Анатолий Уткин - Дипломатия Франклина Рузвельта Страница 56

Молотов повернулся прямо к президенту, желая знать, какова позиция США в отношении открытия второго фронта.

Вопрос не застал Рузвельта врасплох, президент думал над ним все предшествующие дни. Но он предпочел, чтобы Молотов услышал ответ от менее софистичных политически, более прямолинейных военных. Полагает ли генерал Маршалл, что президент США может пообещать советскому руководству открытие второго фронта в текущем году? Начальник штаба американской армии ответил утвердительно. Тогда без оговорок президент США попросил передать главе советского правительства, что можно ожидать открытия второго фронта "в данном году". Это было серьезное обещание, данное в самой серьезной обстановке, и никакие дополнительные комментарии генерала Маршалла и адмирала Кинга о сложности концентрации войск не могли наложить тень на безусловно данное обещание. Тонус советско-американских переговоров повысился.

Во время обеда Молотов рассказал о встрече с Гитлером и Риббентропом, "двумя самыми отвратительными людьми", с которыми ему "приходилось иметь дело". Рузвельт провозгласил тост за мастерское руководство страной, осуществляемое Сталиным, с которым президент надеялся встретиться. Во всех этих славословиях над присутствующими витало важнейшее: США обещали вступить в борьбу в Европе в текущем году. Рузвельт не предоставил разъясненений, как, где, когда, какими силами это будет осуществлено, но он дал исключающее двусмысленность согласие. По тону обсуждений и комментариев военных каждый читатель документов этих дней может прийти к заключению, что речь шла о высадке через Ла-Манш, а наиболее вероятным временем виделись август - сентябрь 1942 года. Обращаясь к предшествующему стратегическому планированию Рузвельта, следует сказать, что он, собственно, повторил в присутствии Молотова тот вывод, к которому пришел ранее, когда размышлял об акциях, необходимых в случае значительного ухудшения положения на советско-германском фронте. В текущий момент немцы рвались к Волге и Кавказу, ситуация носила все мыслимые черты экстренности.

Несмотря на то, что Молотов считал импорт таких "невоенных" товаров, как рельсы, исключительно важным для предстоящих сражений, президент сократил их поставки Советскому Союзу на две трети, мотивируя свое решение необходимостью быстрого и полного снабжения Англии как предпосылки создания второго фронта. В последний вечер визита Рузвельт сказал Молотову, что подготовка к открытию второго фронта заставит США сократить поставки по ленд-лизу с 4,1 до 2,5 миллиона тонн грузов в 1943 году. В исторической перспективе видно, что США ускользнули от несения подлинного союзнического бремени в самое критическое для СССР время. Это не могло не наложить отпечаток на общее состояние советско-американских отношений, на формирование видения будущего в Москве и в Вашингтоне.

Рузвельт также отметил, что каждый транспорт, отправляющийся в Англию, приближает открытие второго фронта. Оправдывая свою репутацию скептика, Молотов задал вопрос, оказавшийся пророческим: "Что будет, если США сократят свои поставки Советскому Союзу и при этом так и не откроют второй фронт?" Рузвельт и в этом случае сказал, что американские штабные офицеры уже обсуждают практические вопросы высадки на континенте. Не ограничившись личным приватным обещанием, данным в ходе секретных переговоров, президент включил его в публично оглашенное коммюнике: "В ходе переговоров было достигнуто полное понимание в отношении неотложных задач создания второго фронта в 1942 году". Рузвельт обозначил год вопреки сомнениям некоторых своих ведущих военных авторитетов и кунктаторской тактике Черчилля. Рузвельт твердо обещал то, что он имел в виду. Нужно ли говорить, что советский представитель покидал Вашингтон в приподнятом настроении. Он огласил коммюнике с обещанием Америки на сессии Верховного Совета СССР.

У президента, как ясно сейчас, были сомнения в отношении излишней легкости в подходе к проблемам, вплотную вставшим перед СССР. Через несколько дней он размышляет с лордом Маунтбеттеном о бессмысленности посылки в Англию миллиона американских солдат, если произойдет крушение советского фронта - десант во Франции станет невозможным. Черчилль же в эти дни предвидел возможности союзной высадки во Франции только в том случае, если победы Советской Армии деморализуют немцев.

* * *

Со вступлением США в войну встала проблема их отношений с организацией "Свободная Франция", штаб-квартира которой находилась в Лондоне, получившей определенную степень признания со стороны английского правительства. Госдепартамент вынужден был рассматривать этот вопрос 27 декабря 1941 года, когда британский посол Галифакс обратился к американскому руководству с просьбой позволить представителям этой организации присутствовать на встрече Рузвельта и Черчилля с эмигрантскими правительствами. С. Уэллес, выслушав посла, ответил: "К сожалению, в движении "свободных французов" нет выдающегося человека, который обладал бы качествами инициативного руководителя и умел бы воодушевлять".

Но главной причиной было - совершенно очевидно - желание американцев устранить возможные трудности во взаимоотношениях с правительством Виши.

Государственный департамент без особых размышлений избрал Виши, а не "Свободную Францию" представляющими интересы французского народа. Собственно, об этих интересах тогда можно было говорить лишь абстрактно, американское правительство скорее руководствовалось соображениями тактического преимущества связей с коллаборационистами Виши, позволявшими им проникать в Северную Африку. В канун нового, 1942 года, Рузвельт послал Петэну дружественное письмо, указывающее на желательность сохранения дипломатического канала Вашингтон - Виши. Шестнадцатого января 1942 года Петэн засвидетельствовал получение новогоднего послания Рузвельта. Этот обмен любезностями означал, что вступление США в войну не изменило французской политики Америки, что дела здесь обстоят "как прежде", за исключением ряда нюансов.

В письме послу Леги 20 января Рузвельт вносит "коррективы": правительство Петэна должно понять, кто "его лучший друг" и что в слово "Франция" президент вкладывает смысл "французская колониальная империя". После этих широких обещаний Рузвельт переходит к главному: "Сопротивление французов германскому или итальянскому нападению на саму Францию или на часть ее колониальной империи будет рассматриваться президентом как нормальная и естественная реакция. Такому сопротивлению Соединенные Штаты окажут не только моральную, но и материальную поддержку всеми имеющимися в их распоряжении военными и военно-морскими средствами".

Точка зрения президента Рузвельта, логичная и последовательная, имела только один, но существенный для французов изъян: те из них, которые в рядах "Свободной Франции" уже взялись за оружие, не вошли в поле видения президента, им не предоставлялась ни физическая, ни моральная поддержка.

Вывод напрашивался сам собой: Вашингтон решил играть "картой" Виши до тех пор, пока это возможно; он считал желательным сдержать французский коллаборационизм, но закрывал глаза там, где не мог его предотвратить. Прагматическая позиция американского президента сразу же вступила в противоречие с его моральными принципами (декларируемыми многократно) и сравнительно медленно, но верно - в противоречие с лучшими силами французского народа, презревшими режим сотрудничества с Гитлером.

Уже довольно скоро Рузвельту пришлось говорить о Виши как о прямом пособнике гитлеровской коалиции. В телеграмме 6 февраля 1942 года из Виши сообщалось о помощи французских транспортов (шедших под флагом Виши) войскам Роммеля в Ливии.

Десятого февраля 1942 года Рузвельт направил Петэну первое резкое по тону письмо. "Если я не получу официальных заверений в том, что французская военная помощь не будет предоставляться Германии, Италии и Японии... я буду просить адмирала Леги о возврате в Соединенные Штаты". Хотя это письмо и носило характер предупреждения, оно было все же непоследовательным и содержало массу оговорок. Президент предупреждал лишь о "военной" помощи это была главная оговорка, он грозился отозвать Леги, "чтобы рассмотреть дальнейшую политику" и т. п. Ответное объяснительное письмо вице-президента Дарлана не содержит требуемых Вашингтоном обязательств. Из неофициальных источников Леги узнает о сотрудничестве Виши не только с Германией и Италией, но и с Японией, использующей французский флот в Индокитае. Мэрфи из Алжира сообщает о переправке поставляемого американцами бензина германо-итальянским войскам. Рузвельт уже договаривается с Леги, что "вызов для консультации" должен будет послужить предлогом отбытия американского посла из Виши.

Во французской политике Рузвельта все более значительное место занимает французская Северная Африка. С точки зрения мировых событий 1941 года, Северная Африка была окраиной, но с американских позиций северо-западный выступ Африки образовывал предпольную зону. В этом ракурсе для американского руководства Алжир, Марокко и Тунис приобретали значение большее, чем могли придать данному району численность его населения и природные ресурсы. Американское военное командование по достоинству оценило возможности названных стран как стратегической базы господства в Средиземноморье и дороги на европейский континент. Кроме того, контроль над этой зоной означал перекрытие пути к оконечности Африки, где расположен Дакар, ближайшая к американскому побережью территория. Это заставляло Пентагон с особым тщанием следить за действиями немногочисленных немецких и итальянских военных миссий во французской Северной и Западной Африке, прилагать легальные и нелегальные усилия для создания здесь проамериканских опорных пунктов.