Михаил Садовяну - Никоарэ Подкова Страница 5

- Добро. Пора спускаться, - сказал Никоарэ.

Когда достигли места, откуда показались среди рощ излучины Молдовы, сверкавшие в огненном сиянии заката, Алекса Лиса испустил протяжный крик, отозвавшийся в долине и долетевший от оврага к оврагу до самой Боуры. Затем они остановились и стали ждать.

Где-то вдали раздался ответный певучий крик, прозвучавший для путников песней радости.

- Ну, наконец-то, приятные вести, - сказал дед.

- Посмотрим, посмотрим, - сказал Тотырнак. - Подождите, пока слетаю туда. Я мигом!

Вернулся он действительно очень скоро.

- Смотрите, скачет, ухмыляясь, и облизывается, будто сладкого меду отведал, - пошутил, развеселившись, как дитя, старик Петря.

- Знать, нашел дьяка, - заметил Александру и впервые в тот день рассмеялся.

- Государи мои и братья, за мной! - приблизившись, крикнул Тотырнак. - Государь, - просительно обратился он к Никоарэ, - шлях нам надобно перескочить прыжком дикой лани, а там в долине Молдовы сделаем привал и будем держать совет. Важные вести принес нам дьяк.

Восемь правосудцев, забыв об усталости, голоде, жажде, бодро пустились в путь; они пронеслись сквозь золотистую паутину закатного света и очутились в прибрежных рощах Молдовы, словно вступили в сказочный мир.

3. ПРИВАЛ НА БЕРЕГУ МОЛДОВЫ

Поначалу свершилось чудо, которое вот уже много тысячелетий радует усталых путников. При помощи брусочка стали, не больше мизинца, и осколка черного кремня Карайман высек искорку из кусочка трута; а из той искорки, меньше макового зернышка, благодаря искусству, известному не всем смертным, разжег он в куче мелких веточек и сухого мха огонек, из которого вырвался затем золотистый язык огня, первого бога людей.

У этого костра, который завтра развеют ветры и вскоре забудут и сами путники, скитальцы провели вечер. Темными сводами поднимались вокруг старые ивы. Под эти своды отвели коней пастись. Дрожащие языки пламени порою освещали сидевших у костра, а потом таинственными волнами пробегала по ним тень. В тишине явственно слышно было, как журчит вода у брода через Молдову. А ближе, под кручей, река застыла неподвижной гладью омута, и в нем внезапно отразилась ущербная луна, поднявшаяся над вершиной Боуры.

Дьяк Раду заканчивал свой рассказ господарю Никоарэ о встрече на постоялом дворе Харамина с удивительным мужем, безбородым и востроносым, как Алекса Тотырнак. Сей служитель дэвиденского мазыла вез епископу в Роман проклятья против пыркэлаба Иримии.

- Быть может, друзей здесь найдем, - устало проговорил Никоарэ.

- А что, если мазылский служитель болтал вздор? - озабоченно заметил старый Гынж. - Я ведь знаю, есть у молдаван такая привычка: как выпьют, видят сны наяву и рассказывают небылицы.

- Может статься. Потому с дозволения его светлости мы с братом Алексой побываем нынче вечером в селе Дэвидены и порасспросим рэзешей.

- Добрые слова. Езжайте туда поскорее - одной заботой меньше будет. Не нравятся мне глаза его светлости. И рану его боязно открывать: нет у нас больше корпии. Этой же ночью, как только заснет деревня, нужно пристроить государя в какую-нибудь избу и привести ту старуху врачевательницу, о которой речь шла.

- Батяня Никоарэ, - шепнул Александру, - сделаем, как говорит дед.

- И впрямь хорошо сказал дед, - согласился Подкова, - так и сделаем.

- В село мы придем тайком, никто и знать не будет, - продолжал старик. - Поставим дозоры - оборони боже, не проведали бы, кто мы такие, откуда едем и куда путь держим. А до того часу, как двинемся в путь, ты бы прилег, государь. Мы тебе в телеге постель уладили на сене да на цветах. Отдохни. Потом поедем. Втайне подвезем тебя к той избе, которую облюбуем.

Никоарэ кивнул.

- Пусть будет так, как ты говоришь, - сказал он, и воспаленные глаза его вдруг закрылись.

Старик Гынж, Александру и дьяк вскочили и, подхватив его под руки, повели к телеге. Карайман забрался в возок и, бережно поддерживая своего господина, помог ему лечь на приготовленную постель и накрыл его попоной. Прежде чем оставить раненого одного, Иле заботливо достал из ящика с пищалями какую-то суму, сунул ее подмышку и, осторожно ступая, подошел к костру.

- Убрал я "часы", - ухмыльнулся Карайман, - пусть не мешают его светлости.

Тихонько шагая под ивами, он отошел подальше и повесил суму на ракитовый сук как можно выше. Потом, проскользнув неслышно, как лесной оборотень, воротился к костру.

Младыш Александру и дьяк легли под телегу, и тотчас усталость смежила их ресницы. Дед Петря и Карайман остались сидеть у костра. В огонь больше не подкладывали валежника. С поляны, где паслись кони, доносилось фырканье и глухой топот; звуки эти все больше удалялись, пока не затихли совсем. Под кручей берега по омуту протянулась лунная дорожка. Оба стража, поворотив головы, смотрели на Боуру. Далеко на Востоке виднелась темная гряда туч.

Вечерняя тишина была так глубока, что на мгновенье сидевшие у костра услышали стук собственных сердец.

Дед Петря достал кисет из свиного пузыря, а из-за голенища сапога вытащил короткую трубку. Карайман, не отрываясь, следил за всеми его движениями, дивясь, как всегда, столь необычайному занятию старика. Среди спутников Подковы никто не пользовался "чортовым зельем" для забвения забот и успокоения мыслей. Покуривая свою трубочку, старик неподвижно сидел, изредка затягиваясь и пуская дым через нос. Это было вроде чуда новых времен, дававшее деду особую власть над прочими смертными.

"Табак очищает внутренности человека, - доказывал он, - с дымом заодно уходит из тела вся скверна. Трава сия пользительна при простуде, защищает от болотной лихорадки, успокаивает утренний кашель". Дед Петря покупал табак в "папушах", каждая по четверть оки [мера веса, около 1,3 кг], у вроцлавского еврея, а тому привозили табак из Бахчисарая старые татарские купцы.

- Что это? - тихо сказал старик Петря. - Никак погода меняется?

В глубине рощи порыв ветра шевельнул густые ветви. - Вот уж не ко времени, - пробурчал дед. - У нас в эту ночь неотложные дела.

И, сделав затяжку, он выпустил дым, окутываясь облаками, точно бог Саваоф.

- А все-таки что-то слышится, - шепнул Карайман. - Наши кони пасутся ниже по реке, а это где-то выше гомонят.

Оба внимательно прислушивались и вскоре поняли причину звонкоголосого гама: крестьянские хлопчики пригнали в ночное коней на берег Молдовы. Испокон веков у нас, молдаван, это самая любимая забава мальчишек. Пламя костра догорало. Дед улыбался, вспоминая утехи юных дней, летние ночи далекой счастливой поры отрочества, долину Ялана в родном Фэлчиуском краю.

Ратники сидели молча, дожидаясь гостей; ребятишки, верно, приметили, что кто-то расположился на их лужайке. Невдалеке зашуршали осторожные шаги.

Двое парнишек отважились выйти на поляну близ омута и несмело приблизились к костру. Неподвижно, словно каменные истуканы, сидели около него люди.

- Вечер добрый, батяни!

Один из сидевших, тот, что был помоложе, таинственно поднес палец к губам и указал на подводу: тише, мол, люди почивают. Пареньки подошли еще ближе и зашептали:

- Уголек нам нужен. Мы хотели костер развести, да потеряли огниво. Послал нас батяня Костин, атаман наш.

Карайман, не промолвив ни слова, протянул руку, достал из костра уголек и подал им. Один из двух человечков, явившихся за огнем, шагнул, чтобы взять уголек, - и в это мгновение над Боуорой сверкнула зарница. Дед зашевелился, поднес руку к лицу и выдохнул облако дыма. Дети пустились бежать без оглядки.

Легкий порыв ветра сдул пепел с угольев, и пламя осветило крупные зубы смеявшихся каменных истуканов.

Немного погодя в суме, висевшей на ракитовом суку, запел петух, возвещая первую смену ночного дозора. Из-под телеги, затягивая ремень, вылез дьяк.

- Пойду поищу Тотырнака, - шепнул он сидевшим у костра, - а там сядем на коней, переберемся на другой берег, в деревню. Я скажу нашим, чтоб шли сюда с конями.

- Не задерживайтесь, дьяк, - промолвил дед Петря. - К полуночи погода, пожалуй, переменится.

Дьяк поднял глаза, поглядел, как тучи завалакивают небо, и тут же затянул пояс. Он был голоден. Дед понял и, ухмыльнувшись, трубкой подал ему знак идти скорее.

Опять на лужайке осталась телега, да костер, да два неподвижных истукана около огня.

Когда вблизи раздался конский топот и шаги возвращавшихся из лесу людей, Карайман подбросил хворосту в костер.

По роще пошел гул от стремительных порывов ветра. Не прошло и четверти часа, как послышался шорох дождя, замигали молнии, зарокотали раскаты грома в оврагах на склоне Боуры. Тучи, гонимые бурей, торопливо излили потоки дождя и умчались к западу, оставив позади чисто вымытое и вновь озаренное луною небо.

Люди на лужайке нашли убежище от дождя под покровом листвы.

Дьяк и Алекса выехали на поляну; на кафтанах их блестели капли небесной влаги. Оба спешились, подошли к огню. Дед обратил к ним вопрошающий взор.