Юрий Нерсесов - Как перевирают историю Великой Отечественной. Нам «промывают мозги»! Страница 55

Не слишком надёжно выглядели и лояльные полки сменившего Мазепу гетмана Ивана Скоропадского. В них царили такие настроения, что в ходе Полтавской битвы к воинству Скоропадского пришлось приставить шесть драгунских полков, дабы казачки не перебежали к шведам. Но и при таких мерах предосторожности группа чубатых хлопцев сумела добраться до командующего Сконским драгунским полком принца Максимилиана Вюртембергского. Его высочеству было предложено присоединить к сконским драгунам 2 тысячи казачков, но принц по причине врождённой тупости отказался.

Сколько станичников воевало в отрядах Булавина, Гордиенко и Мазепы, точно неизвестно. Но в 1711 году, вторгшись вместе с крымскими татарами на Украину, запорожцы и булавинцы имели 10 тысяч сабель. Поскольку перед этим царские войска разгромили всех атаманов Булавина, изрядно потрепали Мазепу под Полтавой и уничтожили гарнизоны Батурина, Переволочны и Запорожской Сечи, изначально речь шла о силах, сопоставимых с главной армией самого Петра, который имел под Полтавой около 50 тысяч солдат.

Мазепинцы и запорожцы приняли участие в русско-турецкой войне 1711–1713 гг., разоряя вместе с крымскими татарами тылы петровской армии. В ходе боевых действий к ним присоединились казачьи гарнизоны украинских крепостей Богуслав, Брацлав, Немиров и Новогеоргиевск. Особо отличился, предавая огню и мечу земли бывших соотечественников, участник булавинского похода атаман Игнат Некрасов. Именно в его честь ушедшие на татарскую территорию казаки и были названы некрасовцами. Потомки булавинцев воевали на стороне Османской империи и Крымского ханства едва ли не во всех русско-турецких войнах XVIII–XIX веков, порой разоряя деревни не хуже самых свирепых крымцев. Не брезговали они и угоном «православных братьев» в рабство с последующей реализацией товара на невольничьих рынках.

Может быть, столь непотребное поведение характерно только для худшей части казачества? Тогда перенесёмся на берега Немана и поглядим, как вело себя местное население после переправы через эту тихую речку наполеоновской армии.

Западные губернии Российской Империи, с большой прослойкой католиков и униатов, встретили интервентов с распростёртыми объятиями. Мы уже знаем, что 1 июля 1812 года на территории Виленской, Гродненской и Минской губерний, а также Белостокского округа было провозглашено создание независимого Великого княжества Литовского. В считанные месяцы свежеиспечённая держава обзавелась армией во главе с князем Ромуальдом Гедройцем, в которой служило немало российских дезертиров. Армия состояла из пехотных и 6 кавалерийских полков, 3 егерских батальонов и конно-артиллерийской роты.

Могилёвский архиепископ Варлаам велел подчинённому духовенству присягнуть Наполеону

С учётом жандармерии, национальной гвардии, особого эскадрона из литовских татар-караимов, призывников, направленных в наполеоновские полки, под ружьё встало более 2 тысяч человек. Отдельные литовские части воевали под знамёнами императора до самого отречения Наполеона, оставив осаждённый Гамбург уже по приказу сменившего его Людовика XVIII.

В полном согласии с верховодящей в княжестве польско-белорусской католической шляхтой действовало и тамошнее православное духовенство. Повинуясь предписанию главы Могилёвской епархии Варлаама Шишацкого, местные батюшки принесли присягу на верность Наполеону, а потом исправно молились за его здравие. Вероятно, как и впоследствии молившиеся за Гитлера всечестные отцы зарубежной православной церкви, владыка Варлаам с компанией тоже пострадали от кремлёвского тоталитаризма и видели во французском императоре своего избавителя.

Нашлись сочувствующие Наполеону и в самой Москве с окрестностями. Группа мужичков во главе с Филиппом Никитиным отправила императору восторженное письмо, приветствуя его как освободителя от помещиков. Другие мужички резво присоединялись к французским мародёрам и тащили вместе с ними всё, что плохо лежит. Самые рыночно ориентированные ухитрились, добравшись до Москвы, вселиться в брошенные господские дома и, сочтя, что теперь запрет крепостным крестьянам приобретать городские дома не действует, выправить у новых властей справку на право собственности.

Ещё радостнее встретили захватчиков столичные и подмосковные купцы-старообрядцы. До нашего времени дошли имена Иллариона Смирнова, Фёдора Гучкова (прадеда известного октябриста и масона) и Петра Наседкина. Последний даже возглавил созданный оккупационной администрацией муниципальный совет, ставший на короткое время подлинным оплотом российской «демократии» в её нынешнем значении.

Под председательством Наседкина в особняке графа Румянцева на Маросейке собралось немало столь же видных купцов, а также чиновники, преподаватели московских учебных заведений и даже пара лакеев. Однако, в отличие от демократов времён перестройки, наладить сотрудничество с наводнившими Москву грабителями и мародёрами наседкинская компания не успела. Слишком уж недолго продержались в Москве её хозяева.

В Смоленске аналогичным муниципалитетом заведовал титулярный советник Владимир Ярославцев, получивший за труды на благо единой Европы 200 франков от самого Наполеона. Московские и смоленские муниципалы старательно помогали оккупантам производить реквизиции, за что часть из них после освобождения загремела в Сибирь. Мэр Ярославцев покончил самоубийством в тюрьме, а купцу Гучкову удалось отмазаться, и его посадили лишь сорок лет спустя за крупное хищение. Подозреваю, что в период демократизации Александра II нашлись свои Волкогоновы и Радзинские, воспевшие достойных депутатов как жертвы царского тоталитаризма.

С предателями попроще обращались строже. «К славе нашего народа, во всей той стороне известными изменниками были одни дворовые люди отставного майора Семёна Вишнёва и крестьяне Ефим Никифоров и Сергей Мартынов, – писал о боевых действиях в районе села Знаменское прославленный партизанский командир Денис Давыдов. – Первые, соединясь с французскими мародёрами, убили господина своего; Ефим Никифоров с ними же убил отставного поручика Данилу Иванова, а Сергей Мартынов наводил их на известных ему богатых поселян, убил управителя села Городища, разграбил церковь, вырыл из гробов прах помещицы села сего и стрелял по казакам. При появлении партии моей в ту сторону все первые разбежались и скрылись, но последнего мы захватили 14-го числа. Эта добыча была для меня важнее двухсот французов! Я немедленно рапортовал о том начальнику ополчения и приготовил примерное наказание… Взвод подвинулся и выстрелил разом». («Гусарская исповедь. Дневник партизанских действий 1812 года»).

У села Спасское история повторилась: «Один из пленных показался Бекетову, что имеет черты лица русского, а не француза. Мы остановили его и спросили, какой он нации? Он пал на колени и признался, что он бывший Фанагорийского гренадерского полка гренадер и что уже три года служит во французской службе унтер-офицером. «Как! – мы все с ужасом возразили ему. – Ты русский и проливаешь кровь своих братьев!» – «Виноват! – было ответом его. – Умилосердитесь, помилуйте!» Я послал несколько гусаров собрать всех жителей, старых и молодых, баб и детей, из окружных деревень и свести к Спасскому. Когда все собрались, я рассказал как всей партии моей, так и крестьянам о поступке сего изменника, потом спросил их: находят ли они виновным его? Все единогласно сказали, что он виноват. Тогда я спросил их: какое наказание они определяют ему? Несколько человек сказали – засечь до смерти, человек десять – повесить, некоторые – расстрелять, словом, все определили смертную казнь. Я велел подвинуться с ружьями и завязать глаза преступнику. Он успел сказать: «Господи! Прости моё согрешение!» Гусары выстрелили, и злодей пал мёртвым». (Там же).

В то же время в Иране из русских дезертиров был создан и, активно участвовал в боевых действиях, так называемый Багадеранский (Богатырский) батальон, вскоре разросшийся до полка из двух батальонов. Багадеранцы приняли участие в нескольких боях с бывшими сослуживцами и понесли большие потери в сражении при Асландузе 19–20 октября 1812 года, а 28 солдат, попавших в плен, повесили. После войны часть уцелевших дезертиров была выдана, но некоторые остались, их ряды пополнялись за счёт новых дезертиров и к 1826 году, когда началась новая война с Россией, иранская армия опять имела двухбатальонный полк численностью до полутора тысяч человек, снова принявших участие в боевых действиях.

Со времён создания «Великолитовской» армии и «Богатырского» полка прошло сто лет, началась Первая мировая война, и на территории оккупированных Германией западных губерний Российской Империи начало формироваться так называемое «Королевство Польское», во главе которого планировалось поставить кого-то из родственников германского кайзера Вильгельма или австрийского императора Франц-Иосифа. После этого местные поляки и ополяченные белорусы начали массово записываться в три польские национальные бригады австро-венгерской армии, польскую бригаду германской армии, которую курировал военный губернатор Варшавы Феликс фон Барт и также примерно равный бригаде контингент грядущей королевской армии.