Арсений Ворожейкин - Последние атаки Страница 5

— Может, вернемся? — неуверенно спросил Петр.

— Нет, нет! — заторопился Игорь и, очевидно, опасаясь, что Воронин мог не разобрать его слов и повернуть назад, взял его за руку. Гул постепенно ослабевал. Наконец наступила тишина. Дойдя до развалин института, свернули на Железнодорожную улицу. Игорь мечтательно заговорил:

— После войны жена пойдет учиться в девятый класс, а я в институт.

— Как в институт? — удивился Петр. — А почему не в академию?

— У меня ведь нет одной ключицы, — развел руками Игорь, — немецкий снаряд выбил. А за это дело в мирное-то время с летной работы наверняка спишут. Еще в госпитале хотели, еле упросил.

Разговаривая;, они дошли до Люсиного дома и поднялись на площадку второго этажа.

Кустов нажал кнопку звонка. Раздались торопливые шаги. Игорь сразу просиял, выпрямился. Дверь отворила миловидная девушка.

— Познакомься, Люся, — Кустов радушно кивнул на Воронина, — мой командир и друг.

— Петр, — назвал себя Воронин, пожимая теплую ладошку Люси и заглядывая в ее лучистые мягкие глаза, подумал: «А славная…»

Рассвет. Летчики толпятся на старте у командной радиостанции. Михаил Рудько и Андрей Картошкин только что доложили о выполнении задания по технике пилотирования на новом самолете Як-9Д.

— Этот похуже набирает высоту, — делится своими впечатлениями о машине Рудько. — Тяжеловат.

— Зато на таком истребителе можно долететь до Берлина и сесть в Англии. Не зря он называется дальним, — заметил Картошкин и вопросительно взглянул на Воронина. — Наверно, мы теперь будем летать только на сопровождение бомбардировщиков. Жаль, что не придется вести свободные воздушные бои.

— На фронте всякой работы полно, — отвечает Воронин и показывает в небо: — Надо наблюдать. Хорошо проследишь за тремя полетами друга, считай, что один полет сделал и ты.

А там, в высоте, разрезая морозный воздух, самолет непрерывно, словно кистью на голубом полотне, чертит белые узоры. Через минуту они блекнут и исчезают, как пар дыхания на холоде.

За воздушной акробатикой с повышенным интересом следит и командир полка майор Василяка. Его светло-голубые глаза с хитроватым прищуром недовольно скользнули по крепкой коренастой фигуре капитана Воронина, как бы спрашивая, когда летчик кончит это представление.

И действительно, в управлении машиной не чувствуется той молодцеватой резвости, которая свойственна опытным истребителям. Фигуры получаются вялыми и аляповатыми.

Комполка понять не трудно: мало удовольствия смотреть на такую работу. Испытываешь какую-то досаду, и порой руки и ноги у тебя невольно начинают двигаться: как бы желая помочь летчику.

А тот в низком темпе, но упорно повторяет одну фигуру за другой. Сколько сделано переворотов, петель Нестерова, бочек, виражей, боевых разворотов! Наконец майору Василяке — старому инструктору, привыкшему иметь дело с горячей задорной молодежью, окончательно надоело это нудное зрелище. Он недовольно фыркнул и, повернувшись к Воронину всей своей грузноватой фигурой, заговорил:

— Этот упрямый старик может с утра до вечера кордебалетить. — Василяка расправил под ремнем складки своего изрядно поношенного реглана, отодвинул назад пистолет, висевший сбоку, и спросил: — Не поздно ли из него делать истребителя?

Для истребителя, как и для спортсмена, существует возрастной предел. Коваленко уже перевалил его. В авиацию, так уж сложилась судьба, он пришел поздно. В полку достаточно молодежи, окончившей военные школы. Так стоит ли, действительно, с ним возиться?

Летчика-истребителя делают, как сказал командир, именно делают в 17-20 лет. Управлять самолетом можно и до пятидесяти и более. Но вот в тридцать четыре года научиться летать и при этом быть хорошим воздушным бойцом — маловероятно.

У Алексея Коваленко — а это именно он сейчас упражнялся в зоне пилотирования — была трудная жизнь. Его родители умерли от голода. Мальчиком батрачил у кулаков. Самоучкой овладел грамотой. В начале коллективизации стал трактористом, а позднее шофером. Перед войной, уже в «солидном» возрасте окончил аэроклуб. В первые месяцы войны попросился добровольцем на фронт в истребительный полк. И вот после тренировок па учебной машине он пересел на боевой истребитель. Что и говорить, путь не из легких.

— Посмотрим, как сядет, — неопределенно предложил Воронин Василяке, стараясь хоть как-то отвлечь его от невеселых мыслей.

Летчик приземлился безукоризненно, неторопливо прорулил по аэродрому. И, оставив самолет на стоянке, направился к командиру полка. Широкое, озабоченное лицо его раскраснелось и лоснилось от пота.

— Товарищ майор, — глуховатым басом обратился Коваленко к Василяке, — разрешите доложить командиру эскадрильи о выполнении задания?

— Разрешаю, — с подчеркнутой официальностью произнес Василяка, оценивающе глядя на летчика.

— Не устал? — спросил капитан Воронин после того, как пилот доложил.

— Мне нельзя уставать. Разрешите еще разок сходить в зону?

— На сегодня хватит: большие перегрузки. Между прочим, у тебя акробатика стала значительно лучше.

— А что, по-вашему, является главным для истребителя? Стрельба или пилотаж? — неожиданно спросил Василяка у Коваленко.

— Высший пилотаж, — не задумываясь, ответил тот.

Воронин был согласен с ним. Для него это сейчас главное. Но командир полка бросил на Петра осуждающий взгляд и, отпустив Коваленко, упрекнул:

— Это твоя работа. Какой же из него получится истребитель, если он не понимает, что главное в нашем деле — воздушная стрельба. Ну, научишь летать, а кто за него будет сбивать самолеты?

Техника пилотирования — основа, на которой зреет мастерство истребителя. И не зря сейчас, когда полк получил короткую передышку от боев, а пришедшее пополнение еще как следует не освоило новый самолет, летчикам приказали летать только на пилотаж. Учить же стрелять таких летчиков — все равно, что заставлять бегать малыша раньше, чем он научится уверенно ходить. Запретили даже отрабатывать попутно стрельбы по конусу, чтобы не отвлекать от техники пилотирования.

И другого выхода не было. Война не ждет. У врага тоже приходят из школ летчики с недостаточной подготовкой. А тому, кто хорошо освоил самолет, нетрудно научиться и стрелять. Тем более что старики сейчас имеют возможность молодых ребят надежно прикрыть в бою. Шел третий год войны. Теперь уже советские летчики были хозяевами неба. И Воронин уверенно, чуточку с вызовом сказал:

— Стрельба, товарищ майор, по-моему, последняя завершающая ступень подготовки…

— Ну вот, видишь, сам же к этому и пришел: стрельба — главное! — перебил Василяка. — Истребитель начинается со стрельбы. Машина, пилотаж, летчик… — все для огня! Все во имя того, чтобы сбить неприятеля!

Воронин понимал Владимира Степановича. Работая инструктором в летной школе, где курсанты только знакомятся со стрельбой, он не имел возможности стать воздушным снайпером. Иногда людям кажется очень сложным то, чего они не сумели достичь по своей специальности и, как правило, переоценивают его значение. Поэтому капитан, уклоняясь от продолжения разговора, спросил:

— Какое ваше окончательное решение в отношении Коваленко?

— Коваленко, Коваленко… — недовольно проворчал комполка. — Тебе с ним летать, — и, махнув рукой, грузно зашагал на КП.

— Товарищ капитан, — тут же обратился, подойдя к комэску Воронину, Иван Хохлов. Моя машина готова. Разрешите лететь?

— Вот что, Иван Андреевич, — советует Воронин своему новому ведомому. — У тебя на большой высоте все фигуры высшего пилотажа получаются отлично. Пора их научиться выполнять и на малой, у самой земли. — Петр рассказал, что именно нужно делать, и спросил: — Ясно?

— Яс-сно, — чуть заикаясь, довольный новым заданием, подтвердил Хохлов. При волнении он нередко как бы запинался. И сейчас необычный полет вызвал своеобразную реакцию. На широком веснушчатом лице и в голубых глазах — нескрываемая радость. Он торопливо повернулся, что так не вязалось с его грузноватой комплекцией и, переваливаясь из стороны в сторону, зашагал к самолету. За эту походку командир 256-й дивизии полковник Герасимов как-то назвал его увальнем, но тут же спохватился, что зря обидел человека, и спросил:

— А как звать вас, товарищ Хохлов?

— Иван.

— А по отчеству?

— Андреевич… Иван Андреевич Хохлов.

— Так вот, Иван Андреевич, вы уж извините меня за неуместное словечко.

С тех пор все и стали называть Хохлова не иначе как Иваном Андреевичем. Ведь не кто-нибудь, сам комдив просил прощения.

На фронте беда приходит негаданно: в один день погибли два прекрасных летчика, два однополчанина — Игорь Кустов и Судам Априданидзе.

«Стариков» в эскадрилье осталось только двое. Остальные летчики — пополнение без боевого опыта. Сергей Лазарев стал временно заместителем командира эскадрильи. Сейчас Петр и Сергей, уединившись, готовились к учебным полетам. Составили вопросы, которые разберут с молодежью, прежде чем поднимутся с ними в воздух. Сергей сидит за столом напротив Воронина и, сосредоточившись, старательно, красным карандашом по линейке чертит Плановую таблицу полетов.