Джин Плейди - Испанская инквизиция Страница 55

Это аутодафе знаменито не только тем, что на нем пострадали первые протестантские мученики, но и потому, что присутствовавшим принцессе Хуане и дону Карлосу, принцу Астурии, было предложено поклясться в верности инквизиции. Без сомнения, это не понравилось дону Карлосу. Должно быть, он почувствовал себя оскорбленным тем, что его, наследника престола, побуждали к клятве в верности, пусть это даже была инквизиция, и его достоинство было ущемлено. Скорее всего, после аутодафе он стал испытывать симпатию к протестантам, из-за чего почувствовал неуверенность в своем будущем.

Второе аутодафе состоялось в Севилье 24 сентября 1559 г. Это тоже было великим событием, и за три дня до него в городе стал собираться народ. Обстановка была торжественной, как и в Вальядолиде, и герцогиня Бехарская пришла со знакомыми посмотреть на зрелище. Ей это было особенно интересно, поскольку ее родственник Хуан Понсе де Леон должен был сгореть на костре, и она очень хотела на это посмотреть. Дон Хуан Понсе де Леон в тот день был самой заметной жертвой. Он был пламенным протестантом и никогда не думал, что его могут повести на сожжение, полагая, что семейные связи и богатство смогут спасти его от такой участи. Должно быть, он был горько разочарован, увидев, что его влияние ему не помогло, несмотря на то, что приехала герцогиня.

Хотя в этот раз не было членов королевской семьи, собралось много народу. Это было вызвано присутствием герцогини и, конечно, тем, что предстояло сожжение лютеран.

Когда дон Хуан Понсе де Леон, аристократ, понял, что инквизиция выследила лютеранскую общину, он попытался убежать. Вначале ему это удалось, но, когда в Англии он садился на корабль, его схватили служители инквизиции. Ему надели цепи на руки и ноги, а на голову железный колпак. К колпаку была привязана петля, конец которой был засунут в рот и оттягивал книзу язык. В таких условиях он был возвращен в Севилью.

Но все же он был храбрым человеком и решил отстаивать принятую им веру. Пытки не заставили его отречься от своих взглядов, и его приговорили к казни. Когда. его повели на казнь, ему в рот вставили кляп, так искрививший его лицо, что, судя по описанию, его с трудом можно было узнать. Нет сомнения в том, что «благородная» герцогиня получила удовольствие от увиденного. В тот раз к сожжению был приговорен двадцать один человек, восемнадцать из них раскаялись, и был приговорен к сожжению портрет Франциско де Сафры. Франциско, пресвитер приходской церкви Св. Винсента в Севилье, был очень образованным человеком. Искусно скрывая свой интерес к лютеранскому учению, он все же был достаточно неосторожен и принимал в своем доме «беату» — пророчицу, претендовавшую на святость. Та узнала о его идеях и о людях, с которыми он встречался, обсуждая вопросы религии, и стала впадать в истерики.

Франциско де Сафра пытался ее утихомирить, что еще больше взбесило эту женщину, и она пошла в инквизицию и рассказала там о его приверженности лютеранству. Она также передала инквизиции список имен. На допросе Сафра настаивал на том, что эта женщина невменяема, но инквизиторы с присущим им усердием произвели в то время множество арестов и показали заключенным весьма внушительные орудия пыток в тайных комнатах. Вскоре инквизиция раскрыла крупнейшую протестантскую ересь в Испании.

Сафра был арестован. К счастью для него, было так много заключенных, что не хватало тюрем для того, чтобы их вместить без риска упустить. Позднее в одну из них был помещен Сафра, вскоре он убежал. Поэтому в Севилье в тот трагический сентябрьский день к сожжению было доставлено его изображение, а не он сам.

Некоторые храбро приняли смерть в тот день. Среди них были дон Гонсалес, великий проповедник, и его две сестры. Его пытали со страшной жестокостью, но он не отрекся от веры. Его вместе с сестрами приговорили к сожжению заживо, и, когда огонь был зажжен, эти трое храбрых людей вместо того, чтобы просить удушить их из милости в обмен на отречение от веры, — запели вместе: «Не принимай хвалу мою, Господи…»

Летопись говорит, что эти трое умерли с верой во Христа и в святое Евангелие, но имеется в виду, что они умерли в протестантской вере. Приняли они ту или иную догму — кажется не важным по сравнению с замечательным мужеством, которое они проявили, идя на костер, жертвуя своими жизнями для того, чтобы отстоять свое мнение.

Фрей Кристобаль де Ареллано и его двое братьев тоже приняли мученическую смерть на костре.

Фрей Гарсиа де Ариас, старший монах монастыря Сан Исидро в Севилье, тоже был замучен. Кристобаль де Лосада, который был практикующим врачом в Севилье, и Фернандо де Сан-Хуан, который был учителем, также были сожжены заживо.

Морсильо, монах из монастыря Сан Исидро, был лишен храбрости. В последний момент он сдался, и его удушили перед тем, как его тело поглотил огонь.

Еще одной жертвой была донья Мария де Бохоркес, которой недавно исполнился двадцать один год. Она была незаконнорожденной дочерью севильского дворянина и получила хорошее образование.

Когда ее арестовали, она созналась в своей приверженности новым идеям, но отказалась назвать имена единомышленников. Ее забрали в камеру пыток, подвергли истязаниям, и она, не выдержав, призналась, что ее сестра Хуана, зная об ее интересе к лютеранским доктринам, не возражала и не пыталась ее переубедить. Когда ее повели на сожжение и привязали к столбу, ей было приказано прочитать наизусть молитву. Она послушалась, но сделала это так, что явно чувствовалась ее приверженность лютеранству, и, испугавшись ее смелости, мучители ее задушили, чем облегчили ей смерть.

Инквизиторы не теряли времени на арест сестры Марии Хуаны, настаивая на том, что она была доброй католичкой, потому что осуждала свою сестру и выдала ее инквизиции. Хуана была в положении, и инквизиторы проявили в тот момент великодушие, не подвергнув ее пыткам. Они подождали, пока ребенок родится на свет, но через восемь дней забрали его у нее, и на следующей неделе отправили ее в камеру пыток. Эти одержимые изуверы изобрели особую пытку для женщины, недавно родившей ребенка. Они водили веревкой по ее груди, причиняя ей страшную боль, и она выдала своего мужа и друзей. Пытая, ей сломали ребра, а затем бросили ее искалеченное тело в подземелье. Через неделю она скончалась.

Самое знаменитое аутодафе состоялось 8 октября того же года. Оно известно тем, что Филипп II сам принимал в нем участие.

Летописец того времени, фламандский чиновник, писал, что на это аутодафе пришло две тысячи зрителей.

Это было также протестантское аутодафе, поскольку там был всего один мориск, один иудаист, примирившийся с церковью, и двое раскаявшихся, осужденных за менее тяжкие преступления, тогда как протестантов было двадцать шесть человек.

Филипп дал клятву, когда был на волосок от кораблекрушения. Его флотилия стала тонуть неподалеку от Ларедо, и он торжественно объявил, что если Бог спасет его и суда, то он в благодарность ему покарает еретиков в Испании. Филипп спасся и не стал терять времени, чтобы исполнить свою клятву.

Вместе с королем прибыл его сын дон Карлос, принц Астурии, и его сестра Хуана, — для двоих последних это было второе аутодафе за последнее время. Из-за присутствия Филиппа явились важные персоны — принц Пармский, архиепископ Севильский, епископы Валенсии и Саморы. Послы из Франции и Рима дали одобрение жестокой атаке на новую религию.

Епископ Гуэнский прочитал проповедь, и это было самым важным событием, поскольку в это время Филипп дал клятву верности инквизиции. Он сделал это с выражением покорности, обнажив голову и сняв перчатки, вытащив шпагу и взмахнув ею, клянясь.

Самой выдающейся жертвой в тот день был дон Карлос де Сесо, которому было сорок три года и который провел много лет на службе у императора Карла. Он считался одним из ведущих лютеран и был, конечно, храбрым человеком, поскольку за день до казни, — не нужно обладать богатым воображением, чтобы представить, в какое состояние приходит разум, ослабленный пытками, когда человек внезапно осознает, что эта пытка последняя перед казнью, — он попросил перо и бумагу и написал признание в своей вере, утверждая, что учение католической церкви не является истинным и что он хочет умереть с настоящей верой.

Инквизиторы были в замешательстве. Должно быть, они представили, что придется вести на сожжение дворянина, вызывая смятение у толпы. Поэтому людям, подобным де Сесо, решили вставлять в рот кляп, чтобы их не могли узнать по речи.

Де Сесо был доведен пытками до такого состояния, что не мог стоять, слушая приговор, и рядом с ним стояли два альгвасила, поддерживая его, чтобы он не упал. Рассказывали, что этот храбрый человек перед тем, как ему засунули в рот кляп, обнаружил, что находится неподалеку от короля. Он встретился горящим фанатичным взором с холодными голубыми глазами Филиппа и спросил его, как он мог допустить такой ужас в своем королевстве. В ответ король, загоревшись гневом против еретиков, через час, перед лицом слушателей, объявил о своем решении поддерживать инквизицию сердцем, умом и духом и сказал де Сесо: «Я отдам на сожжение моего собственного сына, если он будет повинен в ереси, как вы».