Леонид Беляев - Христианские древности: Введение в сравнительное изучение Страница 52

«Византийский временник» был задуман не как исключительно русский журнал, не как «внутреннее» издание одной из местных, национальных школ, но как средоточие византинистики государств, расположенных в пределах бывших владений Византии: Греции, Турции, других стран Средиземноморья.10 В программе не случайно постулировалось подчеркнутое внимание к археологии и всему кругу специальных дисциплин, «данным географии, топографии, этнографии, хронологии, нумизматики, палеографии и других вспомогательных наук, служащих к уразумению Византии». Во второй пол. XIX века русская наука была глубоко вовлечена в изучение церковных древностей Востока и раннего христианства. Русские знатоки церковных древностей часто прежде других осознавали перспективность исследования некоторых районов (например, коптского Египта) и вели там энергичные и эффективные работы за два-три десятилетия до того, как начали разворачиваться широкие европейские и американские научные программы. Грех было не использовать благоприятную для научных исследований общественную и политическую ситуацию.

Глубоко символично, что Русский археологический институт в Константинополе (РАИК, 1894–1914) — первое археологическое учреждение за границей России, подобное существующим по сей день «школам» западноевропейских государств в древних городах (Риме, Афинах, Иерусалиме) — появилось именно в Стамбуле. Использование в названии старого, греческого имени столицы Византии подчеркивало идейную направленность акции (о политической корректности по отношению к Турции думать было не принято). Проект Института в Константинополе готовился в основном силами профессоров Новороссийского университета в Одессе (Н. П. Кондаков, А. И. Кирпичников, Ф. И. Успенский), но в его создании важнейшую роль сыграла инициатива правительства (особенно русского посла в Стамбуле Александра Ивановича Нелидова), поддержанная вел. кн. Константином Константиновичем.11

Деятельность РАИК, хотя ему и было отпущено всего 20 лет жизни — один из самых замечательных эпизодов в истории русской науки о древностях; многие его проекты существенно изменили традиционные направления научной мысли. Целью было изучение памятников византийского периода, среди которых огромное место занимали, конечно, церковные древности. Во главе Института стоял автор известной трехтомной «Истории Византии», крупнейший историк Ф. И. Успенский, который сумел организовать также изучение «художественной археологии». При РАИК был основан Кабинет древностей, превратившийся скоро в прекрасный музей. Особенно важной и новой была резкая активизация натурных исследований памятников церковной архитектуры и живописи.

В конце XIX — нач. XX в. Константинополь, в сущности, оставался еще «запретным городом» для европейской науки. Недоступность его древностей, и в первую очередь древностей христианских, становилась серьезным тормозом в общем развитии византинистики. Именно Русский институт, благодаря ходу политических событий и дипломатической поддержке, первым из иностранных научных учреждений получил от турецких властей такие права на натурные исследования христианских древностей Константинополя, которые включали ведение археологических раскопок в храмах. Ему выпала честь начать планомерные раскопки церковных памятников раннехристианского Стамбула.

Первыми были раскрыты остатки храма Студийского монастыря (мечеть Имрахор-Джами, пострадавшая от землетрясения 1894 г.).12 Во главе исследований стояли молодой секретарь РАИК Б. А. Панченко и бессменный художник Института Николай Карлович Клуге. Раскопки были удачны. Удаление поздних кладок и слоев открыло хорошо сохранившуюся базилику V в. с мозаичными полами, руины которой с тех пор изучали неоднократно. У восточной стены южного нефа найдены «игуменские могилы с останками»; а рядом — поздневизантийский склеп-оссуарий, сооруженный, видимо, после разграбления храма крестоносцами в начале XIII в. (туркам скрытые раствором могилы и склеп остались неизвестны). Склеп перекрывали известняковые плиты с замечательными рельефами. Но материалы раскопок опубликованы не были и в основном пропали. Текущие сообщения о работах и целая книга, посвященная иконографии обнаруженных позднеантичных рельефов, этих утрат возместить, конечно, не могут.13

Серьезная натурная фиксация монументальной живописи и архитектуры, не связанная с раскопками, была проведена в монастыре Хора (Кахрие-Джами) в 1899–1903 гг.14

Сотрудники Института начали в Константинополе целый ряд проектов, которым суждено было большое будущее, — но довести их до конца русской науке, увы, не было суждено. РАИК вел активное наблюдение и, как сказали бы сегодня, «экспресс-работы» на объектах строительства, при которых открывались одна за другой древние церкви.15 По этим наблюдениям, данным, собранным предшественниками при строительных работах в Стамбуле, и письменным источникам Б. А. Панченко приступил к капитальному своду материалов для исторической топографии города (чуть ли не единственным сводом тогда еще была книга великого французского византиниста XVII в. Шарля Дюканжа «Христианский Константинополь»), Однако материалы почти полностью погибли, а поставленную задачу суждено было выполнить другим.16 При очистке города после пожара 1912 г. Панченко провел особенно широкие наблюдения и зафиксировал остатки Большого дворца, а с началом строительства в его зоне (1914) получил разрешение на частичные архитектурные исследования, но из-за политической обстановки не смог их развернуть.17

Поле работ РАИК не ограничивалось Константинополем, речь с самого начала шла именно о всей территории Османской империи и шире — о всем «византийском пространстве» (до создания Института существовали даже проекты поместить центр прямо в Иерусалиме). РАИК стремился собрать информацию о наиболее перспективных памятниках, его члены проверяли традиционные и разрабатывали новые маршруты «археологических путешествий», проводя экспедиции по всему Средиземноморью, причем часть проектов по разным причинам осталась неосуществленной (например, русско-французская экспедиция на Афон).18 Собираемые материалы публиковались в «Известиях РАИК», прекрасных сборниках и монографиях по церковным памятникам Византии (храмам, их росписям и мозаикам; рукописям; материалам археологических исследований — таким, например, как раскопки в Плиске). Всего было издано 16 капитальных томов (хотя издание, как все почти фундаментальные научные труды, расходилось плохо).19

В октябре 1914 г. Турция вступила в мировую войну и деятельность институтов стран Антанты на ее территории была приостановлена. Имущество РАИК эвакуировали, но не совсем удачно (директор впоследствии вынужден был оправдываться в своих действиях распоряжениями свыше). 0 Последней акцией, осуществленной на средства РАИК уже после его эвакуации в Россию, стала экспедиция в оккупированный русской армией Трапезунд (см. ниже). Попытки восстановить РАИК предпринимались в советское время (первая в 1920-х гг., затем в 1945 г.), но безуспешно.21 Структуры, подобные РАИК, в известной мере были функцией политических интересов России и ее орудием в конкурентной борьбе с западными державами на Ближнем Востоке, что напоминает «военно-археологическую» стратегию Франции и «дипломатико-разведывательную» археологию, типичную для Англии. Однако со временем высокий научный уровень РАИК и вклад в исследования полностью заслонили его «геополитическое» значение.

2. Паломники, писатели, исследователи[78]

Феномен успеха РАИК был подготовлен долгим, глубоким и всесторонним интересом России к христианскому Востоку. Конечной целью движения виделся при этом не столько Константинополь, сколько Иерусалим. Для православных его значение как священного города, естественной главной точки паломничества не ослабло ни в XVIII, ни в XIX в. (заметим, что «хождения» — один из немногих жанров, непосредственно перешедших из древнерусской литературы в художественную прозу XVIII–XX вв.). С конца XVII — нач. XVIII в. можно наблюдать постепенную трансформацию паломничества как духовно-познавательного путешествия. Посещающие святые места демонстрируют пробуждение научного интереса к древностям, стремятся включить их описания в текст записок (например, Ипполит Вишенский в «хождении» 1708 г. с характерным названием «Пелгримация или Путешественник… во снятый град Иерусалим» упоминает рукописи монастыря св. Екатерины).

Развитие дипломатической, торговой и военной деятельности породило настоящую моду на путешествия и их описания. Тексты путевых журналов и дневников становились крупными явлениями в русской путевой прозе. Из сочинений, наследующих жанр средневековых хождений, можно назвать «Странствования Василия Григоровича-Барского по Святым местам Востока с 1723 по 1747 г.», «Путешествие по Святой Земле в 1835 году Авраама Норова», менее известные «Путевые заметки о Сирии и Палестине» 1844–1847 гг.», и, конечно, популярнейшее чтение середины XIX в. — «Путешествие ко Святым местам в 1830 году» А. Н. Муравьева, светского писателя, много сделавшего для распространения религиозных знаний в России.22