Януш Пшимановский - Студзянки Страница 51

Каждый воспринимает это сообщение по-своему, так как нет на свете двух одинаковых людей, а те, что сидят в окопах у Повислянских рощ, сильно отличаются один от другого. Старшему стрелку Грушнику шестнадцать лет, а рядовому Томашу Речко — тридцать шесть. Стрелок Михал Целён окончил два класса, а у старшего сержанта Владислава Лисса — аттестат зрелости. Лисс по профессии — бухгалтер, капрал Эдвард Круль — слесарь, сержант Анджей Рапацкий — рулевой с речного парохода, сержант Стефан Рога — сапожник, рядовой Рыбиньский — крестьянин из Поморья, а первый номер Моця Пень, который вчера не отошел от своего пулемета, — кузнец.

Капрал Пень родом из Ружана на Нареве, хорунжий Ян Колесняк родился в Калише на Просне, капрал Макаревич — в Терещанах на Виленщине, Альфонс Вечорек — в Белыповице в Силезии, Петр Урбан — в Южной Америке, а братья Межвиньские — на Украине под Винниками. Владимир — член большевистской партии; девятнадцатилетний Антоний — комсомолец. До сих пор они не знали иной деревни, кроме колхозной, не видели полей, пересекаемых межами, поэтому говорят с удивлением: «В шахматы можно играть на полях… у нас в Польше».

Слова «у нас в Польше» объединяют этих людей в отделения, взводы и роты. Новая Польша становится реальностью, вырастая на песках Повислянских рощ, у деревни с не известным еще никому названием Студзянки, которой они должны овладеть, чтобы передвинуть на километр границу освобожденной родины.

Листья зашелестели громче. Дрогнули верхушки сосен. Угли пепелищ в Студзянках из красных стали вишневыми. Фронт затих. Не стреляют даже беспокойные минометы, даже ракет будто бы не хватило у немцев. Внизу еще темно, но небо за Вислой побледнело, его темно-синий свет сменился голубым.

Солдаты догрызают сухари, так как кухня не пришла. «Может, и лучше, что не пришла,—думает Гугнацкнй.— Поляк злой, когда голодный».

Стрелки часов поручника Светаны показывают 3.40. Владек стучит рукояткой нагана по броне — и танк Козинеца с точностью хорошо отрегулированного механизма посылает с восьмисекундными интервалами три снаряда.

Не успели умолкнуть раскаты разрывов на опушке Повислянских рощ, оттуда, где дорога вливается в деревенскую улицу и где стоят две раскидистые вербы, послышался свист. Лихой свист голубятника, которым мальчишки из Ломжи поднимают своих разномастных питомцев. Свист этот летит к лесу, потом возвращается отраженным эхом, и, прежде чем он смолкает, взводы выскакивают из окопов. Пригнувшись, пехотинцы перебегают по стерне.

По пепелищам Студзянок, по немецким окопам методично бьют семь танковых стволов. Выделяется гремящий реже низкий бас советской 122-мм пушки, зло лают из леса две «сорокапятки», сыплют минами четыре минометные роты: польская — со стороны Сухой Воли; советские — от Ленкавицы и из леса, что правее.

Гитлеровцы, прижатые огнем к земле, не отвечают.

Урчат на малых оборотах моторы танков. Хорунжий Шиманьский в перерывах между выстрелами смотрит в перископ, не появится ли ракета над Повислянскими рощами на фоне неба, подернутого дымкой пожаров далекой Варшавы. Заряжающий плютоновый Сова через смотровую щель видит, как с левой стороны появляется цепь солдат Гугнацкого и Бойко. Через броню в танк проникает громкое «Ура-а-а!» атакующей польской пехоты.

Загорается и гаснет ракета, нарастает ритм работы мотора. Передняя часть машины вползает на бруствер окопа. Несколько мгновений в прицел видно небо и верхушку столба дыма над догорающей немецкой самоходкой. Т-34 перекатывается через бруствер и с глухим стоном, как пришпоренный конь, выскакивает на поле.

— Ура-а-а! — кричит круглолицый Сташек Сова, загоняя снаряд в ствол.

— Полный газ! — бросает Шиманьский в ларингофон. Они несутся, выжимая из двигателя всю его мощь. Пепелища деревни приближаются наискосок с правой стороны, растут на глазах. У капрала Манцевича чешутся ладони, хочется нажать на спуск, но немцы молчат, поэтому и ему приходится ждать. Может быть, сбежали?

Нет, не сбежали. Как искра, бегущая по бикфордову шнуру, вспыхивают огоньки вдоль бруствера, и Вацек, прижав приклад к плечу, выпускает по этим вспышкам весь магазин. Гренадеры швыряют гранаты, перепрыгивают через изгородь из жердей, но машина уже ломает жерди, со скрежетом вминает в землю пулемет и выскакивает на широкую улицу.

— Справа танк! — кричит Сова.

— Вижу, — отвечает Шиманьский.

Не снижая скорости, они разворачивают башню вправо и бьют четыре раза.

— Как солома, — радуется заряжающий.

— Готов, — говорит хорунжий.

Гренадеры делают короткие перебежки от укрытия к укрытию. Манцевич ловит их фигурки в прицел пулемета. Заметив вспышку из трубы панцерфауста, дает длинную очередь.

Неожиданно все исчезает: с левой стороны — белая часовенка, с правой — груда камней под старой акацией.

— Я двести четырнадцатый, — докладывает Шиманьский. — Достиг перекрестка.

Над камнями — языки пламени. Снаряд замаскированного «тигра», выпущенный с расстояния ста метров, пробивает башню и разбивает замок орудия. Командир танка валится на ящик со снарядами. Рядом с ним со стоном, обливаясь кровью, падает Сова.

Капрал Яковенко подхватывает заряжающего за плечи и вытаскивает через нижний люк.

Другой снаряд попадает в мотор. Из машины вырывается огонь. Манцевич ныряет в люк механика-водителя, рвет кабель и падает на дорогу. Услышав крики приближающихся немцев, вскакивает и бросается к картофельному полю. Однако силы оставляют его. Кровь стекает на лицо, слепит. Он стирает ее тыльной стороной немеющей ладони.

«Тигр» стреляет в третий раз по неподвижной машине, но внезапно в клубах дыма на башне появляется человек. Он подтягивается на руках и скатывается по броне на землю. Манцевич замечает выскакивающих из-за акаций немецких парашютистов-десантников в пятнистых комбинезонах, в касках с ветками, вплетенными в сетки. Их не меньше пятнадцати. Они с криками бегут к танку.

С земли с трудом поднимается Янек Шиманьский. Он хватается руками за гусеницу, выпрямляется и, опершись на броню, встает на одной ноге. Разможженная голень левой ноги заливает кровью обрывки комбинезона.

Немцы в растерянности замедляют шаги.

— Хенде хох!

Хорунжий левой рукой держится за десантную скобу, правую с наганом поднимает. Волосы липкие от пота. Лицо бледное. Один за другим сухо щелкают выстрелы. Ближайший из парашютистов валится навзничь, другой сгибается, зарываясь головой в песок. Остальные с бедра выпускают из автомата длинные очереди. Падает третий немец, а несколько мгновений спустя и командир танка 214 —хорунжий танковых войск Ян Шиманьский.

В машине, срывая башню, взрываются снаряды. Из отверстия валят клубы дыма.

Прямо на группу парашютистов из этого дыма выскакивают поляки.

— Бей швабов! — кричит шестнадцатилетний Грушник. Он срезает очередью двух немцев, но падает и сам, изрешеченный пулями.

Томаш Речко прыгает в середину, бьет прикладом по голове рослого детину. За ним следуют Вацек Гаштолд, Целен и Вечорек, ощетинившиеся штыками.

— Ура-а-а!

На перекрестке между часовней и горящим танком разгорается рукопашная схватка.

Стоящий за каменным укрытием «тигр» бессилен. Он не стреляет, чтобы не попасть в своих, и задним ходом отползает к лесу. Его увидели из своих танков Губин и Петкевич. Они развернули пушки, дали по выстрелу в просветы между тополями и, прибавив газу, выскочили вперед. Выдвинувшись восточнее перекрестка, поймали «тигр» на прицел, но, забывшись, увязли на мокром лугу. «Тигр» тем временем успевает скрыться за деревьями.

Вдогонку Губин и Петкевич посылают еще по одному снаряду, для острастки. Затем Петкевич приказывает Годлевскому и Фридману бежать в лес и спилить какое-нибудь дерево. Барылов заменяет заряжающего, а хорунжий засыпает снарядами фольварк, откуда все гуще сыплются пулеметные очереди, все чаще стреляют танки, укрывшиеся в кустах у дороги.

Машина 212 Губина отвечает на огонь со стороны фольварка. Радист танка плютоновый Ян Биль огнем из пулемета прикрывает подходы к мокрому лугу, куда пытаются прорваться вооруженные гранатами гренадеры. Заряжающий Метек Шпихлер, оторвавшись от перископа, докладывает, что из фольварка бегут немцы с панцерфаустами.

Танкистов спасает наступающий на левом фланге взвод хорунжего Бойко. Его солдаты стремительно врываются на лужок, падает замертво Франек Шинель, ранен Сильванович, но остальные уже у сожженных домов. Очередями сметают гранатометчиков. Сержант Францишек Закравач с несколькими солдатами выбегает на перекресток, где еще идет рукопашная.

— Ура-а-а!

С криками добивают оставшихся в живых парашютистов.

В Студзянках

Запыхавшиеся, обливаясь потом, подбегают расчеты противотанковых ружей. Бойко, организуя оборону с восточной стороны, указывает цели. Расчеты ползут попарно, направляют длинные стволы своих ружей в сторону кустов у фольварка.