Идеология и филология. Ленинград, 1940-е годы. Документальное исследование. Том 2 - Петр Александрович Дружинин Страница 52

Папковского – “в 6‐м томе нет Пушкина” – прозвучала в ином аспекте, чем у В. А. Десницкого, который действительно сказал “Пушкина там нет” очень тонко и очень справедливо, имея в виду эстетический анализ. Но, если “нет Пушкина в 6‐м томе”, то нет литературы и в 10‐ти томах. Марксистская эстетика так мало разработана, что все наши исследования страдают одним недостатком – нет эстетической оценки. 6‐й том был написан целиком до войны – писали Слонимский, Якубович, А. С. Орлов. Комментарии Винокура[337] основаны на тщательном формалистическом анализе и социологизировании, идущем от Покровского. Отдельные хорошие статьи, например, статья Мейлаха, тонут в общем море. Нам с Мейлахом, как редакторам тома, пришлось проделать огромную работу, исключить все моменты компаративистского характера. Из противоположного лагеря слышались вопли – “Куда вы дели Байрона и Шекспира?” Но и Байрона, и Шекспира мы оставили в меру научной необходимости. Редактура закончена. Мы с Мейлахом, – говорит Б. П. Городецкий, – несем ответственность за то, что явных моментов компаративизма в 6‐м томе нет. Том будет еще прочитан главным редактором Л. А. Плоткиным и другими членами редакции»[338].

Но основные мысли выступавших были связаны с предстоящим заседанием Ученого совета.

Б. П. Городецкий: «Что касается завтрашнего Ученого Совета, то необходимо вызвать профессоров на дискуссию, иначе они, как и всегда, будут “со всем согласны” на словах, но по существу ведь Азадовский, Жирмунский, Алексеев до сих пор не перестроились»[339].

А. И. Перепеч: «На Ученом Совете коммунисты должны выступить обоснованно, конкретно. Следует выступить Базанову, Ширяевой, Бушмину, Григорьяну, Бурсову и другим и говорить об ошибках в работах наших ученых, а не сваливать эту критику на одного Плоткина»[340].

Заключительное слово Л. А. Плоткина: «У нас имеется два типа выступлений: на закрытом партийном собрании высказываются горячо, а на открытых собраниях предпочитают “обтекаемую форму”. Все мы знаем, что такие люди, как Жирмунский, Томашевский, Азадовский, Алексеев, допускают ошибки в своих работах. Мы должны вскрывать их ошибки, помогать перестраиваться, а не гнать их из Института. Действительно ли есть у нас такие “группки”, семейственность? Полагаю, что нет. Не Бялый ставил вопрос об отчислении Рязанова, а другие люди, и нет оснований ставить вопрос о травле. Выносить такие моменты на Ученый Совет, конечно, нельзя. Есть у нас еще борьба двух направлений, более трудная, чем в биологии, и нам необходимо усилить всемерно борьбу за марксистские позиции в литературоведении»[341].

Собрание закончилось принятием резолюции, тон которой был достаточно сдержанным, не отражал серьезной полемики партсобрания и носил преимущественно констатационный характер.

Ученый совет пушкинского дома. День первый

23 октября 1948 г. начались масштабные направляющие мероприятия в академических учреждениях города:

«Итоги августовской сессии Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук имени Ленина являются исторической вехой не только биологии, но и других отраслей советской науки. Под знаком усиления борьбы с идеалистическими реакционными течениями проходят сегодня заседания ученых советов Института языка и мышления имени Марра, Ленинградского отделения Института русского языка, Института истории материальной культуры и Института литературы Академии наук СССР.

На совместном заседании работников Института языка и мышления и русского языка с докладом выступил Герой Социалистического Труда академик Мещанинов.

В Институте литературы доклад сделал профессор Плоткин. Он резко критиковал забвение принципа партийности советской науки авторами первых томов “Истории русской литературы”, выпущенных институтом. Критике подверглись также проявления буржуазного объективизма и другие идеологические ошибки в сборнике “Русская литература на Западе” и монографии профессора Векслера об Алексее Толстом. Одним из важнейших выводов дискуссии о биологической науке является требование о решительном повороте к современности. Профессор Плоткин указал на необходимость усилить изучение советской литературы и организовать сектор новейшей литературы института – сектор современной советской литературы.

В прениях по докладу выступил Лауреат Сталинской премии профессор Мейлах, член-корреспондент Академии наук СССР Жирмунский, московский литературовед профессор Бродский и другие»[342].

Особенную актуальность этому заседанию добавляло то обстоятельство, что 10 октября 1948 г. партийная газета «Культура и жизнь» посвятила деятельности Института литературы большую статью, озаглавленную «За марксистскую историю литературы». Ее авторы – М. Кузнецов (участник «дискуссии» о Веселовском) и М. Козьмин[343] – были типичными представителями когорты партийно-имлийских литературоведов, которые подобно льду сковывали всю науку о литературе послевоенных лет. В этот раз под перо начинающих литературоведов попала многотомная «История русской литературы», издание которой Пушкинский Дом предпринял по инициативе М. Горького и с 1941 г. по 1948 г. выпустил в свет пять томов – половину намеченного.

Авторы отмечали, что в контексте времени хотя бы от последних томов «следовало ожидать решительного разгрома враждебных антинародных “теорий”, всячески искажавших действительный ход развития нашей литературы и принижавших ее значение, оригинальность и самостоятельность»[344], однако не смогли найти подтверждений таким ожиданиям. Критикуя многочисленных авторов «Истории русской литературы» (В. П. Адрианову-Перетц, И. П. Еремина, А. С. Орлова, Г. А. Гуковского и проч.), они без особого труда поставили свой диагноз: «Забвение принципа партийности советской науки – таков основной порок “Истории русской литературы”. Оно является источником всех тех ошибок, которые явились вольной или невольной уступкой объективистскому, идеалистическому литературоведению»[345].

Естественно, что обсуждение этой статьи также вошло в повестку предстоящего собрания.

О заседании Ученого совета ИЛИ АН СССР, прошедшего в два дня – в субботу 23 и во вторник 26 октября, можно судить по сохранившейся стенограмме. Первоначально предполагалось уложиться в один день, но из-за обилия желающих выступить в прениях, а также из-за сложностей, возникших в процессе согласования заранее заготовленной резолюции с мнением присутствующих, было решено продолжить работу.

Необходимо отметить, что руководство института настойчиво просило «специалистов по критике» воздержаться от нападок на Б. М. Эйхенбаума, который 26 июля перенес инфаркт миокарда, после чего полтора месяца провел в постели[346]. Насколько была услышана эта просьба, можно судить по выступлениям.

В своем докладе и. о. директора института Л. А. Плоткин, в частности, сказал:

«Доклад т. Лысенко, одобренный ЦК ВКП(б), решения сессии ВАСХНИЛ имеют поистине историческое значение: они подвели итоги многолетней борьбы в области биологии и, полностью разгромив реакционное направление формальной генетики, принесли собой [sic!] подлинный триумф мичуринского диалектико-материалистического направления.

Какие же выводы должны быть сделаны нами, представителями другой научной специальности, из этих больших событий, применительно к нашей науке?

1) События на биологическом фронте прежде всего со всей остротой поставили вопрос о борьбе двух течений в науке – материалистического и идеалистического. Дискуссия еще раз с исключительной ясностью и силой показала всю плодотворность для науки марксизма-ленинизма и вместе с тем всю порочность и