Полина Жеребцова - Муравей в стеклянной банке. Чеченские дневники 1994–2004 гг. Страница 52

Сегодня я плохо спала ночью, потому задремала прямо при ребятах. Очнулась, как только Джинн укрыл меня пальто. Аладдин обозлился и Джинну при нас не сказал за весь вечер ни слова. Зато внезапно скатал полотенце жгутом и будто шутя ударил меня! А я вырвала полотенце из рук Аладдина и хорошенько отхлестала его. Ох, он надулся!

Джинн и Аладдин принесли маленькую курочку. Мама и тетя Варя очистили ее от перьев. Сварили. Варе мы дали ножку, отлили бульон. Извинились, что мало, ведь нас – четверо! Оказалось, есть лепешка, но нет хлеба. Ребята явно психанули из-за этого. Сходили за хлебом на ближний базар. Но они были очень недовольны! Пришли, отдали и тут же стали собираться уходить. Мы расстроились. И действительно почувствовали себя виноватыми. Но не показали этого. Мама, наоборот, громко заявила:

– Мы никого не зовем! И никого силой не держим!

Ребята ушли. На прощанье Джинн предупредил, что уезжает в Ингушетию, к матери.

– Будем живы – увидимся! – пообещал он.

Я увидела испуг и удивление на лице у “моего” Аладдина.

Башир весь вечер веселил нас шутками. Мы хохотали от души! Он также использовал затишье и облицевал для дополнительной защиты подъездную дверь. Нашел одинаковые по размеру и по толщине доски. Укрепил дверь с обеих сторон! Многим оставшимся на военное время жильцам он бесплатно сделал печки-буржуйки. Из старых ведер и выварок для белья.

Пока, Дневник!

Будур

24.11.

Ночью обстрелы. Вчера сильно бомбили и стреляли из многих видов оружия. Мы боялись быть одни. Ночевали с мамой у соседей – тети Вари и бабушки Нины. Спали в коридоре на полу. Аладдин же вчера ушел, обозлившись на меня и на маму. На прощанье он заявил:

– Моей ноги здесь больше не будет! Никогда! – и внимательно посмотрел на меня.

Я произнесла свое обычное:

– Пока!

Даже бровью не повела. Джинн не выдержал – хихикнул.

Переночевав в квартире у своего знакомого на четвертом этаже, “старший брат” хорошенько натерпелся страха под обстрелом. Рано утром Аладдин снова стучал в нашу дверь! Одумался! Мы-то живем на первом! Он как ни в чем не бывало поел маминого борща, курицу и ушел.

Мансур запасает своей бабушке и нам дрова. Пилит и колет целый день! Его братишка – замечательный! Утром успел найти деревянную дверь. Сам эту махину дотащил до нас. Говорит:

– У соседей напротив ночью двери в щепки разбили! Их подъезд открыт. Нужно иметь двери про запас. Иначе одни или другие войдут. Устроят бой! Разобьют наш дом!

У бабушки Нины уже несколько дней живет ее подруга – Стася. Она спустилась вниз со своего высокого этажа. Боится одна.

Сегодня все наши соседи расстроились. По радиоприемнику передали, что нас будут бомбить при помощи “Акул”. Это военные вертолеты с ракетами. Какой ужас!

Страшно уезжать в беженцы. Автобусы обстреливают – люди гибнут, сгорая живьем.

До свидания, Дневник!

Царевна Будур

25.11.

День прошел отлично! С утра мало стреляли, и к вечеру соседи вышли “погулять”, это значит – постоять у подъезда и подышать воздухом, смешанным с гарью. Но не тут-то было! “Град” начал бить по нашему двору. Мы все опрометью залетели в квартиру тети Марьям, к Варе и бабушкам. Так мы бегали из квартиры соседей к себе (как заряжают – слышно, и куда летит, тоже!). Потом из нашей квартиры бежали к соседям, смотря с какой из сторон били по дому.

Под обстрелом к нам заскочил Султан. В этот момент нас уже обстреливали орудиями с земли и бомбили с воздуха! Наш двор – из нескольких четырехэтажных домов с мирными жителями – обрабатывали два самолета и один вертолет. Дом шатало. Гарь пожара мешала дышать. От взрывной волны с окна слетело одеяло, вылетели доски, и я увидела брюхо низко летящего вертолета и подумала, что он похож на злую стрекозу. Это продолжалось с 18.00 до 20.00.

Башир смотрел на меня так, будто хотел запомнить навсегда.

Тут (!) постучал сосед Сулейман – отец маленького Вахи и девочки Зары. Сулейман был сильно пьян. Видно, где-то нашел бутылку вина и налакался! Его жена и дети уехали.

Он совсем один в своей квартире на третьем этаже. Но не в нашем доме, а в доме напротив. Сулейман много читает. Добродушный, веселый человек. Я никогда не видела его жестоким и злым. Видела беззащитно-слабым. От выпитого спиртного он приобрел храбрости и начал звать нас выйти и посмотреть на пожары в садах. Это под адским обстрелом?! Все дружно послали его далеко-далеко. Мы попытались затащить Сулеймана к себе, но тот отчаянно вырывался и ушел! Ушел смотреть пожары.

– Я кайфую! – кричал Сулейман в пустом дворе.

В неимоверном грохоте ему приходилось серьезно напрягать голосовые связки.

– Я кайфую! – слышали мы, лежа на полу в коридоре.

Его голос был то вдали, со стороны садов, то у своего подъезда, совсем рядом:

– Я служил в Советской армии. ВДВ! Я не боюсь.

Мансур пробрался к буфету и включил песни Т. Муцураева. Сделал сильный звук. Наш испуганный шепот, взрывы, звуки выстрелов и голос певца вдруг объединились. Стали музыкой войны!

Раздался торопливый стук в дверь. Пришел Аладдин! Я подумала, что схожу с ума. Что это мерещится. Он живым прошел через этот ад! Как?! Такая бомбежка! А он добрался из горящего центра в наш район! Думал – мы голодаем! (Лежал по дороге в какой-то канаве, весь грязный.) Он раздобыл и принес нам темный “кирпичик” военного хлеба! Аладдин был весь в грязи, в колючках, рассек руку. Но он – дошел! Честно говоря, умирать мне совсем расхотелось!

Царевна Полина-Будур

26.11.

Вчера под бомбежкой мы поели. Не один раз, а два! Потом чистили и частично стирали одежду своего гостя.

Аладдин, разумеется, ночевал на диване, а мы теснились с мамой на ее кровати, под окном. Хитрость заключалась в том, что кроватные ножки мы давно убрали. Наша защита – стена и батарея. Уровень кровати получился значительно ниже подоконника, почти на полу.

На узкий подоконник, баррикадой, мы пристроили полки с книгами (от осколков!). Получилось: всегда темно. Зато безопасно! Проснувшись, мы занялись перестановкой. Дружно, втроем сдвинули книжный шкаф, загородили им диван. Конечно, от снаряда шкаф с книгами не спасет, только от железной “мелочи”.

После утреннего завтрака мы занимались. Писали грамматические упражнения, заучивали слова. Я пыталась читать на чеченском языке. Затем на арабском. Аладдин внимательно слушал. Наконец он похвалил меня!!!

Потом он рассказал, что несколько лет не жил дома. Часто находился отдельно от семьи – в интернате. Пожаловался, что этой осенью застудил почки, болеет. Мама растерла его мазью от радикулита. Велела обвязать поясницу платком. Схитрил он или нет, но разжалобил мою маму. Я заметила: она плакала в кухне. И бубнила себе под нос: “Бедные дети! Жизни не видели! И жизни нет!”

Утром Аладдин ходил за мамой хвостом. В коридоре уткнулся носом в ее плечо, как маленький. Потерся щекой и сказал:

– Если честно – я очень жить хочу. Я боюсь! Я даже не женат еще.

Мама ничего не успела ответить – раздался стук в дверь. Очень зловещий – я сразу это почувствовала. Я вышла. В подъезде стояли соседи. Они объяснили: вечером бомба попала в дом рядом. Она пробила два этажа. Соединила их! Погибла Раиса – армянка, которая приняла ислам двенадцать дней назад. Она стояла на молитве. Не прервала ее.

Пожилая чеченка, которая учила Раису азам исламской веры, была с ней. Но испугалась. Выскочила на лестницу, стала спускаться вниз. Эта женщина спаслась! Она всю ночь просидела на куске лестницы. Ее сняли только утром родные, ночью они были в подвале. Пожилая женщина частично потеряла дар речи.

Зеленый осколок попал Раисе в висок. Раису похоронили в свежей воронке, в саду. Через дорогу от ее же дома, под вишней. Аладдин и другие соседи прочитали над ней молитвы.

Необычный приятный запах распространился до погребения от ее тела. Он присутствовал после предания тела земле! Волшебное явление могли бы подтвердить все люди, присутствующие на этих похоронах.

Придя домой, я почувствовала этот запах вокруг себя. Я плакала. Мне все страшнее кого-то терять на этой войне. Аладдин дотронулся до моей руки и сказал:

– Раиса в раю! Прежнее снято с нее в связи с переменой веры. Я уверен! На земле хуже, чем на небе. Не плачь, царевна!

Он попрощался и ушел.

Помогали на похоронах: русский сосед Николай, брат Азы Шахрудин, сыновья чеченочки – соседки, у которой Раиса временно жила. Также Аладдин и Тагир из частного сектора. Были все проживающие в ближайших домах женщины и мужчины. Около двадцати человек!

Стася забрала себе обручальное кольцо Раисы. Сняла с пальца покойной, на память. Я заметила, как горько усмехнулась моя мама, и еще сильнее расстроилась. Столько различной помощи людям успела оказать людям Раиса! Как красиво она умела петь. Своей трагической гибелью она потрясла меня.