Олег Мороз - Хроника либеральной революции Страница 58

То же и с Шахраем. Ведь сколько мытарств он испытал в Верховном Совете из-за своего непреодолимого, невытравимого интеллигентства. И что же потом? О нем Борис Федоров высказался еще более определенно:

— Лично я искренне огорчен странным поведением господина Шахрая, которого в былые годы я считал одним из наиболее здравомыслящих. Эти его альянсы с людьми, с которыми нельзя заключать альянсы. Эти его прогибы перед политикой, против которой он выступал, внезапные заявления о том, что он, оказывается, был против того, как проводится реформа, в то время как в действительности он никогда об этом не говорил… У меня такое впечатление, что он потерял какие-то ориентиры и, по-моему, с трудом сейчас осознает происходящее.

В общем, подводя итог этому разговору, скажу: пребывание у власти, почти на самом верхнем этаже, столь большого числа молодых, образованных, энергичных интеллигентов — при Гайдаре составивших костяк правительства, — конечно, событие для нашей страны. Такого никогда не было. Вряд ли такое событие повторится в скором времени вновь. По крайней мере, как говорится, при жизни нынешнего поколения. Правящая номенклатурная «элита» очень редко позволяет себе такого рода недосмотры.

Что представляет собой сменивший Гайдара Черномырдин? Как человеческий тип, как тип политика, государственного деятеля. По своей внешности, манере держаться, говорить — это стопроцентный советский хозяйственный руководитель, этот самый «красный директор». Как говорится, «не Копенгаген», звезд с неба не хватает, но на земле стоит крепко, обеими ногами.

Абсолютно органично Черномырдин смотрелся бы в Политбюро. Подошел бы, без сомнения, даже на роль генсека. А что, представьте себе: вот Виктор Степанович неспешно поднимается на необъятную трехспальную трибуну Кремлевского дворца съездов и несколько часов подряд вдумчиво вещает об исторических победах советского народа под мудрым руководством КПСС. Вполне вообразимая картина, не правда ли? В принципе, Черномырдин относится к тому же, условно говоря, антропологическому типу, что и Брежнев.

Опять-таки, вещать с трибуны, как и члены Политбюро, Черномырдин может только по-писаному. Стоит ему оторваться от печатного текста и начать говорить «своими словами», — он тут же впадает в фантастическое косноязычие. (Впрочем, при таком косноязычии из его уст по какому-то волшебству природы иногда вылетают совершенно гениальные афоризмы, типа «Хотели как лучше, а получилось как всегда» или «У нас какую партию ни создавай, — все равно получается КПСС».)

Это обстоятельство, — то, что Виктор Степанович даже по внешности, по манерам, по речи человек, в доску свой для номенклатуры, — несомненно, оказалось не последним по важности для Ельцина, когда на VII съезде, в обстановке острого столкновения с оппозиционно настроенными депутатами, он вынужден был делать мучительный выбор между ним и Гайдаром (был еще, правда, Скоков, но это уже отдельный сюжет). Предпочтение, отданное Черномырдину, конечно, заметно охладило петушино-бойцовский пыл нардепов. Хотя этот эффект оказался недостаточным и недолгим.

Впрочем, надо сказать, и самому Ельцину Черномырдин был, конечно, несравненно ближе, чем Гайдар. Генетически ближе. Скорее всего, еще и поэтому после долгих мучений Борис Николаевич тем не менее на удивление легко «сдал» Егора Тимуровича (как уже говорилось, он вполне мог его оставить в качестве и.о. премьера еще на три месяца). Об этом предпочтении Ельцин сам пишет в «Записках президента»:

«Новый премьер (то есть Черномырдин. — О.М.) принес в атмосферу рыночных реформ… неожиданный акцент. Акцент на надежность, прочность, стабильность.

Я уже говорил, что втягивание гайдаровского правительства в жутчайшую идеологическую склоку, в изматывающие дискуссии — нанесло всем нам непоправимый урон. В политическом смысле гайдаровское правительство по изложенным выше причинам оказалось достаточно незащищенным.

Положение совершенно изменилось с приходом Черномырдина. Он понимает, что премьер-министр обязан быть политиком. Обязан, если хотите, прикрывать свою экономическую команду».

Здесь Ельцин совершенно напрасно перелагает на Гайдара ответственность за втягивание в склоки и дискуссии: сам он всегда несравненно активнее, чем Гайдар, в них участвовал. И как их было избежать, если в руках противников реформ оказалось могучее оружие — Конституция, да и все законодательство? Запамятовал это, что ли, Борис Николаевич? Что касается политической незащищенности правительства реформаторов, сам же президент и взялся обеспечивать его защищенность, оставив за собой должность главы кабинета в октябре 1991-го и оставаясь формально в этой должности до лета 1992-го. У Гайдара — вице-премьера, потом первого вице-премьера, потом и.о. премьера — были совсем другие функции, связанные в основном с экономикой, экономической реформой, а не с политикой. Вообще, как можно сравнивать политические возможности «полноценного» (то есть утвержденного) премьера и того, у кого перед титулом стоит приставка «и.о.»?

«Нас с Виктором Степановичем объединяют общие взгляды на многие вещи, — продолжает Ельцин. — Он не приемлет беспринципного политиканства. И вместе с тем не витает в облаках. Это сочетание разумного опыта и выработанных годами принципов присуще людям нашего поколения. По крайней мере в разных, самых критических, самых тяжелых ситуациях понимание у нас с Черномырдиным было полное».

«Не витает в облаках» — это, надо полагать, опять камень в огород Гайдара.

Черномырдин в самом деле — абсолютная противоположность Гайдару. И если бы даже кардинально не различались их взгляды на экономику, на реформы, само столь разительное человеческое различие не могло не вызывать между ними взаимного отталкивания, постоянного напряжения. Этим-то долго подавлявшимся напряжением, я думаю, и объясняется известный неожиданный выпад Черномырдина-премьера против некоего неназванного «выскочки-завлаба», который из завлабов сразу-де готов скакнуть и в кресло вице-премьера, и самого премьера, и даже президента.

Все также помнят, конечно, какими яростными аплодисментами встретила депутатская аудитория эту «импровизацию» Черномырдина. То было откровенное излияние чувств, излияние ненависти членов корпорации к этому самому «выскочке», который посягнул на высокую власть, не будучи членом их товарищества, их номенклатурного братства.

Что касается какого-то «неожиданного акцента», который Черномырдин будто бы внес «в атмосферу рыночных реформ»… Азы рыночной экономики Виктор Степанович, похоже, начал изучать, лишь заняв премьерское кресло.

Снова Борис Федоров:

— Вначале господин Черномырдин был в состоянии полного недоумения, что такое экономическая политика при рыночной экономике… И первые полгода он, естественно, не понимал, что нужно делать… По существу, Черномырдин все эти реформы никогда не считал своими. Но как трезвый человек, опытный политик он знал, что если есть поддержка президента… есть определенная группа людей в правительстве, которые никогда не отмолчатся, а встанут и скажут… Тут уж трудно отойти от реформ. Постепенно к нему пришло второе дыхание, он уже знал многие ходы и выходы, он стал все больше и больше влезать в финансы, пытаясь понять, что там происходит…

Впрочем, обо всем этом — по порядку.

После VII съезда Ельцин выступил с бодрыми заверениями, что на нем «удалось отстоять курс на реформы, на демократические преобразования» и что при новом главе правительства «никакого отката с точки зрения реформ не будет».

Что касается Гайдара, как только Съезд проголосовал за Черномырдина, бывший глава правительства заявил журналистам, что он не хочет мешать своему преемнику проводить ту политику, какую считает нужной, а потому уйдет в отставку. При этом он считает, что Черномырдин «будет пытаться проводить политику реформ», хотя новый премьер придерживается несколько иных приоритетов, нежели он, Гайдар. Решение о том, продолжать ли работать в новом правительстве, он оставляет на усмотрение своих друзей и коллег. Более того, он просит их не уходить, «если они смогут быть полезными» для правительства.

Реакция соратников Гайдара, в общем-то, была соответствующая. Чубайс, например, прямо заявил, что «члены команды Гайдара должны работать в правительстве Черномырдина до тех пор, пока сохранится возможность проводить начатый курс». Конкретно для него это означало — пока существует возможность реализовывать принятую программу приватизации.

Ельцин пообещал в максимальной степени сохранить гайдаровское ядро в правительстве и выполнил свое обещание. К исходу 22 декабря стало ясно, что на своих местах остаются Анатолий Чубайс, Александр Шохин, Андрей Нечаев, Владимир Машиц…