служили всю свою жизнь и за нее же впоследствии дружно сложили свои головы. А ведь, черт возьми, и, правда, сложили! Друж­но. В 1399 году войско всей Литвы, усиленное поляка­ми, союзными Литве татарами и даже крестоносца­ми, было наголову разбито на реке Ворскле преемни­ками Мамая. Его главнокомандующий великий князь Литовский Витовт успел вовремя дать деру, а множе­ство прочих удельных князей, включая обоих героев Куликовской битвы, Андрея и Дмитрия Ольгердовичей, унести ноги не успели. Это действительно факт, факт исторический, с ним не поспоришь.

По сценарию «Ягайлов вассал», в Куликовской битве против Мамая воевало не Московское или ве­ликое Владимирское, а великое Литовское княжест­во. Но воевало как раз за Москву (внимание, первая в истории битва за Москву!), которую Ольгерд «прихватизировал» в 1373 году и право на владение которой отстаивали в 1380-м на Куликовом поле его сыновья. Именно потому в битве приняли участие и даже вер­ховодили в ней литовские князья Дмитрий и Андрей Ольгердовичи. А их братишка Ягайло вел к Дону вой­ска на помощь вовсе не Мамаю, а своим родствен­ничкам, но, узнав, что те сами разгромили супостата, за невостребованностью помощи вернулся восвояси. Сомнительное поведение Дмитрия Донского на поле боя, а именно переодевание и пережидание сраже­ния в близлежащем леске, Деружинский объясняет, во-первых, нежеланием воевать за чуждые ему инте­ресы Литвы, а во-вторых, подготовкой «алиби» на слу­чай победы Мамая: дескать, воевать не хотел, сам не дрался, это все нехорошие литовцы, они заставляли. Так что в тот раз Москву для Литвы братья Ольгердо­вичи отстояли даже без личного участия московско­го князя и помощи братца Ягайла, а вот через два го­да от Тохтамыша не уберегли, и она снова вернулась в Орду под руку верного слуги Тохтамыша князя Дмит­рия, незаслуженно прозванного Донским.

Но это все были цветочки. Теперь главное – ягод­ки, так сказать.

Далее Деружинский выдвигает очень интересное предположение, правда, у него облаченное в форму категорического утверждения, что в 1382 году в Мо­скве произошло народное восстание против Дмит­рия Донского. Восстание возглавил внук Ольгерда литовский князь Остей, вероятно «наместник гене­рал-губернатора» Москвы Дмитрия Ольгердовича. Изгнанный восставшими из города мнимый герой Ку­ликовской битвы в страхе пред народным гневом бе­жал без остановки до самой Костромы, откуда слез­но умолил Орду о помощи: как-никак ордынский хан лишился важного улуса, а жизнь его преданнейшего московского слуги оказалась в опасности. Вняв моль­бе незадачливого князя и осознавая опасность оста­вить мятеж без наказания, Тохтамыш лично отправил­ся на усмирение мятежной Москвы, вырезал всех бун­товщиков, включая главного из них, Остея, и вернул Дмитрию Донскому московский улус, а заодно и дол­жок за Мамая.

Вот такой сценарий белорусского боевика. Как боевику и положено: много шуму, все в дыму... Что­бы отсеять киношные эффекты и слегка прояснить ситуацию, прокрутим пленку еще раз в замедленном повторе.

Захват Ольгердом Москвы в 1372 или 1373 годах не факт, но и вещь не невозможная. Летописи об этом не факте молчат, а в пользу такой возможности гово­рит только признаваемое российскими историками руководство обороной Москвы от Тохтамыша какимто молодым литовским князем Остеем. Абсолютно ни­чего об этом князе не известно кроме невразумитель­ной ремарки, что он якобы был внуком Ольгерда[2]. Может быть и правда был. В те времена князья, тем паче великие и вдобавок еще одной ногой застряв­шие в язычестве, хотя формально и дважды-трижды крещенные, жен и наложниц имели во множестве, а детей от них во многих множествах. Дети Ольгерда, в частности, исчислялись десятками. Про внуков и го­ворить нечего. Вся эта орава вовсе не была обязана скопом служить своему общему деду. Просто в каче­стве примера: внуками Ольгерда были дети Влади­мира Серпуховского, женатого на дочери Ольгерда. Нет никаких оснований сомневаться в удивительной для тех времен преданности Владимира Андрееви­ча двоюродному брату, московскому князю, по край­ней мере, во времена Мамаева побоища. Судя по на­шим летописям, Владимир –  единственный князь, который сумел во время нашествия Тохтамыша орга­низовать хоть какой-то отпор ордынцам. Почему бы не поучаствовать в этом отпоре и его сыновьям? Мы не знаем, был ли Остей сыном Владимира Серпухов­ского, но ясно, что если сыновья серпуховского кня­зя могли воевать против Тохтамыша, то защищать от того Москву вполне мог бы и кто-либо из их двою­родных братьев, внуков Ольгерда, без всякой связи с княжеством Литовским. В продолжение темы, безусловно, внуками Ольгерда были дети Андрея Полоцко­го и Дмитрия Трубчевского, а по одной из версий вну­ком Ольгерда (по другой версии племянником) был и главный полководец московских войск Дмитрий Боброк-Волынский, одержавший немало побед во славу Москвы и ее великого князя Дмитрия Ивановича. Не Ольгерда. Не Литвы.

Что касается беззаветной службы братьев Анд­рея и Дмитрия Ольгердовичей своей родине Велико­му княжеству Литовскому, то здесь мы имеем дело с откровенной подменой понятий. В Средние века фео­далы в принципе не служили государствам и стра­нам. И гибли не за Русь, Орду или Литву. Они, будучи вассалами другого феодала, служили исключитель­но и только лично своему сюзерену. Поэтому для обоих Ольгердовичей после смерти отца, когда стало ясно, что великокняжение им не светит, альтернатива в служении могла стоять только так: служить Ягайлу, Кейстуту или Дмитрию Московскому. Чтобы понять их выбор, надо вспомнить политическую ситуацию в Литве перед Куликовской битвой.