Кубанское казачество и его атаманы - Евгений Дмитриевич Фелицын Страница 55

Заводовского), что межевание разрушит крупное скотоводство и коневодство (о людях речь была в стороне) и это отзовется весьма невыгодно в глубокой России, что межевание даст возможность распространиться по степи землепашеству, тогда как назначение степи совсем не земледельческое, а пастушеское, и что, наконец, это мужицкое землепашество, потеснив конские табуны, оставит казаков без лошадей (хотя, правду сказать, крупные табуноводы всегда сбывали своих лошадей не казакам, а сторонним ремонтерам и промышленникам, которые лучше платили)». Сделанное Заводовским представление в таком смысле было уважено в Тифлисе, и только когда в 1844 году Заводовский был назначен главнокомандующим Кавказской линии и в Черномории и когда Рашпилю были таким образом развязаны руки, последний не замедлил разрушить препятствия сторонников скотоводства в ущерб интересам всего казачества.

Еще с большим вниманием относился Рашпиль к народному образованию. Не довольствуясь возможностью помещать казачьих детей на войсковые стипендии при кадетских корпусах и существовавшими заведениями, он добился учреждения войсковой гимназии. «В доказательство доброго сочувствия описываемого деятеля к умственному развитию народа, – говорит генерал Попко, – следует сказать, что в то время, когда еще и помина не было о народных школах, он, бывая в станицах, убеждал станичников заводить их, причем собирал мальчиков, учившихся где попало по захолустьям, осведомлялся об их успехах и давал деньги на одежду тем из них, у которых на плечах, кроме сорочки, ничего больше не было; а таких да и вообще бедного люда в те поры много было по станицам. Он обращался к церковным причтам с просьбами об учительстве и встречал выражение готовности по большей чести от меньшей братии – дьячков, особенно же от старых дьячков, бривших бороду и носивших усы по-казацки». Что касается женского образования, то, при тогдашних исключительных обстоятельствах, требовавших отвлечения мужского элемента на кордонную линию и тем крепче приковывавших к домашнему очагу женское население, на воспитание женщины Рашпиль смотрел с этой последней точки зрения. В виду этого, генерал предположил открыть при женской обители училище для обучения грамоте и письму, рукоделиям, домоводству, без внешнего лоска, преподавания танцев, музыки и вообще так называемого изысканного воспитания.

Нельзя не отметить также, в ряду некоторых других родов деятельности Г. А. Рашпиля, его замечательно гуманных и истинно практических отношений к соседям казачества – горцам. «Кавказская война, – говорит И. Д. Попко, – была в разгаре, но это не мешало Рашпилю в особых видах достигать того, что воюющие абадзехи и шапсуги по временам складывали оружие на кордонной линии, отдавали его в заклад и сотнями ароб провозили продукты своей промышленности на екатеринодарские ярмарки для продажи и обмена. Этого нельзя было сделать просто и как-нибудь. Что же относится до мирных хамышейцев и черченейцев, то он умел так упрочить на них свое влияние и так выгодно поставить в их глазах свой авторитет, что князья и дворяне ежедневно почти приезжали к нему разбираться в своих спорных делах и безусловно подчинялись его решениям, а простой народ слушался его даже в тех случаях, когда он более бедных людей посылал на заработки в прикубанские станицы, около которых люди эти обыкновенно живились только хищничеством да разбоем. И все это было обставлено такими мерами и распоряжениями, что нарушений общественной безопасности не происходило. Как на образчик тех средств, какие создавал он себе для нравственного действования на закубанских соседей, следует указать на его труд по собранию возможно полных данных обычного закона горцев, называемого адат. Из этого сборника он составил свод, которым и пользовался во многих случаях».

Вообще Г. А. Рашпиль, говорит И. Д. Попко о своем атамане, «любил родные обычаи и предания, но не творил себе из них кумира; он смело дотронулся до всего, что было ветхо и непригодно, и первый подготовил почву для последовавших в войске преобразований и улучшений. Правда, его стало не надолго, он не прошел всего стадия, указанного ему добрым его гением, страшно сказать, под конец от него отступившим; он выбыл из строя прежде одержания победы и не увенчанный лаврами. Но надобно вспомнить, что никто не был пророком в своем муравейнике. Рашпиль был молотом окаменелости своего общества, боролся живосилом и, конечно, мера огорчений, вынесенных им из злой борьбы, переполнилась, если он, неожиданно для друзей и недругов и наперекор своей трезвой природе, стал искать утешения в мутном фиале, отравившем не одно дарование, подорвавшем не одну силу на Руси с тех пор как сказано: “Руси есть веселие пити”. А может быть, он просто утратил веру в свои силы, отчаялся дойти до правильного решения своей задачи, распутать гордиев узел современного устройства казачества. Как бы то ни было, но остальные годы его жизни, угасшей в печальной обстановке, были мертвы, ибо жизнь, как и вера, без дел мертва». Как бы там ни было, прибавим мы с своей стороны, а Григорий Антонович Рашпиль сделал так много полезного для казачества, оставил столь светлые следы своей деятельности в жизни Черноморского войска, что нравственный разлад, отравивший личную жизнь этого честного и талантливого деятеля, отзываясь горечью в сердце всякого истинно преданного добру человека, не затемнит блестящих страниц истории Черноморского казачества, созданных рукою этого глубоко несчастного под конец своей жизни деятеля!..

Яков Герасимович Кухаренко

генерал-майор, начальник войскового штаба, исправлявший должность наказного атамана Черноморского казачьего войска с 1 октября 1852 года по 30 июля 1856 года

Яков Герасимович Кухаренко был сверстником генерала Рашпиля, несколько моложе по службе и старше по летам. Родился он в 1799 году, а поступил на службу в 1814 году, т. е. 15 лет от роду.

Свою военную карьеру Кухаренко начал сотенным есаулом, т. е., по-нынешнему, урядником или унтер-офицером, в каковом чине поступил на службу. Чрез девять лет, в 1823 году, он был произведен в хорунжие, в 1827 году – в сотники, в 1833 году – в есаулы, в 1836 году – в войсковые старшины, в 1838 году – в подполковники, в 1846 году – в полковники и, наконец, в 1853 г. в генерал-майоры.

Кухаренко был кавалером следующих орденов: Св. Георгия IV класса за выслугу в офицерских чинах 25 лет, Св. Владимира III и IV степеней, последний с бантом, Св. Анны II ст. и той же степени с Императорской короной, Св. Станислава I и II ст. и той же степени с Императорской короной, знак отличия беспорочной службы за XXV лет, серебряную медаль за турецкую войну 1828–1829 годов и светло-бронзовую в память войны 1853–1856 годов установленную.

Свою служебную деятельность Яков Герасимович провел частью в командовании разными частями войск, а частью в административных должностях. Так, в 1831 году он назначен был командиром пешей артиллерийской роты,