Михаил Геллер - Утопия у власти Страница 52

Сразу же после Октябрьской революции, наряду с военным фронтом — против врагов, экономическим фронтом — против разрухи, открывается фронт борьбы с безграмотностью. Выдвигается лозунг ликвидация безграмотности! Используется слово решительное, жестокое — из военного или полицейского словаря.

Задача состояла не столько в том, чтобы научить неграмотных читать и писать, сколько в том, чтобы научить их, через грамотность, правильно думать. «Неграмотный человек, — четко излагает проблему Ленин, — стоит вне политики и поэтому должен выучить алфавит. Без этого не может быть политики». Не менее ясно выражался педагог-коммунист В. Шульгин: Нужно ли бороться с безграмотностью? — Да, — отвечал, — но в первую очередь с политической безграмотностью. В букваре, выпущенном в годы гражданской войны, для обучения неграмотных, первые 13 страниц знакомили с буквами, на 14-ой шел рассказ о кулаках, буржуях и проклятом царском режиме.

Идеолог пролетарской культуры А. Богданов считал, что ликвидация безграмотности и образование народа будет происходить стихийным путем, внутренне саморегулируясь. Прямо противоположных взглядов придерживался Ленин. Декрет СНК «О ликвидации безграмотности среди населения РСФСР», подписанный 26 декабря 1919 г. Лениным, гласил в преамбуле: «В целях предоставления всему населению Республики возможности сознательного участия в политической жизни страны СНК постановил: Все население Республики в возрасте от 8 до 50 лет, не умеющее читать или писать, обязано обучаться грамоте...» Для неграмотных рабочий день сокращался на два часа, с сохранением зарплаты. Но, указывалось в §8: «уклоняющиеся от установленных этим декретом повинностей ... привлекаются к уголовной ответственности». Обучение грамоте становилось обязанностью, долгом, налогом, который требовало государство. Отказ от выполнения этой обязанности становился преступлением.

В 1926 году, когда была проведена первая при советской власти перепись населения, выяснилось, что «ликвидировали безграмотность» 5 миллионов человек. Это значило, что темпы обучения населения страны грамоте после революции, несмотря на пропагандистский шум и грозный декрет, оставались примерно такими же, как и до революции. Темпы эти значительно ускорятся в начале 30-х годов, но это будет связано с интенсивной индустриализацией и урбанизацией.

Пять миллионов научившихся читать и писать не были главным достижением шумной кампании по борьбе с безграмотностью. Важно было то, что внедрялось убеждение, во всех областях жизни лучшее средство — сила, внедрялось убеждение, что без принуждения государства граждане — даже для себя — ничего не сделают. И следовательно — за все нужно быть благодарным государству.

Полосу революционных преобразований в области семейного права завершает новый кодекс о семье и браке, принятый в 1926 году. Одинаково законным считается по новому кодексу и зарегистрированный и незарегистрированный брак. Заявление о прекращении брака мог делать один из членов семьи — муж или жена, даже не уведомляя другого. Заявления о разводе можно было делать в письменном виде: достаточно было послать открытку в ЗАГС. «Три рубля стоит сейчас развод, — писал в «Правде» М. Кольцов. — И больше никаких ни формальностей, ни бумаг, ни вызова, ни даже предварительного осведомления человека, с которым разводишься. Иногда даже на журнал подписаться труднее... За три рубля — почему не баловаться!»

Новый кодекс должен был окончательно разрушить семью, нанести ей смертельный удар, разорвать общественные связи, которые начали восстанавливаться в условиях НЭПа. Борьба с интеллигенцией, разрушение семьи, разрушение морали должны были очистить место для строительства нового общества. Государство, не чувствуя себя еще достаточно сильным, стремится порвать все связи между людьми, чтобы человек оставался один на один с государством. «Родительский авторитет? — Нет его, — констатирует старый большевик П. Лепешинский. — Авторитет религии? — Нет его. — Традиции? — Нет их. — Моральное чувство? — Но старая мораль умерла, а новая еще не народилась».

Утверждения Лепешинского в середине 20-х годов выражали пожелания большевика и не отражали всю действительность. Деревня, а подавляющая часть населения жила в деревне, оставалась оплотом старых авторитетов, старой морали. Литература этого времени показывает, что «новая мораль», прежде всего в форме «свободной любви», проникает в деревню через комсомольские ячейки. Их влияние, однако, остается в этот период незначительным.

Не умирала религия, хотя идет ожесточенная борьба с ней. Разрушаются церкви, арестовываются священники, нарастает антирелигиозная пропаганда. С 1922 года работает издательство «Атеист». С 1923 г. публикуется, выходящая раз в 5 дней, газета «Атеист» и ежемесячный журнал «Безбожник у станка», публикующий карикатуры, напоминающие своей грубостью антисемитские карикатуры гитлеровских изданий. 7 февраля 1925 года Емельян Ярославский, руководитель антирелигиозной пропаганды в стране, основывает Союз воинствующих безбожников. Союз выпускает массовый журнал «Безбожник», рассчитанный на пропагандистов.

Борьба с православной церковью облегчалась благодаря сохранившемуся в ней расколу и неурядицам в верхах патриаршей церкви. В декабре 1926 года был арестован Заместитель Патриаршего Местоблюстителя митрополит Сергий, сосланы другие епископы. Освобожденный в марте 1927 года митрополит Сергий получает разрешение на продолжение деятельности и в июле публикует «Декларацию», которая, по словам историка «превращает церковь в активного союзника советского правительства». Большинство клириков и верных, — продолжает историк, — «поняли, что этот грех был необходим для спасения церкви от смерти». Епископы, сосланные на Соловки, не одобряя принцип «Декларации», призвали сохранять единство церкви. Несмотря на «духовно-нравственную катастрофу» Русской церкви, религия продолжает оставаться преградой на пути к разрушению общества, к созданию «нового человека». Религия продолжает оставаться традиционной моделью, существование которой рядом с новой моделью человека позволяет делать сравнения, выбирать. Но партия не складывает оружия. «Подавили ли мы реакционное духовенство? — спрашивает товарищ Сталин в 1927 году. И отвечает: — Да, подавили. Беда только в том, что оно не вполне еще ликвидировано. Антирелигиозная пропаганда является тем средством, которое должно довести до конца дело ликвидации реакционного духовенства». Сталин объясняет положение американской рабочей делегации, но не добавляет, что кроме пропаганды, «дело ликвидации» ускорялось активным вмешательством органов.

Эмиграция

В «годы ожидания» существует еще одна возможность сравнения: продолжает оставаться открытой форточка на Запад. С конца 1922 г. выезд заграницу на определенный срок становится явлением распространенным: выезжают по делам инженеры, советские торговцы и нэпманы, но выезжают и писатели, артисты, ссылка за границу становится наказанием для опальных партийных деятелей. Запад был всегда для русских местом привлекательным и враждебным; в эти годы, однако, он становится значительно более свойским: там существует огромная колония эмигрантов. Поощрение советскими властями сменовеховских тенденций выражается в создании газеты «Накануне», редакция которой находилась в Москве и Берлине, в разрешении советским писателям публиковать свои книги в Москве, Берлине, Праге, Риге. Встречи с эмигрантами прямо не запрещались и не карались после возвращения советских граждан на родину. Кинопрокатные организации, в поисках прибыли, охотно покупали заграничные боевики. И «Правда», помещавшая на последней странице рекламные объявления о новых фильмах, тоже в поисках прибыли, не стеснялась печатать портреты Асты Нильсен и Мэри Пикфорд. Непременным аттракционом советских фильмов становятся сцены буржуазного разложения на Западе, преимущественно в «эмигрантских кабаках». И в театрах зрители с удовольствием созерцают, как живет «разлагающаяся, но все еще прекрасная заграница». Партийные деятели ведут оживленную полемику с эмигрантскими политиками, литературные критики пишут о книгах эмигрантских писателей. Тон полемики и критики грубый, злой, насмешливый, победители издеваются над побежденными. Но эмиграция остается в определенном смысле частью жизни советской республики: ее ругают, над ней издеваются, но ее побаиваются. В свою очередь, эмиграция жадно прислушиваясь ко всему, что происходит на родине, менялась под влиянием советских идей, но и влияла на советскую идеологию

Эмиграция была верным отображением русской дореволюционной жизни с ее многочисленными политическими партиями, группировками, религиозными, философскими, литературными течениями. Революция и гражданская война, поражение и необходимость покинуть родину ожесточили взгляды, усилили непримиримость к противникам, укрепили догматизм. Один из важнейших уроков гражданской войны — поражение антибольшевистского лагеря в результате отсутствия внутри него единства — не был учтен. Оказавшись в эмиграции, политические деятели ведут борьбу прежде всего между собой, одна партия с другой.