Х. Льоренте - История испанской инквизиции. Том II Страница 54

IX. Возможно ли, что подобные показания явились достаточными для доноса в святой трибунал на Антонио Переса как на виновного в преступлении ереси? Мог ли бы я об этом подумать, если бы сам не видел свидетельствующих об этом документов? Ничего не забыли в этой интриге, чтобы объяснить задержание Переса такой причиной, которая сделала бы его арест законным. Регент Хименес де Арагуэс получал приказы маркиза д'Альменара, которому ежедневно сообщал все происходившее с узником. Маркиз посылал корреспонденцию графу де Чинчону, а тот сообщал ее королю. Они условились навсегда лишить свободы Антонио Переса и даже умертвить его, а если возможно, присудить его к смерти с видимостью правосудия.

X. В этот план можно поверить, если мы припомним, что произошло в Мадриде, особенно после смертного приговора, вынесенного 1 июля 1590 года: бегство Переса в Арагон, указ об отправке документов его процесса в Сарагосу и, наконец, результат этих недостойных происков, так ярко обнаруживший его невиновность, что король счел себя обязанным отказаться от требования казни. Если ко всем этим обстоятельствам прибавить, что другое дело, а именно дело розыска, угрожало Пересу смертной казнью, я думаю, что самая суровая критика не поколеблется допустить, что обвинение в ереси было только политическим средством, придуманным четырьмя агентами короля, которые сумели использовать показания, доставленные им случаем. Правда, они не осмелились представить их как окончательные. Но они воображали, что, как только святой трибунал начнет процесс, появятся новые средства усилить обвинения и сделать положение Переса более критическим.

XI. Инквизиторами Сарагосы были дом Альфонсо Молина де Медрано и дом Хуан Уртадо де Мендоса. Последний был кузеном маркиза д'Альменара. Другой инквизитор — человек безнравственный и интриган, стремившийся любым способом добиться епископства. Маркиз поэтому оказывая ему даже больше доверия, чем своему родственнику, который был менее образован, тем более что добрый характер делал его негодным для роли гонителя. Действительно, дом Хуан избегал, насколько было возможно, принимать какое-либо участие в этом деле и вскоре даже стал исполнять обязанности инквизитора в другом трибунале.

XII. Молина получил от регента письмо и сопровождавшие его показания. Вместо того чтобы сообщить их трибуналу, он с первым курьером послал их главному инквизитору дому Гаспару де Кироге. Маркиз д'Альменара уведомил об этом графа де Чинчона, а тот — короля, который, посоветовавшись с кардиналом, приказал принять надлежащие меры для констатирования проступков, совершенных Пересом против религии, с целью подвергнуть его за это каре. Эти распоряжения монарха неизбежно должны были повлечь за собою гибель Антонио Переса. Таким образом, мы узнаем, что искать убежища против несправедливого преследования своего государя в иноземной стране, где живут еретики, есть настоящее преступление ереси. Как земля может носить на себе чудовища, которые изобрели эти принципы? Однако они живут безбоязненно и умирают без угрызений совести. 5 марта кардинал Кирога предписал сарагосскому трибуналу, чтобы инквизитор Молина один принимал показания свидетелей, а инквизиторы рассмотрели бы их без участия епархиального благочинного и юрисконсультов и послали их в Мадрид со своим мнением.

XIII. 20 марта допрошено было десять свидетелей. Антонио Перес знал имя и звание некоторых из них, даже (согласно тому, как он передает в своих Реляциях) сущность их показаний.

Однако он никогда не узнал главных обвинений, которые послужили основанием для его процесса. Диего Бустаманте, его слуга, и Хуан де Басанте, учитель латинского языка, которые часто видели его в тюрьме, привели тезисы, которые в целом ничего не доказывали против него; будучи изолированы, они представляли смысл, способный придать видимость справедливости намерению, принятому против Переса.

XIV. Трибунал передал осведомление главному инквизитору, а тот — брату Диего де Чавес, духовнику короля, им же государь воспользовался в 1574 году для квалифицирования Каррансы еретиком и в 1585 году для захвата у жены Переса писем, которые Его Величество писал ему, когда тот был министром. Брат Диего де Чавес выбрал из этого документа четыре тезиса, приписанных Пересу, для их квалификации против автора, и один тезис Майорини с тем же намерением.

XV. Тезис Майорини сводился к непристойным словам, которые итальянцы в раздражении имеют привычку произносить, намекая на детородные органы Бога, pota di Dio, род божбы, которая вырывалась у Майорини во время проигрыша, или pota di Madonna. Эти слова, вырвавшиеся у Майорини, были квалифицированы как еретическое богохульство, достаточное, чтоб мотивировать заключение подсудимого в тюрьму святого трибунала; таким образом, его процесс составлял одно целое с процессом Антонио Переса, против которого квалификатор Чавес установил следующую оценку.

XVI. Первый тезис, извлеченный из показаний Диего де Бустаманте: «Некто говорил Пересу, чтобы он не отзывался дурно о доне Хуане Австрийском; Перес отвечал: „После того, как король упрекнул меня, извратив смысл написанных мною писем и нарушив тайну совета, справедливо и дозволительно мне оправдываться, никого не уважая и не щадя. Если бы Бог Отец захотел помешать этому, я бы ему отрезал нос за то, что он допустил, что король выказал себя таким непорядочным рыцарем по отношению ко мне“». Квалификация: «Этот тезис богохулен, скандален, оскорбляет благочестивый слух и отзывается ересью вальденсов, которые предполагают наличие тела у Бога Отца». Ересь, о которой говорит квалификатор, находится в Священном Писании, которое, приспособляясь к нашей заурядной манере говорить, дает Богу руки, глаза, ноги и голову. Какое злоупотребление тайной судопроизводства!

XVII. Второй тезис, извлеченный из показания Хуана де Басанте: «Антонио Перес, видя плохое положение своих дел, сказал однажды в горе, в печали и в гневе: „Может быть, я вскоре перестану верить в Бога. Можно сказать, что Бог спит во время хода моего процесса; если он не произведет чуда в мою пользу, я готов потерять веру“». Квалификация: «Этот тезис скандален, оскорбляет благочестивый слух и подозрителен в смысле ереси, потому что он предполагает, что Бог может спать; этот тезис имеет внутреннюю связь с предыдущим, в котором говорится о Боге, как будто он имеет тело».

XVIII. Третий тезис, взятый из второго показания Диего Бустаманте: «Однажды, когда, как это часто бывало, Перес мучился тревогой, в особенности если ему передавали, что страдают его жена и дети, он воскликнул, удрученный скорбью: „Что же это такое? Бог спит или все разговоры о нем не более как обман; значит, неправда, что существует Бог?“» Квалификация: «Первая часть этого тезиса подозрительна в смысле ереси в том, что она отрицает провидение Божие и его заботу о делах этого мира, а вторая и третья часть — еретические».

XIX. Четвертый тезис извлечен также из второго показания Бустаманте: «Антонио Перес в раздражении от несправедливого, по его мнению, обращения с ним и от участия, которое принимали в его преследовании лица, которые, как он предполагал, должны были поступать иначе, но которые тем не менее пользовались уважением, внушаемым безупречным поведением, сказал однажды: „Я отрицаю лоно, питавшее меня. Разве это означает быть католиком? Если бы это было так, я не веровал бы больше в Бога“». Квалификация: «Первая часть скандальна, вторая — богохульна и оскорбляет благочестивый слух. Если ее соединить с другими, она подозрительна в смысле ереси как внушающая мысль, что существование Бога — обман».

XX. Неправдоподобно, чтобы Перес не веровал в существование, духовность и провидение Бога. Ясно видно, что тезисы, в которых его укоряют, даже при предположении, что он их высказал, вырвались у него в тяжелую минуту от приступа скорби и отчаяния. Совет инквизиции в своих инструкциях и указах признает, что это возможно. Особенно важно отметить, что специальный закон его статута, статья пятая пятой севильской инструкции 17 июня 1500 года, определенно высказывается в этом отношении: «В отношении того, что инквизиторы приказывают иногда арестовывать за незначительные проступки, не заключающие ереси, когда дело касается только слов, которые являются скорее богохульством, чем ересью, и которые были произнесены от нетерпения или раздражения, мы приказываем, чтобы впредь никто не арестовывался по подобному мотиву». Я прибавлю к этому доводу, что налицо был недостаток в уликах, так как второй тезис был основан на одном только показании Басанте. Относительно трех других тезисов (которые шли от Бустаманте) отмечу третью статью четвертой толедской инструкции 1498 года, гласящую: «Мы приказываем также инквизиторам быть осторожными, когда возникает вопрос о чьем-либо аресте, и издавать постановление об аресте только после получения достаточных улик в преступлении ереси, вменяемом подсудимому».