Сергей Смирнов - Рассказы о неизвестных героях Страница 54

План, родившийся у Романова и Мельника, на первый взгляд был прост: бежать из лагеря, проникнуть ночью в порт, спрятаться на шведском пароходе и добраться на нем до одного из портов Швеции. Оттуда можно с британским судном добраться до Англии, а потом с каким-нибудь караваном союзных судов прийти в Мурманск или Архангельск. А затем опять взять в руки оружие и уже на фронте расплатиться с гитлеровцами за все, что пришлось пережить в плену. Столько ненависти скопилось за это время в душах пленных, что они готовы были даже проплыть вокруг света, лишь бы потом сойтись со своим врагом грудь с грудью, держа оружие в руках.

Но между замыслом и его осуществлением лежала целая пропасть. Как ускользнуть от многочисленной и бдительной лагерной охраны? А если это удастся — как спрятаться от погони: ведь по крайней мере два-три дня эсэсовцы с собаками будут искать их следы. Как потом переплыть Эльбу, очень широкую здесь, у своего устья, и проникнуть на огороженную и строго охраняемую территорию порта? Охраняется не только сам порт — эсэсовские часовые круглые сутки дежурят у каждого иностранного судна. Как попасть на пароход? И, наконец, как спрятаться там, чтобы не нашла команда, не обнаружили эсэсовцы? Пленным было известно, что эсэсовские наряды с собаками дважды тщательно обыскивают сверху донизу каждый пароход, уходящий из Германии: здесь, в Гамбурге, перед его отправлением, и в Киле, откуда он уже идет прямо в Швецию.

Все, что можно было заранее предвидеть, они обдумали и обсудили. Остальное решал случай. Они знали, чем рискуют: лишь за месяц до того в лагере были повешены двое пойманных после неудачного побега.

Бежать решили вдвоем — так было легче скрыться. Приготовили даже оружие, два самодельных ножа, тайно выточенных из кусков железа во время работы в порту. Они поклялись друг другу: если один из них в побеге струсит, смалодушничает, второй должен заколоть его этим ножом. Мрачная клятва была дана отнюдь не из любви к романтике; друзья шли почти на верную смерть и связались нерасторжимыми узами — трусость одного означала гибель другого, и суровый закон военной справедливости оправдывал такую кару.

25 декабря 1943 года стояла ненастная дождливая погода. Смеркалось рано, и пленных гнали с работы из порта уже в темноте. Путь в лагерь проходил через неширокий и темный тоннель.

Едва люди втянулись во мрак тоннеля, Романов и Мельник выскочили из строя и замерли, притаившись за каменным выступом стены. Конвоиры прошли мимо, не заметив этого мгновенного броска двух пленных. Гулкий стук деревянных колодок стих вдали, и друзья остались одни.

Стремглав они бросились назад, к берегу Эльбы. Там, у самой воды, стояли разбомбленные во время авиационных налетов кирпичные коробки бывших складов. В залитом водой подвале одного из них им предстояло просидеть двое суток, чтобы эсэсовцы отказались от их поисков.

Двое суток в ледяной декабрьской воде были нестерпимой мукой для обессиленных людей. Мучительнее всего было в часы, когда на море начинался прилив. Вода в устье Эльбы при этом тоже прибывала, и уровень ее в подвале поднимался. Более слабый Мельник иногда терял сознание, и Романов поддерживал его, а когда вода убывала, принимался растирать товарища.

Они выждали свой срок. На вторую ночь, надеясь, что их уже перестали искать, беглецы выползли из убежища в складское помещение, кое-как обсушились и вышли на берег.

Порт был на той стороне Эльбы. Противоположный берег терялся в темноте; они помнили, как широка в этом месте река. И оба поняли, что им не переплыть ее — слишком много сил стоило им двухсуточное пребывание в ледяной воде без крошки пищи. Недалеко был длинный мост, ведущий прямо к воротам порта. Но мост охраняется часовыми — по нему не пройти незаметно. Только какой-нибудь случай мог помочь, и они, в глубине души вовсе не рассчитывая на чудо, все-таки поплелись в сторону моста.

Друзья залегли у дороги в нескольких сотнях метров от будки часового, охранявшего вход на мост. Где-то на дальней окраине города шарили в небе прожекторы и слышалась пальба зениток: в воздухе были англо-американские самолеты.

И вдруг вдали послышался стрекот моторов и лязг гусениц на камнях дороги, и беглецы увидели узкие синие полоски света. Это шла на погрузку в порт колонна танкеток с притушенными маскировочными фарами.

Романову уже приходилось видеть эти танкетки, и он помнил, что позади у них приварены крюки, видимо для буксировки. План действий родился мгновенно, и Романов в двух словах изложил его Мельнику. Это был счастливый случай, может быть единственный шанс попасть в порт.

Надо было догнать танкетку и повиснуть на крюке. Машины шли с интервалом в 50-100 метров. Синий свет позволял водителям видеть только на 2–3 метра вперед. Опасность заключалась только в том, что часовой на мосту мог освещать фонариком каждую машину и увидеть беглецов. Впрочем, об этом не приходилось долго раздумывать: разве весь их побег не был сплошным риском и цепью случайностей?

Первым метнулся на дорогу Романов. На бегу нащупав крюк, он повис на нем и даже нашел какую-то опору ногам — неширокий выступ металла. Мельник сумел также подцепиться к следующей танкетке.

К счастью, фонарик часового мигнул только один раз — когда прошла головная машина. В воздухе гудели самолеты, и охранник явно боялся лишний раз включить свет. Еще не веря своему счастью, Романов и Мельник буквально считали каждый метр мостового настила, уходящего назад под гусеницами. Наконец они въехали в ворота порта. Романов, высмотрев темный закоулок между пакгаузами, кинулся туда. Минуту спустя к нему присоединился Мельник.

Да, счастье пока что сопутствовало им. Они перебрались через мост и даже оказались внутри порта, благополучно миновав охрану. Теперь оставалось последнее и самое трудное.

Они хорошо знали причал, где должен стоять шведский пароход «Ариель»: на нем работали пленные из «Ведделя», и они говорили, что судно простоит под погрузкой еще три-четыре дня. «Ариель» грузился коксом, и Романов с Мельником намеревались, пробравшись в трюм парохода, зарыться в кокс и пролежать там до тех пор, пока судно не минует Кильский канал.

Легко сказать: пробраться на пароход. Когда беглецы, прокрадываясь вдоль стен пакгаузов и перебегая открытые места, вышли, наконец, к месту стоянки «Ариеля», они поняли, как им нелегко будет сделать это.

С парохода на пристань вели единственные сходни, и на середине их маячил часовой-эсэсовец с автоматом. Втянув голову в плечи, он поднял воротник шинели, опустил наушники шерстяного шлема и стоял, повернувшись спиной к холодному ветру, который резкими и шумными порывами налетал с моря, швыряя на пристань густой мокрый снег. Подойти к часовому скрытно было невозможно — он заметил бы опасность, как только беглецы приблизились бы к сходням. Да они и не хотели убивать его, исчезновение часового навело бы эсэсовцев на их след.

Романов и Мельник подошли к самому краю пристани около кормы «Ариеля» и принялись всматриваться в темноту, стараясь определить расстояние до палубы.

Палуба была на метр-полтора ниже уровня пирса. Но пароход стоял поодаль от стенки пристани, и между нею и бортом судна оставалось пространство около четырех метров. Для изголодавшихся, измученных «доходяг» из лагеря такой прыжок казался недосягаемым рекордом. Того, кто не допрыгнет, ожидала десяти-пятнадцатиметровая пропасть и темная глубь ледяной воды у основания пристани.

В ночной тьме они внимательно поглядели друг на друга.

— Надо прыгать! — шепнул Романов.

— Надо! — согласился Мельник. — Давай первый, ты посильнее.

Присмотревшись и выбрав на палубе место, которое показалось ему самым удобным, Романов отошел назад, чтобы разбежаться, и стал пристально вглядываться в едва различимую фигуру часового на сходнях. Солдат ничего не слышал — он по-прежнему, ссутулившись, стоял спиной к ветру, может быть, даже задремал.

Романов дождался, пока вдоль пристани помчался новый порыв ветра со снегом, заглушающий все звуки, и стремительно кинулся вперед. В этом последнем неистовом толчке о край пристани была сейчас вся его жизнь.

Он не допрыгнул до палубы, упал грудью на край металлического борта, но успел ухватиться за него руками. Удар был таким сильным, что на миг Романов потерял сознание. Однако руки, управляемые, видимо, уже одним инстинктом, продолжали цепко держаться за борт. В следующий момент Романов пришел в себя, с судорожным усилием подтянулся, перекинул ногу через борт и встал на палубе.

Первым делом он опять поглядел на часового — не слышал ли тот звука удара. Часовой стоял неподвижно, как чучело. С пристани, пригнувшись, смотрел на палубу Мельник. Романов ободряюще замахал рукой, и тот исчез из виду — отошел, чтобы разбежаться.

Он прыгнул даже лучше, чем Романов; тот, подхватив на лету товарища, втащил его на палубу. Вокруг не было ни души — команда спала, а вахтенный, верно, ничего не заметил.