Джон Локк - Два трактата о правлении Страница 50

103. И я надеюсь, что тем, кто покинул Спарту вместе с Фалантом, о чем говорится у Юстина (кн. III, гл. 4), будет позволено быть свободными людьми, независимыми друг от друга, и создать государственное правление по своему собственному соглашению23. Таким образом, я привел из истории несколько примеров свободных людей, находящихся в естественном состоянии, которые, собравшись вместе, объединились и положили начало государству. И если отсутствие подобных примеров может служить аргументом, доказывающим, что государственный строй не начинался и не мог начаться таким образом, то я полагаю, что защитникам отцовской империи лучше не прибегать к подобному доказательству и не выдвигать его против естественной свободы. Ведь если они могут привести так много примеров из истории, когда государства создавались на основе отцовского права (хотя в лучшем случае аргумент, посредством которого на основе того, что было, доказывается то, что по праву должно быть, не имеет большой силы), то, мне думается, можно было бы без особой опасности уступить им в этом вопросе. Однако если мне позволено давать советы в этом случае, то им лучше было бы не слишком уж старательно разыскивать источник происхождения государств, как они уже начали de facto, а то ведь они найдут при основании большинства из этих государств нечто очень мало благоприятствующее той идее, которую они проводят, и той власти, которую они защищают.

104. В заключение следует сказать: разум совершенно очевидно на нашей стороне, и он говорит, что люди по [c.321] природе свободны, а исторические примеры показывают, что те государства, которые возникли на земле мирным путем, брали свое начало из этой основы и были созданы соглашением людей. Остается мало места для сомнений в том, на чьей стороне правда или каковы были мнение и практика человечества при создании первых государств. Но я не буду отрицать, что если мы оглядываемся назад настолько, насколько это нам позволяет история, к истокам происхождения государств, то мы обычно обнаруживаем, что они находились под властью и управлением одного человека. И я также склонен полагать, что в тех случаях, когда семья была достаточно многочисленной, чтобы содержать самое себя, и продолжала существовать как сплоченное целое, не смешиваясь с другими, как это часто бывает там, где имеется много земли и мало людей, правление обычно начиналось с отца. Ведь отец, обладая по закону природы той же властью, что и всякий другой человек, — наказывать в необходимых, по его мнению, случаях за любые нарушения этого закона, — мог, следовательно, наказывать своих непокорных детей даже и тогда, когда они уже были взрослыми и самостоятельными; и весьма возможно, что и они так же покорно принимали наказание от него и все объединялись вместе с ним против преступника, в свою очередь давая отцу тем самым власть выполнять свой приговор в случае какого-либо проступка, и тем самым фактически делали его законодателем и правителем всех, кто оставался в составе его семьи. Ему более чем кому-либо можно было доверять; отцовская любовь охраняла их собственность и их интересы, которые находились на его попечении; а привычка повиноваться ему с детства облегчала повиновение скорее именно ему, чем кому-нибудь другому. И следовательно, если они должны были иметь кого-либо, кто управлял бы ими, поскольку правления трудно избежать среди живущих вместе людей, то кто же, как не их общий отец, мог быть скорее всего этим человеком, если только небрежность, жестокость или какой-либо другой душевный или телесный недостаток не делали его непригодным для этого? Но в тех случаях, когда либо умирал отец и оставлял наследника, который по малолетству, недостатку ума, мужества или каких-либо других качеств менее всего был пригоден для управления, либо когда встречались несколько семейств и решали продолжать жить совместно, можно не сомневаться, что они использовали свою естественную свободу для выбора того, кого они считали наиболее способным и наиболее подходящим [c.322] для того, чтобы хорошо управлять ими. Этому соответствует то, что мы находим у народов Америки, которые (живя вне досягаемости мечей завоевателей и расширяющегося господства двух великих империй — Перу и Мексики) наслаждались своей природной свободой, хотя caeteris paribus24 они обычно предпочитали наследника своего покойного короля; однако же если они обнаруживали его в каком-либо отношении слабым или неспособным, то обходили его и выбирали своим правителем самого крепкого и самого храброго.

106. Таким образом, хотя, оглядываясь назад на такое расстояние, какое допускают летописи, сохранившие сведения о заселении земного шара, и история народов, мы обычно обнаруживаем, что правление находилось в одних руках, однако это не опровергает того, что я утверждаю (viz.), что зарождение политического общества зависит от согласия отдельных лиц объединиться и создать одно общество и эти лица, когда они подобным образом вступили в соглашение, могут установить любую, по их мнению пригодную, форму правления. Но поскольку это дало повод людям ошибаться и полагать, что по самой своей природе правление было монархическим и принадлежало отцу, постольку не будет неуместно рассмотреть здесь, почему люди вначале обычно останавливались на этой форме; и хотя, возможно, верховенство отца могло при первоначальном учреждении некоторых государств привести к возникновению и сосредоточению вначале власти в одних руках, но все же совершенно очевидно, что причиной продолжения такой формы правления, когда оно осуществляется одним лицом, было не почтение или уважение к отцовскому авторитету; ведь все мелкие монархии, т. е. почти все монархии, недалеко ушедшие от своего первоначала, были обычно или хотя бы иногда выборными.

107. Прежде всего сначала правление отца во время детства его отпрысков приучило их к руководству одного человека, и они усвоили, что там, где оно проводится с заботой и умением, с любовью и привязанностью к тем, кто находится под его руководством, этого вполне достаточно для достижения и обеспечения людям всего того политического счастья, которого они искали в обществе. Нет ничего удивительного, что они прибегли к этой форме правления и совершенно естественно на неё натолкнулись, ведь именно к такой форме они все привыкли с детства и по опыту знали, что она необременительна и надежна. Если же к этому мы добавим, что монархия является простой [c.323] и самой очевидной формой для людей, которых ни опыт не научил различным формам правления, ни тщеславие и бесстыдство империи не привели к осознанию того, что надо опасаться покушений на прерогативы и остерегаться неудобств абсолютной власти, на которую склонна претендовать и которую склонна навязывать им наследственная монархия, то нет ничего странного, что они не слишком утруждали себя размышлением о методах ограничения каких-либо беззаконий со стороны тех, кому дали над собой власть, и не старались уравновесить власть правительства путем передачи отдельных частей её в разные руки. Они не чувствовали угнетения со стороны тиранической власти, и ни обычай их эпохи, ни их владения, ни их образ жизни (который предоставлял весьма мало пищи для алчности или честолюбия) не давали им никакого повода опасаться её или от неё защититься; и вот почему нет ничего удивительного, что они создали себе такую структуру правления, которая, как я уже сказал, не только была самой очевидной и простой, но также лучше всего подходила к их настоящему положению и состоянию, когда они более нуждались в защите от иноземных вторжений и набегов, чем во многообразии законов. При одинаковости для всех простого, бедного образа жизни, когда желания людей сдерживались узкими пределами небольшой собственности каждого, оставалось мало поводов для споров и, следовательно, не было необходимости во многих законах для их разрешения. И тогда не нужна была система правосудия, поскольку было мало проступков и мало преступников. Следовательно, нельзя не предположить, что те, кто настолько нравились друг другу, что желали объединиться в общество, были связаны каким-либо знакомством и дружбой друг с другом и доверием друг к другу; они гораздо больше опасались остальных, чем друг друга, и, таким образом, нельзя не предположить, что их первой заботой и первой мыслью было — как защитить себя от иноземных сил. Для них было естественным создать для себя такую форму правления, которая бы лучше всего служила этой цели, и избрать самого мудрого и самого храброго, для того чтобы он предводительствовал ими в войнах, и вел их против врагов, и в этом главным образом был их правителем.

108. Так, мы видим, что у американских индейцев, где все ещё наблюдается та же картина, как в первые века в Азии и в Европе, когда население было слишком малочисленным для страны и отсутствие жителей и денег не [c.324] толкало людей на увеличение своих земельных владений или на споры из-за стремления расширить размеры своих угодий, короли представляют собой немного больше, чем генералы их армий; и хотя на войне их власть абсолютна, дома и в мирное время они обладают весьма малой властью и весьма умеренным суверенитетом; решения о мире и войне обычно выносятся либо народом, либо в совете, хотя сама война, так как она не допускает многовластия, естественно, передает командование только в руки короля.