Сергей Кремлев - Политическая история Первой мировой Страница 55

Он же с началом войны направил своего протеже к главнокомандующему армиями Северо-Западного фронта генералу Рузскому (фигуре тоже тёмной, загадочной).

Случайно или нет, но Рузский, вместо того чтобы вежливо отделаться от Мясоедова, направил его в «знакомые места» – в Вержболово, где бывший жандарм освещал для друга-кайзера нашу 10-ю армию. «Расколол» Мясоедова начальник штаба фронта генерал М. Д. Бонч-Бруевич, чего ему не простили ни Рузский, ни Сухомлинов, ни придворные круги, ни нынешние фальсификаторы истории.

Да, не знал Михаил Дмитриевич, что стратегия бывает всякая…

В том числе и вот такая… Российская частная промышленность саботировала военные заказы русской армии. Наш военный агент во Франции полковник Игнатьев регулярно выбивался из сил, пытаясь разместить у «Шнейдер-Крезо» очередной срочный заказ на орудийные патроны. Тормозил дело шеф русской артиллерии – великий князь Сергей Михайлович. Задержки спустя какое-то время устранялись, но странным образом: обязательно по понедельникам.

Тайну петербургских «понедельников» объяснили Игнатьеву знающие люди в… Париже: «По субботам Рагузо играет в карты во дворце Кшесинской».

Поляк Рагузо-Сущевский – это представитель Шнейдера в России. Балерина-прима полька Матильда Кшесинская – «штатная» любовница семьи Романовых, которую к тому времени монопольно «ангажировал» августейший артиллерист.

Итак, «стратегическая линия» выстраивалась следующая: Шнейдер – Рагузо – Кшесинская – «комиссионные» – в. к. Сергей – заказ – Шнейдер…

А в это время французские инженеры, работавшие до войны в России, искренне удивлялись: «Зачем вы обращаетесь к нам за содействием? Одни ваши петроградские заводы по своей мощности намного превосходят весь парижский район. Если бы вы приняли хоть какие-то меры по использованию ваших промышленных ресурсов, вы бы нас оставили далеко позади себя».

Что ж, эта инженерная братия (даром что была «из Европ») тоже проявляла непростительную наивность.

Однако такими простецами были далеко не все.

ВОТ ВОПРОС, который рано или поздно, но возникает обязательно: «А если бы выстрел Гаврилы Принципа не поставил точку не только на жизни австро-венгерского эрцгерцога Фердинанда, но и на мирной жизни Европы? Что, не было бы Первой мировой войны?».

Ну конечно, она была бы всё равно…

Да ещё какая!

Долгая, кровавая, окопная, бешено прибыльная… Точно такая, какая и была…

Вот цифры из доклада начальника Главного артиллерийского управления Маниковского военному министру. На казённом заводе 122-миллиметровая гаубичная шрапнель обходилась в 15 рублей за снаряд, а на частном – в 35! Разница в ценах на 152-милллиметровый фугасный снаряд была ещё большей: 42 и 70 рублей. «Наша частная промышленность, – писал Маниковский, – взвинтила цены на все предметы боевого снабжения… В общем, гг. промышленники и наши, и в союзных странах проявили непомерные аппетиты к наживе»…

Генерал явно не понимал, что если уж такой аппетит появляется, то он всегда непомерный.

Рекомендую читателю монографию Владимира Яковлевича Лаверычева «Военный государственно-монополистический капитализм в России (М., «Наука», 1988 г.)». Название говорит само за себя: перед войной и во время войны Большой Капитал даже в Российской империи начинал организовываться так же, как это давно произошло на Западе, с участием государственных структур.

Вдумчивое чтение одной лишь монографии Лаверычева позволяет многое прояснить, давая понимание того, была ли случайной и мировая война, и Великая Октябрьская социалистическая революция… Например, Лаверычев сообщает: «Потребление сахара было на низком уровне из-за политики сахарозаводчиков». А далее Владимир Яковлевич наглядно иллюстрирует этот общий тезис отрывком из доклада (от октября 1915 года) комиссии знаменитого генерала Батюшина. Батюшин – крупный русский контрразведчик времён Первой мировой войны, одно время плодотворно работал под началом известного нам генерала М. Д. Бонч-Бруевича – не только штабника и учёного-геодезиста, но по совместительству, так сказать, и контрразведчика.

Оба генерала не раз больно наступали на любимые – «золотые» – мозоли петроградского элитарного гадюшника. Причём Батюшин – настолько крепко, что нынешние обирающие и обдирающие Россию правнуки тех, кто обирал и обдирал её в начале века, не могут успокоиться до сих пор и, упоминая о генерале, злобно перевирают его фамилию в мельче звучащее «Батюшкин»…

Так вот, Батюшин докладывал: «Во всероссийском обществе сахарозаводчиков произошла перегруппировка, и во главе всего дела встали два еврея – Гепнер и Абрам Добрый. Гепнер и Добрый (упоминается в докладе и сахарозаводчик Лазарь Бродский. – С. К.) дирижируют в Союзе сахарозаводчиков, устанавливают количество производства, цены на сахар, место его хранения и определяют количество товара, подлежащего выпуску на рынок. При обысках (в банках. – С. К.) и у киевских сахарозаводчиков Израэля Бабушкина, Иоэля Гепнера и Абрама Доброго были обнаружены материалы, уличающие как этих лиц, так и других, причастных к сахарной промышленности, в злостной спекуляции сахаром, умышленном сокращении выпуска сахара на внутренний рынок империи, сосредоточении сахара в пунктах, где в этом не встречалось необходимости, вывозе сахара за границу во время войны в ущерб снабжения таковым населения и, наконец, в преступном противодействии снабжению сахаром армии»…

Что ж, кому война – мачеха, а кому – и сплошной сахар! Недаром, видно, Шарль-Морис Талейран-Перигор любил называть это самое словом «сладенькое»…

И речь тут – всего лишь о сахаре и сахарозаводчиках! Были же ещё и банкиры Бродские, и хлеботорговцы Дрейфусы, и угольщики Рабинович с Коганом-Бернштейном, заправлявшие в угольной секции топливного отдела Центрального военно-промышленного комитета Российской империи, не говоря уже о непосредственно военных промышленниках и интендантах.

И это только в одной России!

А ведь российский капитал в мировых масштабах был всего лишь бедным родственником капитала Америки и Европы!

Так что бедный студент Гаврила, «служивший» террористом, мог не стрелять в эрцгерцога Фердинанда, а спокойно продолжать учёбу – войну бы начали и без него…

А ЧТО произошло бы, если бы русского солдата не бросили затыкать собой на Востоке дыры французской обороны на Западе, а дали возможность подтянуть силы, и уж потом, когда Германия была бы близка к Парижу и увязла в Европе, мы бы ударили мощным «кулаком» в берлинском направлении?

Смотришь, тогда война могла бы закончиться и впрямь к первому осеннему листопаду, как это планировал Шлиффен и обещал своим войскам кайзер. Но не так, как им планировалось и обещалось…

И что тогда?

Россия на белом коне въезжает в Берлин, а Париж, кряхтя, подсчитывает синяки?

Лондон толком не повоевал, а уж о США и вообще нет разговора, они в первые годы в войне формально «не участвовали». Соответственно, континентальные Ротшильды не успели объединить кошельки ни с островной роднёй, ни с партнёрами по ту сторону Атлантики.

Сверхприбылей нет, лишний люд «в новые земли», точнее под землю, не «переселён», Соединённые Штаты в «большой свет» не выведены и не могут установить свой контроль над истощённой и опутанной военными долгами Европой.

Торговец оружием на все четыре стороны Бэзил Захаров тоже оказался бы не у дел, как и германский Крупп, и английский Виккерс, как заокеанские Морган и Дюпон…

Нет уж, быстрая победа, как и маневренная война, Золотому Интернационалу не требовались.

Генерал Фёдоров был выдающимся и образованным оружейником, но политически его образовывала сама жизнь – долгая, более чем девяностолетняя… И поэтому он, не изощрившись в понимании политической стороны дела, служил России Советской так же честно, как и России царской.

В своих воспоминаниях о том, как он скитался от Японии до Франции «в поисках оружия для русской армии», Фёдоров не даёт политического анализа эпохи. Это – не его «епархия». Зато он всегда точно описывает то, что видел, а иногда делится раздумьями. И как раз честная солдатская бесхитростность делает записки Фёдорова очень полезными для историка. Тут есть те надёжные точки-«кочки», пробираясь с которых одна на другую, можно избежать опасности утонуть в бездонной болотной лжи пристрастных и недобросовестных мемуаристов.

Мировую войну Фёдоров провёл «на колёсах»: из Японии – на Северо-Западный фронт, оттуда – в Англию и Францию, потом опять фронты и оружейные заводы… Возможность сравнивать у Владимира Григорьевича была уникальной, даже генерал Гермониус, нередко сопутствовавший Фёдорову в зарубежных миссиях, не имел «русского» фронтового опыта.