Руслан Скрынников - Иван Грозный Страница 54

Грозный отличил казначея Никиту Фуникова, имя которого как верного слуги упомянул в послании Курбскому. Но Генрих Штаден особо отметил, что казначеи Фуников и Тютин всячески утягивали от простонародья третью деньгу и «хорошо набили свою мошну». Дьяк Иван Булгаков-Коренев сидел в приказе Большого прихода.

Сюда стекались доходы из разных городов и уездов. Серебряные деньги поступали и взвешивались так, что одна шестнадцатая веса оказывалась в утечке еще до записи их в ведомость, а при раздаче денег из приказа не хватало уже одной десятой. В других приказах, как свидетельствовал Штаден, «дело шло тем же порядком».

По происхождению приказные люди были разночинцами. Казна не желала тратить большие средства на содержание приказов, а потому платила дьякам небольшие оклады, а подьячим и писцам и вовсе нищенские. Неудивительно, что приказные чиновники спешили использовать полученные должности, чтобы обогатиться.

У дьяка Андрея Щелкалова дед был конским барышником, а отец поначалу был священнослужителем, а потом — дьяком. После многих лет службы Щелкаловы стали обладателями огромных богатств. Царь взыскал с Андрея Щелкалова штраф в 5000 рублей. Не все удельные князья располагали такими деньгами.

За два десятилетия приказная система обросла плотной коростой мздоимства и продажности. Ни одно дело не решалось без посулов и взяток. Вместе с приказами родилась знаменитая московская волокита.

В Поместном приказе, повествует Штаден, сидел дьяк Василий Степанов; он занимался раздачей поместий, половину нужно было у него выкупать, «а кто не имел чо дать, тот ничего не получал». В Разрядном приказе за взятку можно было откупиться от воинской службы. В Разбойном приказе сидел дьяк Григорий Шапкин. В его приказе убийца мог откупиться от наказания и вдобавок оговорить как соучастника богатого купца, чтобы заставить и его раскошелиться. «Так эти великие господа добывали себе деньги».

Даже в Челобитенном приказе, учрежденном для контроля за исполнением законов и восстановлением справедливости, заверку на жалованных царских грамотах можно было получить только за деньги. Приказные любили присказку «рука руку моет».

В каждом приказе были два сторожа. Чтобы войти в приказную избу, надо было заплатить им деньги. У кого не было денег, просили пустить их Христа ради.

Таких, отмечает Штаден, пускали в приказ.

Если взятка не удовлетворяла чиновника, он не принимал ее у просителя, и тот «оставался с носом» (подношением), а его дело откладывали на длительный срок. Подсудимый, признанный виновным, мог добиться пересмотра судебного решения, вызвав противника на поединок. Имея деньги, он нанимал бойца или подкупал бойца противника. Победу в поединке приписывали воле Божьей. Так правый мог стать виноватым.

Штаден дал уничтожающую характеристику главным московским дьякам. И лишь о печатнике Иване Висковатом он не мог сказать ничего дурного, кроме того, что он был человеком гордым и по месяцу держал у себя грамоты, которые надо было скрепить государственной печатью.

Грозный прощал дьякам «худородство», но не прощал казнокрадства и «кривизны суда». Он примерно наказывал проворовавшихся чиновников и взяточников.

Рассказывали, будто он велел предать самой мучительной казни — четвертованию — дьяка, взявшего в неправом деле взятку в виде жареного гуся, набитого серебряными монетами.

Показные строгости не помогали изжить лихоимство. Впрочем, в деятельности приказных государь видел худшие грехи, чем взятки и волокита. В глазах самодержца главным пороком новой системы управления было то, что приказы непосредственно подчинялись Боярской думе и служили для нее канцелярией.

В ходе розыска об измене конюшего Федорова были казнены знаменитый дьяк Иван Выродков, казначей Хозяин Тютин, несколько других высших приказных чинов.

Грозный перестал видеть в приказных верных слуг и казнил их как пособников заподозренных в измене бояр. Тучи над головой высших приказных чинов стали сгущаться уже в 1568 г., но гром грянул лишь через два года.

Приказная система управления отвечала вновь возникшим историческим условиям.

Однако она была очень далека от замысла идеального образца.

Казни приказных свидетельствовали о том, что Грозный перестал питать иллюзии по поводу предназначения и роли нарождавшейся в России бюрократии, принадлежавшей к самой образованной части общества.

Судьба княжат

Казнив Федорова-Челяднина, опричники обезглавили земское правительство. Однако земщина все еще располагала военными силами, многократно превосходившими опричный корпус. Это обстоятельство было предметом постоянной тревоги царя.

Историки много лет спорят, когда Грозный забрал в опричнину Ростов и Ярославль и были ли эти города опричными вообще. Недавняя архивная находка Ю.В. Анхимюка, по-видимому, может положить конец спорам. В рукописи XV — XVI вв. были обнаружены заметки летописного типа, повествующие о временах Грозного. Они размещены на чистых листах в конце объемистой книги духовного содержания.

Твердый аккуратный почерк заметок свидетельствует о том, что их автор был грамотеем. На л. 231 об. он сделал запись, важную с точки зрения атрибуции источника: «Биет челом государю пресвященному арьхискуп Никанъдру Ростовскому».

Никандр умер 25 сентября 1566 г., а это значит, что автор затеял летописную работу ранее 1566 г. Обращение к Никандру наводит на мысль о принадлежности книжника к духовному чину. Рукопись с заметками хранилась в библиотеке Кирилло-Белозерского монастыря. Не был ли автор монахом этой обители?

Наибольший интерес представляют пять заметок, относящихся к 1568 — 1569 (7077-7078) гг. и связанных с опричниной. Одна из заметок гласила: «Лета 7070 седмаго геньваря в 21 день възял царь и государь княз велики Иван Васильевичь Ростов град и Яраславль в опришнину на память преподобнаго отца нашего Максима Исповедника». Факт перехода Ростова и Ярославля в опричнину подтвердили в своих «Записках» Таубе и Крузе, опричные советники Грозного.

Зачисление Ростова в опричнину непосредственно затронуло Кирилло-Белозерский монастырь. Ростовский владыка носил титул архиепископа Ростовского, Ярославского и Белозерского, и Кириллов находился в его ведении. Внимание летописца к опричнине было обусловлено тем обстоятельством, что как раз в 1569 г. царь вместе со своим опричным окружением все лето провел в Вологде и посетил Кирилло-Белозерский монастырь, где пожертвовал братии 500 рублей на украшение отведенной ему на случай пострижения кельи.

Одна из летописных заметок была посвящена смерти царицы Марии Черкасской, она появилась на свет, видимо, в связи с тем, что царица сопровождала мужа в Вологду и Кириллов и там занемогла. Богомолье не принесло ей облегчения. Больную повезли из Вологды в Слободу, где она умерла осенью 1569 (7078) г. Летописец точно указал год смерти Марии. Ниже помещена запись о гибели царского брата князя Владимира «от государьские опалы царевы». И в этом случае книжник верно определяет дату смерти члена царской фамилии — осень 7078 г. Сделанные наблюдения подтверждают достоверность найденных летописных заметок.

Что побудило Грозного значительно расширить личные владения? Прежде всего он стремился укрепить военные силы опричнины. Опричные бояре провели в этих городах «перебор людишек», благодаря чему удельное воинство получило значительное подкрепление.

Другая цель была обусловлена возвратом опричного правительства к антикняжеской политике. Вместе с конюшим Федоровым опричники казнили в 1568 г. самых видных из казанских ссыльных: боярина князя Андрея Катырева— Ростовского и князя Федора Троекурова-Ярославского, князя Василия Волка-Ростовского, трех князей Хохолковых-Ростовских, князя Александра Ярославова-Ярославского, Данилу Сицкого-Ярославского, Данилу Ушатого Ярославского, князя Федора Сисеева-Ярославского, князя Михаила Засекина, Ивана Смелого Засекина и Семена Баташева Засекина.

Описанные казни и зачисление в опричнину Ростова и Ярославля сводили на нет результаты амнистии 1566 г. Однако преувеличивать значение новых выселений не следует.

Опричнина обострила земельный голод. Множество дворян лишились имений и стали добиваться компенсаций. Без земли они не могли нести службу. Уложение 1562 г. предписывало пускать конфискованные княжеские вотчины в поместную раздачу. В соответствии с Уложением власти успели раздать многие конфискованные у ссыльных княжат вотчины новым владельцам.

Возвратившимся из Казани лицам либо возвращали их родовые земли, либо предоставляли в виде компенсации вотчины в разных уездах государства. Новые выселения коснулись, естественно, только тех, кто вернулся на родовые земли.

Больше половины ростовских князей и многие ярославские князья перешли на службу в другие уезды задолго до опричнины. Эту категорию новые выселения никак не затрагивали.