Анна Комнина - Алексиада Страница 51

Как раз в это время Харатик[675] тайком ограбил Синоп, ибо узнал, что там хранится много золота и денег из императорской сокровищницы. Между тем брат великого султана Тутуш, владыка Иерусалима, всей Месопотамии, Алеппо и территории, простирающейся до Багдада, сам претендовавший на Антиохию, увидел, что эмир Сулейман поднял мятеж и захватывает уже власть над Антиохией. Тогда он со всеми войсками расположился между Алеппо и Антиохией. Его отряды встретились с войском эмира Сулеймана, и разразилась большая битва. Когда бой перешел в рукопашную схватку, воины Сулеймана повернули назад и обратились в беспорядочное бегство. Сулейман вышел из боя, остановился, как ему казалось, в безопасном месте, бросил щит на землю и, опустившись, сел на него. Он, однако, не остался не замеченным своими соплеменниками. Несколько сатрапов подошли к нему и сказали, что {190} посланы за ним его дядей Тутушем[676]. Сулейман же, предвидя грозившую опасность, отказался идти. Сатрапы продолжали настаивать, но Сулейман не мог один им сопротивляться и, вытащив из ножен меч, всадил его в живот и насквозь пронзил себя. Этот дурной человек умер дурной смертью[677]. Оставшиеся в живых воины эмира Сулеймана сразу же перешли к Тутушу.

Когда великий султан узнал об этом, он, опасаясь возросшего могущества Тутуша, отправил Чауша[678] к самодержцу с предложением породниться посредством брака и обещал в этом случае выселить турок из прибрежных земель, передать императору крепости и всеми силами ему помогать. Приняв посла и прочитав письмо султана, император ни словом не обмолвился о браке, но, видя, что Чауш – человек разумный, стал расспрашивать, откуда тот родом и кто его родители. Когда Чауш ответил, что по матери он ибериец[679], а отец его – турок, император стал усиленно уговаривать его принять святое крещение. Чауш согласился и клятвенно заверил самодержца, что, приняв крещение, не вернется назад. Чауш имел письменный приказ султана: в том случае, если император будет склонен согласиться на заключение брака, изгнать из прибрежных городов всех сатрапов, показав им специальное султанское письмо. Воспользоваться им и убедил император Чауша; он посоветовал, предъявляя письмо султана, изгнать сатрапов, после чего вернуться в царственный город.

Чауш с готовностью отправился прежде всего в Синоп, там он предъявил письмо султана Харатику и изгнал его из города, не дав унести с собой и обола императорских денег. При этом происходило следующее: выходя из Синопа, Харатик осквернил храм пречистой госпожи нашей богородицы и тут же, испуская пену, упал на землю, охваченный неким демоном, которого послало божественное провидение[680]; так, в состоянии безумия, и вышел он из города. Власть же над Синопом Чауш вручил Константину Далассину[681], которого император послал туда с этой целью. Затем Чауш обошел также и другие города, предъявляя султанское письмо, изгонял сатрапов и передавал города сатрапам самодержца. После этого Чауш вернулся к императору, принял святое крещение, получил многочисленные дары и был назначен дукой Анхиала.

10. Когда весть о самоубийстве эмира Сулеймана распространилась по всей Азии, каждый сатрап, охранявший город или городок, захватил и присвоил себе ту крепость, которую охранял. Ведь в то самое время, когда Сулейман, отправляясь к Антиохии, передал охрану Никеи Абуль-Касиму, он, как уже {191} говорилось, доверил также прибрежные области, Каппадокию и всю Азию различным сатрапам, приказав каждому охранять свой удел и ждать его возвращения. Абуль-Касим, который был в то время архисатрапом Никеи, захватил город, где находился султаникий, уступил своему брату Пулхасу[682] власть над каппадокийскими городами и пребывал в беззаботности, надеясь получить сан султана и считая его уже в своих руках. Человек ловкий и не боящийся опасности, он не желал удовлетворяться тем, что имел, но отправлял отряды, которые опустошали всю Вифинию и доходили до самой Пропонтиды.

Самодержец со своей стороны, применяя прежнюю тактику, отражал набеги и в то же время склонял Абуль-Касима к заключению мирного договора. Видя, однако, что тот постоянно строит козни и откладывает заключение договора, Алексей решил выслать против него сильное войско. Он отправил к Никее со значительными силами Татикия (о нем уже неоднократно упоминалось в моем сочинении)[683] и приказал ему с осторожностью вступать в бой с врагами, если встретит их вне города. Татикий выступил и, так как турки не появлялись вовсе, расположил войско в боевом порядке вблизи города. Турки же открыли ворота города, и отряд, насчитывающий двести всадников, неожиданно бросился на войско Татикия. Когда кельты (а их немало было в войске) увидели их, они с длинными копьями наперевес стремительно напали на турок, многих из них ранили, остальных загнали в крепость. После этого войско Татикия простояло в прежнем боевом порядке до захода солнца. Так как ни один турок больше не появлялся за воротами города, Татикий отступил к Василии[684] и расположился лагерем в двенадцати стадиях от Никеи. Ночью явился к нему один крестьянин и сообщил о приближении пятидесятитысячного войска во главе с Борсуком[685], которого послал новый султан Бэрк-Ярук[686]. Татикий получил сведения об этом также и из других источников; не имея сил сражаться с таким большим войском врага, он отказался от своих прежних замыслов и не захотел погубить свое войско в битве с гораздо более многочисленным и сильным врагом и предпочел сохранить его в целости. Затем он обратил свои мысли и взоры к царственному городу, куда решил вернуться через Никомидию.

Абуль-Касим же, заметив со стен, что Татикий направился к Константинополю, вышел из города и последовал за Татикием с целью напасть на него, как только увидит, что тот расположился лагерем в каком-либо удобном месте. Он настиг Татикия в Пренете[687], приблизился к нему и вступил в ожесточенную битву. Татикий быстро построил свои войска в бое-{192}вой порядок и приказал кельтам первыми на конях напасть на варваров и начать схватку. Кельты с длинными копьями наперевес скачут во весь опор, как огонь, налетают на варваров, рассекают их фаланги и обращают в паническое бегство. Затем Татикий через Вифинию возвращается в царственный город.

Однако Абуль-Касим никак не хотел успокоиться: его заветным желанием было овладеть скипетром Ромейского государства или во всяком случае получить власть над всеми приморскими областями и самими островами. С такими планами и явился он в Киос (это приморский город в Вифинии), где намеревался прежде всего снарядить пиратские корабли. Постройка кораблей двигалась к концу, и Абуль-Касим, как ему казалось, успешно приближался к своей цели. Но его приготовления не остались тайной для самодержца. Алексей сразу же снарядил имевшиеся у него диеры, триеры и остальные суда, назначил дукой Мануила Вутумита[688] и отправил его против Абуль-Касима с приказом постараться сжечь недостроенные суда Абуль-Касима в том состоянии, в каком он их найдет. Кроме того, он по суше послал против Абуль-Касима Татикия с большим войском. Оба полководца выступили из города. Вскоре Абуль-Касим увидел уже подходящего с моря на большой скорости Вутумита и узнал о противнике, приближающемся по суше. Он решил, что занимаемая им местность, неровная и узкая, непригодная для боя, очень неудобная для действий лучников, не позволила бы им отражать кавалерийские атаки ромеев. Поэтому, желая расположить войско в более подходящем месте, он ушел оттуда и прибыл на место, которое одни называют Алики, другие Кипарисием[689]. Тем временем подошел с моря Вутумит и в мгновение ока сжег корабли Абуль-Касима.

На следующий день по суше подошел и Татикий, который расположил войско в удобном месте и в течение целых пятнадцати дней, не переставая, с утра до вечера обстреливал войско Абуль-Касима или вступал с ним в сражение. Абуль-Касим вовсе не склонен был отступать, а, напротив, оказывал сильное сопротивление. Латинянам это надоело и, хотя условия местности им не благоприятствовали, стали докучать Татикию, чтобы он позволил им одним вступить в бой с турками. Татикий же, хотя это ему было не по душе, подчинился воле латинян, ибо видел, что к Абуль-Касиму ежедневно прибывают новые пополнения турок. Выстроив перед восходом солнца свои фаланги, он вступил в сражение с Абуль-Касимом. Многие турки были тогда убиты, многие взяты в плен, большинство же повернули назад, бросив на произвол судьбы снаряжение. Да и {193} сам Абуль-Касим едва спасся, погнав своего коня к Никее. Воины Татикия с большой добычей возвратились в лагерь.

Когда самодержец, великий ловец человеческих душ, способный смягчить и каменное сердце, узнал об этом, он составил письмо Абуль-Касиму[690], в котором советовал последнему отказаться от своих пустых затей, не тратить зря сил, перейти на сторону императора и таким образом избавить себя от тяжких трудов, получить титулы и щедрые дары. Между тем Абуль-Касим узнал, что Борсук осадил находившиеся во владении некоторых сатрапов крепости и уже приближается к Никее с целью осадить город. Поэтому он, разгадав замысел императора и превратив, как говорят, необходимость в доблесть, смело принял его предложение о мире.