Андрей Платонов - Борьба за господство на Черном море Страница 57

Только после согласования всех этих вопросов в плане предстоящих действий мог появиться соответствующий очень конкретный пункт по взаимодействию с истребительной авиацией. Аналогичные моменты необходимо было оговорить в отношении подсветки целей осветительными авиабомбами.

Может, кому-то покажется, что все вышеизложенное надуманно, предвзято, и все вопросы взаимодействия на самом деле скорее всего были отработаны на практике. Действительно, эскадра в море не выходила, и обо всем, связанном с планированием ее действий, можно говорить только предположительно. Но торпедные катера в операции участвовали, и их фактически обеспечивали самолеты-осветители согласно той же самой директиве командующего флотом. Вот фрагмент одного из частных отчетов.

21 апреля назначенный только 10-го числа командир 1-й бригады капитан 2-го ранга Г.Д. Дьяченко послал телеграмму начальнику штаба Черноморского флота следующего содержания:

«НШ ЧФ Голубеву — при ночном поиске транспортных средств противника в районе Севастополя необходимы самолеты наведения для подсвечивания САБ'ами над конвоями. Прошу приказания ВВС ЧФ. 21 апреля 19:00 выходят район м. Херсонес три ТКА. Дьяченко».

Он же 22 апреля донес:

«НШ ЧФ Голубеву. 19:00 21 апреля в районе м. Херсонесский выходили три ТКА. Период 21:00 21:04 до 4:30 22:04 производили поиск, противник не обнаружен. 5:30 22:04 возвратились Ялта. Самолетов наведения не было. Погода: ветер зюйд-вест 3 балла, море 4 балла, накат. Дьяченко».

Обращаясь к командующему, он же донес:

«Командующему ЧФ адмиралу Октябрьскому. Разведданные поступают общего характера. Радиограммой № 1110 от 21:04 просил самолеты наведения. Необходимо наведение ТКА сумерки и ночное время, также установить время входа, выхода Севастополь, места стоянки транспортных средств, маршруты. Дьяченко».

22 апреля в 19:30 Г.Д. Дьяченко получает телеграмму командующего:

«Противник курсом Севастополь более 100 единиц. Приказываю всем катерам всю ночь на 23 апреля искать, топить противника районе Севастополя. Авиация район освещает САБ'ами. Октябрьский».

Вернувшись с моря, комбриг донес начальнику оперативного отдела ВВС ЧФ и в копии начальнику штаба флота:

«Ночь на 23.04 авиация освещала не конвои противника, а район действия ТКА, этим самым фактически наведение ТКА на конвой отсутствовало, прошу дать указание разведавиации с наступлением сумерек висеть над конвоями и с приходом в район действия ТКА периодически сбрасывать по одному САБ'у через 20–30 минут. ТКА осуществляют поиск ночью, уходят из района м. Херсонесский 5:00. Дьяченко».

В 20:00 23 апреля приходит телеграмма от начальника оперативного отдела штаба ЧФ:

«Какое время выходят ТКА. Когда светить самолетами. Жуковский».

В 20:30 комбриг дает ответ:

«Жуковскому копия Букрееву[93]. ТКА систематически выходят из Ялты 19:00, расчетом быть районе поиска м. Херсонесский наступлением сумерек. ТКА оставляют район поиска 5:00 ежедневно. 23:04 выход задержан причине, ветра норд-вест 6 баллов. Дьяченко».

В ответ на эту телеграмму последовало распоряжение штаба флота:

«Штаб ВВС ЧФ копия 1 бтка. Организуйте взаимодействие самолетов осветителей с ТКА, необходимо самолету-осветителю принимать конвои противника от дневного разведчика и вцепившись в противника продолжать наблюдение пользуясь САБ'ами и тем самым наводить катера. Жуковский».

Тут и комментировать ничего не хочется. К этому надо добавить, что данные воздушной разведки до штаба 2-й бригады доходили обычно с большим опозданием. Катера выходили в 20 часов, а разведданные поступали только в 21–23 часа. В 1-й бригаде сложилась аналогичная картина. Очевидно, что никто вопросами взаимодействия катерников и летчиков до начала операции не занимался. Какие у нас основания считать, что, выйди эскадра в море, организация взаимодействия с авиацией и обеспечение разведданными были бы лучше?

Вообще, рассматривая План действий кораблей эскадры на коммуникациях противника Севастополь — Констанца, может создаться впечатление, что это формальная отписка. В данной ситуации можно допустить, что те, кто разрабатывал боевые документы, сам не верил, что эскадра покинет базу. Но, к сожалению, ранее рассмотренные планы реальных набеговых операций имели такое же качество.

Здесь надо упомянуть еще один документ, исполненный 3 апреля. Это План подготовки к операции, причем своеобразный даже по форме. Скорее это похоже на доклад о том, что делается и что планируется сделать. Причем все пункты носят очень неконкретный характер, отсутствуют какие-либо сроки исполнения. Например, говорится, что «проводятся практические стрельбы по морским и воздушным целям в порту и на внешнем рейде (перед бонами) Батуми, а также на переходе морем». Какие корабли проводят стрельбы, сколько и в какой мере этого достаточно?

На самом деле в начале 1944 г. крейсерам спланировали несколько подготовительных стрельб по берегу, а эсминцам стволиковых — по морской цели. Все это действительно можно было выполнять «на внешнем рейде перед бонами». А вот что касается выполнения калибровых стрельб по свободно маневрирующей морской цели, то здесь нужен простор. В описанных условиях можно отработать лишь расчеты артиллерийских орудий да расчеты центрального артиллерийского поста и управляющего огнем в простых условиях — но никак не главный командный пункт корабля. Для полной отработки расчетов требуется реальное маневрирование. Что касается конкретных кораблей, то «Ворошилов» только 7 апреля впервые покинул Поти и перешел в Батуми для размагничивания.

Далее в Плане подготовки к операции расплывчато указывалось на проведение с офицерским составом групповых упражнений, а также то, что «штаб устанавливает контакты с взаимодействующими штабами бригады подводных лодок и ВВС ЧФ для организации взаимодействия». Что за контакты, по каким конкретно вопросам?.. Напоминаю, речь идет о плане подготовки эскадры к проведению одной из самых масштабных ее операций, и он составлен буквально за неделю до ее начала. Подобный план должен быть очень конкретным документом — что-то вроде контрольного листа с именами ответственных и датами исполнения. Да какие там даты! При таком уровне боевой подготовки кораблей на счету был каждый час. Если, конечно, план создавался для работы, а не для галочки. Тем более что кто-кто, а штаб эскадры за последние полгода не мог пожаловаться, что измотан постоянной организацией боевых действий, а потому на разработку качественных боевых документов у него просто физически не оказалось времени.

Выполнение директивы Ставки еще от 4 ноября 1943 г., изданной в ожидании скорой эвакуации германских войск из Крыма, «перенапрягло» силы бригады подводных лодок. Мало того что погибли Л-23 и Щ-216 — интенсивное использование подлодок привело к тому, что многие из них требовали ремонта. В итоге к 1 апреля реально боеспособными оказались 12 лодок из 26 имеющихся. Причем в их число входили такие патриархи отечественных подводных сил, как А-5, Щ-201 и Щ-202 V серии, М-54 и М-55 VI серии. Правда, уже в ходе операции из ремонта вышла С-33. Кроме указанных, в блокаде Крыма приняли участие С-31, Л-4, Л-6, Щ-215, М-35, М-62 и М-111. Техническое состояние кораблей оставалось крайне тяжелым, что хорошо видно по количеству подлодок на позициях в ходе операции.

Что касается уровня боеготовности подлодок, то вспомним, что за первый квартал 1944 г. бригада получила двойку, из чего надо и исходить в оценке ее действий. К тому же командир А-5 капитан-лейтенант В.И. Матвеев в феврале 1944 г. совершил первый свой боевой выход в качестве командира корабля, a 11 апреля — второй. Лишь за два дня до выхода в море, 18 апреля, назначили нового командира Щ-202 капитан-лейтенанта М.В. Леонова, до этого он год командовал Л-5, стоящей в ремонте. В марте 1944 г. личный состав М-111 убыл в Великобританию для приема от англичан подлодки В-4, а на М-111 пришел экипаж с тихоокеанской М-116 во главе с ее командиром капитан-лейтенантом М.И. Хомяковым. То есть выход 11 апреля для него стал вообще первым боевым и первым на Черноморском театре.

Ненамного лучше обстояли дела у катерников. Они смогли поднять процент боеспособных торпедных катеров с 25 % в январе 1944 г. до 30–40 % к 1 апреля. Однако этот показатель оставался очень низким, а в численном выражении составлял 16 единиц в 1-й бригаде и 15 во второй. 6–7 марта катера 2-й бригады совершили перебазирование из Геленджика в Скадовск, на расстояние 475 миль. Переход занял 20 часов и обернулся гибелью ТКА № 24. Этот катер под командованием лейтенанта Игошена из-за неисправности двигателя отстал от отряда и, следуя самостоятельно, наткнулся на катера противника, от которых уклониться не смог. В результате боя торпедный катер стал тонуть, немцы хотели взять в плен его экипаж. Однако командир катера и боцман предпочли застрелиться. Немцы подняли к себе на борт четырех моряков, из которых двое оказались тяжело раненными. Один из них, старшина 2-й статьи, умер в госпитале — но перед смертью смог рассказать о судьбе катера русским врачу и медсестре. Об остальных трех членах экипажа ничего не известно.