Иван Грибков - Особый штаб «Россия» Страница 50

Прошение фон Лампе о помощи, адресованное Смысловскому, выглядит весьма симптоматично. Хотя Алексей Александрович немало сделал, чтобы эмигранты вошли в состав РОА и не чувствовали себя там на правах униженных, окончательно сделать этого не удалось. Власов, как известно, не подписал корректный вариант «Обращения к бывшим солдатам и офицерам Белых армий» (подготовленный главой ОРВС), чем оттолкнул от себя известную часть представителей русской военной эмиграции. Даже персональное вступление фон Лампе в резерв генералов РОА (что имело, конечно, пропагандистское значение) не устранило двойственности, сопровождавшей непростые отношения русского офицерского корпуса с власовцами[509].

21 марта 1945 г. председатель ОРВС, уже осведомленный о формировании 1-й PHА и проблемах, связанных с ее созданием, обратился к Смысловскому с письмом:

«Многоуважаемый Борис Алексеевич!

С. Н. Ряснянский сказал мне, что Вам, для осуществления Вашей большой работы, нужны офицеры генерального штаба.

Считая, что в настоящий, исторический для России момент каждый из нас должен напрячь все свои силы — я как офицер генерального штаба готов предоставить себя в Ваше распоряжение.

Крепко жму Вашу руку, искренне уважающий Вас…»[510]

К концу марта 1945 г. фон Лампе лично приехал в штаб Смысловского, находившийся тогда в Вольхаузене. После коротких переговоров Борис Алексеевич (располагавший связями в ОКХ) согласился помочь ОРВС. «Чинам РОВСа, — писал он, — был указан маршрут и выданы соответствующие проездные бумаги»[511]. Конечно, такая возможность предоставлялась не всем, поскольку оформление большого количества командировочных документов, тем более в одну сторону, могло привлечь лишнее внимание к Смысловскому. Очевидно, что часть членов ОРВС просто влилась в состав 1-й Русской национальной армии. Однако самое главное — свыше 2000 человек избежало принудительной мобилизации в немецкое народное ополчение — фольксштурм.

Среди офицеров, оказавшихся на командных должностях в 1-й РНА, были чины из Русского охранного корпуса, 28 января 1945 г. юридически включенного в ВС КОНР. 16 февраля 1945 г. личному составу РОК приказали нашить на форму нарукавные шевроны РОА. Уже сами по себе эти приказы приводят к мысли, что командованию корпуса вряд ли разрешалось «делиться» офицерами, которых не хватало армии Власова (особенно младших командиров). И тем не менее, чины РОКа в 1-й РНА появились, а некоторые из них даже вошли в штаб Смысловского. В связи с этим появляется повод говорить о том, что Борис Алексеевич через ОКХ подбирал для себя недостающие кадры. Очевидно, что Смысловский, преследуя свои цели, действовал в обход ВС КОНР.

К концу марта 1945 г. более-менее обозначились контуры армии Смысловского, хотя процесс формирования 1-й РНА был еще только в начальной стадии, и до его окончания было слишком далеко, а времени уже совсем не оставалось. Примерно в это время произошло очень неприятное событие — в марте 1945 г. гестапо арестовало 26 солдат и офицеров Смысловского. В их числе, как уже нами отмечалось, был Б. С. Рихтер, заподозренный спецслужбами СС в шпионаже в пользу СССР. Можно только гадать, сколько усилий пришлось приложить Борису Алексеевичу, чтобы добиться освобождения своих сотрудников и отвести от себя новые подозрения в двурушничестве. Несмотря на крайне сложную ситуацию и неоднократные допросы в гестапо, Смысловский вновь удачно вышел из довольного тяжелого положения[512].

В конце первой декады апреля 1945 г. некоторая часть мероприятий по формированию штаба и частей 1-й РНА была завершена. Управление армии Смысловского выглядело так:

командир (командующий) частей особого назначения 1-й восточной группы фронтовой разведки Генерального штаба ОКХ — генерального штаба генерал-майор вермахта Артур Хольмстон;

начальник штаба — Генерального штаба полковник С. Н. Ряснянский;

начальник оперативного отдела (I А) — Генерального штаба майор (затем — Генерального штаба подполковник) Е. Э. Месснер;

начальник отдела материально-технического обеспечения (I В) — майор вермахта В. Ф. Климентьев;

начальник разведывательного отдела (I С) — подполковник К. Е. Истомин;

начальник контрразведывательного отдела — майор С. К. Каширин;

комендант штаба — подполковник И. А. Колюбакин;

командир охранного батальона штаба — полковник Манакин;

заместитель командира охранного батальона и начальник личного конвоя командира (командующего) — майор Г. А. Теславский;

1-й адъютант командира — обер-лейтенант А. И. Рогожников;

2-й адъютант командира — лейтенант Г. П. Неронов;

начальник отдела снабжения — подполковник Н. К. Кондырев;

командир 1-го полка особого назначения — полковник Тарасов-Соболев;

командир 2-го полка особого назначения — полковник Г. Г. Бобриков[513].

Кроме русских военнослужащих, в штабе и частях Смысловского служило 20 немцев: 1 майор, 2 капитана, 2 лейтенанта, 3 унтер-офицера и 11 ефрейторов (причем нижние чины являлись водителями грузовых автомашин). Общая численность армии Бориса Алексеевича, по словам Генриха Блюмера, находившегося при штабе 1-й PHА, в конце марта 1945 г. составляла около 3 тыс. человек[514]. Смысловский приводил другие данные — 6000 человек[515]. Вместе с тем, он обращал внимание на то, что в начале апреля 1945 г. его формирующиеся части попали под бомбардировку и понесли потери[516].

Б. А. Смысловский со своими адъютантами Г. П. Нероновым (слева) и А. И. Рогожниковым (справа). Руггель, май 1945 г.

Армия Бориса Алексеевича, конечно, была достаточно пестрой. Здесь были представители разных национальностей, русские эмигранты и «подсоветские» граждане. Кроме того, у некоторых офицеров были жены и дети, которые наравне со всеми терпели тяготы и лишения последних недель войны. Однако несмотря на это, формирование Смысловского было и оставалось сугубо разведывательным. Безусловно, личному составу 1-й РНА не хватало оружия, специальных средств, обмундирования и продовольствия. Но Смысловский постарался обеспечить своих людей всем необходимым, что в той ситуации было очень непросто.

Несомненно, морально-психологическое состояние военнослужащих 1-й РНА оставляло желать лучшего. Огромное нервное напряжение, стресс, страх, сомнение и в некоторых случаях отчаяние были заметны на человеческих лицах. Все прекрасно понимали: война идет к концу, советские части и соединения ведут бои на подступах к Берлину, с запада к столице рейха приближаются войска англо-американских союзников. И все-таки, даже в такой тяжелейшей ситуации, офицеры пытались сохранять выдержку, поддерживать дисциплину у личного состава и не поддаваться панике. Заброска агентов в советский тыл продолжалась практически до самого отхода в Лихтенштейн, о котором, кроме Смысловского и его адъютантов, в штабе 1-й РНА никто ничего не знал, включая начальника штаба.

В первой декаде апреля 1945 г. Борис Алексеевич отдал приказ по армии об отходе на юг Германии. Первыми свое место дислокации покинули части, находившиеся в населенных пунктах Бад-Эльстер и Вольхаузен (подразделения 1-го и 2-го полков особого назначения). Путь их лежал в направлении баварского города Ландсхут, где они должны были соединиться и продолжать идти — через Мюнхен — на юго-запад[517]. 16 апреля 1945 г. первые подразделения «смысловцев» достигли деревни Энгентрит, в районе города Мемминген, где остановились, ожидая подхода других частей и новых указаний[518].

18 апреля 1945 г. Смысловский провел совещание с некоторыми офицерами штаба и командирами 2-го полка. На совещании также присутствовало руководство разведшколы в Эшенбахе. Не скрывая, какая сложилась обстановка (танковые части армии США находились в 10 км от Эшенбаха и в 20 км от Нюрнберга, а советские войска 16 апреля начали Берлинскую наступательную операцию), он сказал:

«Капитуляция Германии неизбежна. Нам нельзя пассивно ждать развязки. При данном положении необходимо выиграть время. Приказываю продвигаться к нейтральной швейцарской границе. Местом концентрации назначаю г. Мемминген»[519].

В тот же день Смысловский выступил перед офицерским составом разведшколы в Эшенбахе. Бывший лейтенант вермахта Михаил Рогачевский вспоминал короткую речь, произнесенную Борисом Алексеевичем:

«Германия гибнет. И мы, русские националисты, остаемся без помощи. Мы должны пробиваться на юг Германии, должны объединиться с другими войсками, и если это удастся, мы скажем, в чем мы нуждаемся. Дорога каждая минута. Вы слышите канонаду. В 2 часа вы должны выступить… Вы смелые и стойкие. С нами Бог»[520].