Дмитрий Винтер - 1612. Все было не так! Страница 50

Собственно, все годы правления первых Романовых отмечены тем же стремлением. Так, Земский собор 1649 г., выработавший свод законов, по которому страна жила до правления Николая I, учел (и включил в Уложение) все наказы, которые выборные люди передали от своих избирателей. Вообще, участие выборных в составлении государственных законов – черта европейская[776].

Так вот, принято считать, что последний Земский собор состоялся в начале 1682 г. Но это не так: в 1683–1684 гг. состоялся еще один Земский собор, что позволяет говорить о «взлете» влияния Земских соборов на политическую жизнь страны при Софье после «затухания» с начала 1650-х гг.[777]: предыдущие Соборы отделяло друг от друга почти тридцать лет (1653–1682), этот же состоялся всего через год-полтора после предыдущего. Формальным поводом для его созыва было предстоящее заключение Вечного мира с Польшей.

Сохранились списки, по которым выбирали депутатов Собора. Впервые в случае, если не находилось достаточного числа удовлетворяющих всем критериям выборных из служилых дворян, то дозволялось выбирать представителей служилых, например, из рейтар, драгун, казаков. Малым городам разрешено было выдвигать одного выборного от посадских вместо двух, что облегчило участие их в Соборе (очевидно, не так-то просто было найти достаточное количество удовлетворявших всем критериям выборных. – Д.В.)[778].

Далее, на этом Соборе не было или по крайней мере было намного меньше случаев, когда местные власти (воеводы) фактически назначали депутатов Собора от своих уездов, которых должно было выбирать население, причем это касалось как дворян и детей боярских, так и посадских[779]. По крайней мере, случаев прямого давления на избирателей со стороны воевод в сравнении с предыдущими Соборами зафиксировано очень мало[780]. Не вполне ясно, правда, связан ли с деятельностью Земского собора указ от 18 февраля 1684 г. о восстановлении института губных старост, отмененного было в 1679 г.[781]

В 1688 г. установлен единый государственный тариф на ямские перевозки. При этом почтовые станции обслуживались живущими рядом крестьянами, им давалась в собственность обрабатываемая ими земля при условии, что они должны были давать лошадей всем, кто едет по своим делам[782]. Разрабатывались и законы о защите имущественных прав подданных, что также было достаточно ново для Московского царства; до сих пор только поместья в 1627 г. были объявлены наследственными при условии службы владельцев. Но вместе с тем правительство Софьи не торопилось раньше времени «рубить окно в Европу», превращая еще не окрепшую экономически Россию в сырьевой придаток последней. Напротив, оно стремилось защитить страну от западной экономической конкуренции[783].

Далее, в XVII в. снова имеет место поворот к большей самостоятельности Церкви. Патриарх Никон провозглашал, что «священство выше царства»[784], и Алексей Михайлович при всем своем недовольстве им не мог просто отстранить его, как Иван Грозный, скажем, митрополита Филиппа[785]. Для решения вопроса об отрешении Никона пришлось собирать сначала Поместный, а потом Вселенский собор (с участием греческих патриархов)[786].

С Церковью приходилось считаться и соответственно в ряде областей идти на уступки и правительству Софьи. Так, 24 декабря 1684 г. патриарх Иоаким запретил «игрища» во время святок, особенно пение «бесовских» песен, поскольку к ним «многое сквернословие присовокупляют, и плясанье творят на разжигание блудных нечистот и прочих грехопадений»[787].

А в 1685 г. Софья вынуждена была отказать одному из ближайших сподвижников С. Медведеву в участии в создании университета таким, каким он его хотел видеть – под давлением патриарха, выступившего против этой «искры западного зломысленного мудрствования»; больше всего, возможно, раздражала патриарха независимость Академии от церковной типографии[788]. Впрочем, консерватизм Церкви преувеличен. Так, если еще при патриархе Никоне иконы, написанные по-европейски, уничтожались, то в конце царствования Алексея Михайловича, а особенно после него, в том числе и в 1680-е гг., продолжала широко развиваться светская живопись[789].

Так или иначе, Церковь при первых Романовых отнюдь не была «служанкой государства», но царская власть вынуждена была с нею считаться.

Что скверно – это то, что и теперь, при Романовых, не ставился вопрос о частной собственности на землю для частновладельческих крестьян, равно как и об отмене крепостного права[790]. Далее, как уже говорилось, со времен «Избранной Рады» и до самого 1837 г. не ставился более вопрос о разграничении государственного имущества и частного имущества царской семьи, и все эти два с лишним столетия Романовы раздавали государственные земли как свои. Скажем, в 1619–1620 гг. был роздан чуть не весь Галицкий уезд, в 1680-х гг. Нарышкины (как родственники царя Петра I) получили 2500 дворов и 14 000 десятин земли[791].

Тем не менее, крестьянин в XVII в. не был бесправен и мог за себя постоять. Так, в 1634 г., когда правительство решило наградить участников Смоленской войны, дав им в удел государственные земли под Арзамасом, крестьяне просто прогнали новых хозяев «дубьем». После этого попытки не повторялись[792]. Вообще, власть помещиков над крестьянами была законодательно ограничена. Приведем только один пример: в 1669 г. «Великий Государь указал стольника Григория Оболенского послать в тюрьму за то, что у него в воскресенье на дворе его люди и крестьяне работали черную работу…»[793].

Таким образом, и частновладельческие крестьяне, как и в Европе, имели какие-то, пусть меньшие, чем горожане, и гораздо меньшие, чем бояре и дворяне, права, на которые никому не позволено было посягать. Итак, все сословия («чины», как говорили в Московской Руси) имели какие-то права. Что же касается крестьянской частной собственности, то для торжества ее необходимо было разложение общины, каковой процесс в XVII в. и начался, но пока не успел зайти достаточно далеко[794].

Наконец, необходимо проанализировать и такой аспект, как внешняя политика романовской России. Практически весь XVII век она продолжала оставаться направленной на союз с протестантами против Габсбургов и Польши. В частности, такая позиция сохранялась и в ходе Тридцатилетней войны, которую правильнее назвать «Сорокалетней», ибо, начавшись в 1618 г., она кончилась не Вестфальским миром 1648 г., а в Западной Европе – Пиренейским миром 1659 г. Англии, Франции и Нидерландов с Испанией, а в Центральной Европе – Оливским миром 1660 г. между Польшей, Священной Римской империей и перешедшей в ходе войны на сторону Габсбургов Данией, с одной стороны, и поддержанной англичанами и французами Швецией – с другой.

Так вот, Россия участвовала в этой войне сначала в 1632–1634 гг. (Смоленская война), а потом с 1654 г. Первая война была неудачной, зато вторая началась как нельзя более удачно: в ходе кампаний 1654–1655 гг. русские армии заняли всю Украину, Белоруссию и Литву. Ну, а шведы в 1655 г. оккупировали собственно Польшу.

И тут вдруг Россия в 1656 г. заключила с Польшей перемирие и начала войну со шведами за выход к Балтийскому морю. Итог этого первого с 1613 г. отступления от «прозападной» политики оказался весьма печальным: оправившаяся за два года Русско-шведской войны Польша в 1658 г. возобновила борьбу и перешла в наступление, так что по Андрусовскому перемирию 1667 г. России удалось удержать из всех занятых ранее земель только Смоленск и левобережье Украины с Киевом.

Урок был учтен, и от союза с католическими странами отказались надолго. Как представляется, одна из причин падения правительства Софьи – вообще-то очень дельной и прогрессивной правительницы – в том, что внешняя политика Софьи была направлена на союз с Австрией и Польшей, да и вообще – позиция Софьи была прокатолической. Еще в 1684 г., в ходе переговоров о союзе против Турции, австрийские послы добились признания за католиками в России тех же прав на вероисповедание, какими пользовались уже десятки лет протестанты. С 1684 г. в Москве жили два иезуита под протекцией Венского двора. Приехал и первый католический священник (почти сразу после падения Софьи, в октябре 1689 г., иезуитов выслали из Москвы).

Прокатолическая политика правительства Софьи была нарушением традиционной русской политики первых Романовых, а политика Петра, ориентированного на протестантскую Европу (даже готовясь к войне со Швецией, Петр искал союзников среди протестантских стран – Дания, Саксония, Голландия…), – ее продолжением. Тут ситуация изменилась лишь в середине XVIII в.